Страница 4 из 9
– Место некупленное, – проворчал один из мальчишек, отодвигаясь на всякий случай на другой конец лавки.
На Антона компания смотрела настороженно, но с интересом, видели, как он их дружку деньги давал.
– Курить есть? – с некоторой наигранной развязностью заговорил самый мелкий из пацанов.
– Не курю, и вам не советую.
– Ты полицай, штоль?
Антон обвел взглядом малолеток. Смотрели на него иронично, немного настороженно, но без страха. Как на чудака. Он вдруг вспомнил свое детство. Сначала благополучное домашнее, потом интернатовское, когда похоронил маму. Там он с такими встречался. Такими же независимыми, не признающими никаких авторитетов, живущими только сегодняшним днем. Ощутив какое-то внутреннее родство с этой ребятней, Антон просто сказал:
– У меня мама здесь похоронена. А вы, видать, полицию не любите. А почему «полицай»? Это ведь во время войны так называли…
– Да знаем! – перебил его другой мальчишка. – И эти не лучше. Нищих обирать – это как, нормально? Они специально их сюда поставили, а потом дань с них берут, за то что «крышуют».
– Мою маму милиционер убил, – неожиданно для себя самого произнес Антон. – Тогда так полиция у нас называлась.
– Они могут, – загалдели ребятишки. – У Нинки вон матуху в камере застудили, а теперь ее в интернате держат… А у меня батяня ни за что сидит!
За несколько секунд Антон наслушался такого, что хватило бы на несколько сюжетов для романов или фильмов. Ребятишки выпаливали свои истории с негодованием, без всякой бравады. Единственное, что сквозило в их интонациях, – это оправдание своему образу жизни, какой-то нигилизм вперемешку с подростковым максимализмом. Все плохо, все плохие – ну и ладно, мы против всех и на всех плюем.
А потом прибежал Аркашка, так звали того мальца, которого он посылал в магазин. К большому удивлению Антона, Аркашка даже вернул ему сдачу. Смешно было то, что он всем купил пепси-колы, а доброму незнакомцу персональную коробку натурального сока. Курицу компания прикончила минут за десять, а потом солидно закурили и откинулись на спинку лавки. Антон не стал возражать и ругать детвору за курево. Здесь они могли делать, что хотели.
Он не заметил, как пролетело три часа за разговорами, за совсем не детскими историями жизни, только хмурился и в основном молчал. Ему было очень неприятно, даже стыдно, потому что практически в каждой истории присутствовал момент, когда недобросовестный сотрудник полиции сделал что-то гадкое, преступное, непростительное, что повлияло на человеческие судьбы, на судьбы вот этих ребятишек. С одной стороны, Антон понимал, что просто сейчас попал именно в ту среду, где такое и случается. Попади он на вечеринку студентов, скажем, госуниверситета, то там бы подобных историй не услышал.
А потом почему-то подумал, что и там могло бы быть нечто похожее. Инспектор ДПС, вытягивающий деньги из нарушителя правил дорожного движения, следователь, подтасовывающий факты так, что невиновный человек начинает чувствовать себя преступником и вынужден платить, чтобы следователь «принял меры». Мало ли, какие там тоже можно выслушать истории! Главное, что в ребятишках он сейчас уловил озлобленность и ненависть.
Антон так и не сказал им, что он сам лейтенант полиции. Можно было признаться, убедить, что он не такой, намекнуть, что он-то как раз и борется с плохими полицейскими. Только поверили бы ему эти ребятишки, добавило бы это уважения ему в их глазах?
Глава 2
В психиатрическую лечебницу Антон приехал специально вечером. Нужный ему пожилой врач как раз дежурил, и можно было поговорить с ним спокойно и без свидетелей. Правда, действовал Антон по легенде, как приятель одного из пациентов. Быков попросил его наведаться и проконсультироваться с врачом негласно, так сказать, получить неофициальную консультацию. Дело касалось травмы головы, в результате которой человек лишился рассудка. А у Быкова были подозрения, что пострадавшего, избив, довели до такого состояния в одном из отделений полиции.
