Крематорий

– Есть мнение, что Радьков или его окружение как раз и готовят подобный форс-мажор. Катастрофу. Естественно, как им кажется, управляемую. Однако нет никаких гарантий, что она не выйдет из-под контроля. Возможны сотни жертв, тысячи бездомных. Только под такие результаты можно выжать из Кремля миллиардную помощь региону.

– Если говорить корректно, то это классифицируется как массовые убийства, – хмыкнул Ларин. – Однако... Неужели они на такое пойдут ради обогащения?

– Гильотину, как тебе наверняка известно, придумали не татуированные уголовники, а рафинированные гуманисты. Самые чудовищные преступления в истории человечества совершили люди, которые не пили водки, не курили, не изменяли женам и кормили белочек с ладони. – Павел Игнатьевич поставил на колени кейс, щелкнул наборными замочками, достал папку. – Вот более или менее полное досье на губернатора Радькова и его окружение. Изучи на досуге, занимательно. Настоящие тайны мадридского двора. Кто с кем спит, кто на ком зарабатывает, тайные и явные симпатии-антипатии... Там, кстати, еще один конфликт в полном разгаре. Новая федеральная трасса должна пройти через заповедник, сносится жилье в пригороде. «Зеленые» волну погнали, протесты организовали. Скандал принял государственный масштаб. В Кремле вроде решили временно притормозить стройку и разработать альтернативный вариант. Короче говоря, там «два, а то и три в одном».

– Посмотрю. – Ларин спрятал папку. – И когда мне в этот город отправляться? А главное, в каком качестве? Вы там что-то про фотодело говорили...

– Сейчас вся эта братия в Испании, празднует день рождения Радькова. И, думаю, прикидывает конкретные планы. Так что время у тебя есть. А вот легендировать мы тебя решили очень неожиданно. В губернию ты отправишься в качестве известного столичного фотохудожника... Адонис Даргель – слышал о таком?

Ларин прищурился.

– Вроде был на его выставке в Доме художника на Крымском валу. Вполне преуспевающий казенный портретист, из тех, у кого лучше всего получаются ордена на пиджаках командиров... Эдакий Никас Сафронов от фотографии. Постойте, постойте – что значит в качестве Даргеля? А сам он где?

– В экваториальной Африке, по заказу одного тамошнего диктатора снимает портреты всех его жен... И будет не скоро.

– А если появится?

– В ближайшие полгода – не появится.

– Так мне что, под этого Даргеля гримироваться? – искренне удивился Андрей.

– Гримироваться не надо. Адонис Даргель сам почти ничего не снимает, за него целая группа талантливых ассистентов работает. Легендируем тебя как его брата, тоже фотохудожника. Вот и отправишься с вполне легитимными документами из его творческой мастерской к Радькову – якобы в Кремле посоветовали сделать его фотографии как прогрессивного российского управленца. Сам Адонис порекомендовал для этой работы своего брата – Адриана, это чтобы тебе к новому имени не пришлось привыкать. Адриан – Андрей. Для провинции лучше и не придумаешь.

– Я туда один отправлюсь?

– Нет, не один. На этот раз у тебя будет помощник. Неофит – недавно вошел в нашу организацию. Инициативен, исполнителен, пока ничего важного ему не поручал, естественно, лично с ним не встречался, конспирация. По отзывам тех, кто имел с ним дело, вполне годится. Работа с тобой – по большому счету, его проверка на профпригодность.

– Можно было обойтись без курсов повышения квалификации. Я преподаватель жесткий и временами несправедливый.

– У меня свободных людей нет. Дело твое, как мне пока кажется, не первостепенной важности. Вот и подготовишь парня. Потренируешь «на кошечках». Зовут его Валентин.

– Такой же Валентин, как и я – Адриан?

– Тебе-то какая разница? Вот адрес московской квартиры, которую я ему предоставил. – Дугин вручил ключ и показал карточку с написанным от руки адресом, почти тут же опустил ее в карман; знал, что Ларин уже «сфотографировал» ее взглядом и запомнил.

– У меня есть выбор?

– Времени на то, чтобы присмотреться к нему и решить, у тебя сутки.

– Присмотреться и проверить на профпригодность, – криво усмехнулся Ларин, вспоминая, как совсем недавно проверял его на лояльность сам Дугин, и это после нескольких лет преданной службы на благо организации. – Все методы допустимы?

– В разумных пределах, – не сразу сообразив, о чем идет речь, ответил Дугин.

– Могу и по морде ему заехать? И допрос с пристрастием учинить? – хитро прищурился Андрей.

Дугин поморщился, поняв, что Ларин подловил его:

– Хочешь устроить ему испытание по армейскому принципу: «дед» воспитывает «салагу»? Твое право. Ты же знаешь мой принцип. Полная свобода действий, но только в рамках поставленной задачи. А теперь внимательно слушай и запоминай...

Глава 3

Ларин звонить не стал, заявился как хозяин. Открыл дверь своим ключом и поставил на пол в прихожей сумку. Обычная московская квартира постройки восьмидесятых годов прошлого века, немного облагороженная ремонтом с использованием современных строительных материалов. О Валентине, к которому предстояло присмотреться, она не могла сказать ровным счетом ничего – ведь и он, как сам Андрей, был здесь лишь временным жильцом.

От этой встречи для новичка зависело многое. Первое впечатление, как считал Ларин, самое непредвзятое и правильное. Это потом человек может обаять тебя хитро построенными фразами, войти в доверие.

Из меньшей комнаты вышел и внимательно глянул на Ларина мужчина лет тридцати. Короткая стрижка, тренированное тело. По виду – младший офицер МВД, скорее всего из «следаков».

Андрей намеренно не произнес ни слова, просто стоял и смотрел. По его взгляду трудно было сориентироваться, что у него на уме. В глазах можно было прочитать что угодно, даже то, что человек просто случайно оказался в этой квартире и недоумевает, кого он видит перед собой.

«Занял меньшую комнату, значит, отдает себе отчет, кто здесь старший», – решил Андрей.

Первое впечатление оказалось не со знаком «плюс», но и не со знаком «минус». «Нулевое», можно сказать. Новичок не подал виду, что ждал другой встречи со своим наставником, будто так и надо, протянул руку и произнес:

– Валентин, – справедливо полагая, что Андрей сейчас назовет себя.

Ларин руки не подал, имени не назвал, ткнул пальцем в пачку сигарет, лежавшую на тумбе для обуви, и произнес:

– С этой секунды в квартире не курят. Даже на кухне.

– Понятно.

– Вот и отлично. Времени у нас мало. Пошли. – Ларин подхватил сумку и двинулся в комнату.

Письменный стол, телевизор, раскладной диван, торшер... Обстановка полностью обезличенная. Андрей принялся выкладывать на стол содержимое сумки, затем уселся на диван, закинул ногу за ногу. Новичок устроился в кресле, выжидающе смотрел на Ларина.

– Выглядишь ты неплохо, – признался Андрей. – Тренируешься, спиртным, как понимаю, чрезмерно не увлекаешься, хотя и трезвенником тебя назвать сложно. Ну, а курение – твое личное дело. Если из-за него при беге не появляется одышка, то простительно. А побегать нам с тобой придется.

– Стараюсь. – Валентин явно хотел понравиться своему наставнику, а потому и отвечал сжато.

– Главное, чтобы пагубные привычки делу не мешали. Ну, а теперь скажи-ка ты мне, почему оказался здесь?

– В каком смысле?

Андрей приложил руку к сердцу:

– Почему ты решил, что на службе от тебя будет меньше пользы, чем в тайной организации? Только честно, насколько это возможно.

Валентин секунды три молчал, затем начал осторожно, словно боялся ошибиться с ответом.

– Противно стало смотреть на то, что в стране творится, – произнес он.

Ларин кивнул, ответ был предсказуем, ведь и в вопросе он намеренно заложил подсказку, упомянув о «пользе». Неофит продолжил:

– С коррупцией только так и можно бороться...

Ларин слушал уже вполуха. Звучали правильные слова о продажных чиновниках и о крышующих фирмы офицерах-силовиках, о том, что они позорят страну и власть в глазах собственных граждан да и всего мира. Слова звучали, однако Ларин вывод уже сделал и поставил экзаменуемому первый «минус». По его мнению, их не следовало говорить. Настоящий профессионал и искренний человек избегает громких слов, не говорит о пользе своего занятия. Так, хороший хирург обычно – страшный циник. От него не дождешься высоких рассуждений о своей профессии. Он может рассказать историю о том, как у пациента, оперируя его в канун Нового года, коллеги забыли в брюшной полости зажим, зашили живот, и что из этого вышло. Но никогда не станет своими словами скучно пересказывать клятву Гиппократа. Разве что на трибуне в день профессионального праздника.