Из больницы Антон возвращался уже поздно ночью, шел по пустынным улицам и размышлял. Травма головы могла привести к такому эффекту, шансов на исцеление – пятьдесят на пятьдесят. Что он вспомнит, где и кто его избил – столько же. То есть ничего особенно утешительного. Надеяться можно, а гарантировать медицина ничего не может. Применить какие-то экстренные методы для восстановления памяти врач не рекомендовал, пока существует очаг в головном мозге.
Антон решил срезать угол, пройдя через железнодорожные пути мимо товарной станции, торопиться было некуда, потому что Быков ждет от него доклада только завтра утром.
Вдруг впереди он заметил девичью фигурку в короткой легкой юбке. Первая мысль, которая тут же пришла в голову, что расхаживать одной в темное время суток в таких безлюдных местах девушкам не стоит. И уж тем более в такой юбке, которая больше соблазняет и возбуждает, чем скрывает. Отогнав от себя эти неуместные мысли, Антон снова стал думать о своих делах, но девушка, мелькнувшая впереди, никак не выходила у него из головы. Может, предчувствие опасности, интуиция?
Он прибавил шагу, двигаясь практически бесшумно, чему научила в свое время служба в спецподразделении. Жилые дома неожиданно закончились, и началась промзона. Точнее, потянулись какие-то пакгаузы и склады, имеющие отношение к товарной железнодорожной станции. Вместе с жилыми домами закончилось и нормальное уличное освещение. Остро запахло дизельным топливом и моторным маслом – все признаки приближающейся железной дороги.
Девушку Антон увидел снова возле перехода через пути, выложенного старыми деревянными шпалами. И девушка на этот раз была не одна, правда, на неожиданную встречу с приятелями или просто со знакомыми это тоже не очень походило. Во-первых, девушку держали сразу за две руки, а, во-вторых, она отчаянно сопротивлялась, пытаясь вырваться. Было еще несколько признаков, которые позволяли оценить ситуацию как криминальную. «Догулялась», – с раздражением подумал Антон. Но здравый смысл тут же подсказал, что существуют тысячи причин, которые могли заставить одинокую девушку идти поздним вечером темными безлюдными районами. Значит, надо выручать ее! Возможно, придется и подраться. Точнее, немного побить этих типов, а, по мнению Антона, кулак до сих пор оставался лучшим способом убеждения, несмотря на то что на дворе двадцать первый век. Надавать этим уродам, которые понимают только язык силы и уважают только силу. И не заморачиваться.
Но заморачиваться, может быть, придется, если у преступников не хватит сообразительности и нормальной осторожности, чтобы убежать. Вдруг какой-то идиот из них достанет нож или, того хуже, пистолет, тогда кое для кого эта встреча закончится плачевно. Антон будет вынужден объясняться со своими коллегами во время расследования и выслушивать замечания Быкова, недовольного тем, что Антон публично «засветился» своей службой в полиции, ведь в протоколе допроса надо указать место работы.
Антон сбавил шаг, чтобы привести дыхание в соответствие с предстоящим развитием событий. Теперь он ясно видел, что девушку действительно держат, что она вырывается, что один из подонков роется в ее сумочке. Непонятно только, почему жертва не кричит, не зовет на помощь. Всякое бывает: может, перепугалась до такой степени, что горло перехватило, может, ей пригрозили. Всякое бывает – даже вот такие тихие ограбления. Странно, но не настолько, что бы останавливаться и ломать себе голову.
Антон усмехнулся, потому что получилось так, что и он избрал тихий способ защиты девушки. Без всяких там воплей на расстоянии с требованием оставить ее в покое и убираться. Он подходил медленно и осторожно, рассчитывая на близкой дистанции обескуражить злоумышленников своим неожиданным появлением.
Первым появившегося из темноты Антона увидел тот, что рылся в сумочке, и молча уставился на незнакомца. А через несколько секунд на него пялились три пары мужских глаз и одна пара женских.