Страница 14 из 36
Два молодых человека в хорошо сшитых дорогих костюмах переглянулись и, не сговариваясь, поднялись:
— Приносим извинения за неуместное вторжение на чужую территорию. Думаю, что это недоразумение легко исправить с помощью простых расчетов. Мы снимаем свои претензии на покупку доли акций.
Сиротенко кивнул:
— Присылайте экономистов, произведем расчеты и все вложенные вами деньги мы вернем. Мой привет и наилучшие пожелания Ивану Николаевичу.
Ребята, дружно печатая шаг, покинули нас.
Я забеспокоилась. Участвовать в бандитских разборках ранее мне не приходилось, и удовольствия от этого я не получала.
Митя и Герман тоже поднялись.
— Думаем, что нам тоже задерживаться здесь не стоит.
Где-то за заднем плане мелькнули растерянные лица официантов. Наверное, они ожидали чего-то более впечатляющего от встречи таких людей.
Сиротенко наклонился ко мне:
— Заскучала? Вот отпустим ребят, я с другом попрощаюсь, и поедем домой.
Это было последней каплей. Сжав челюсти, Митя и Герман, захватив приближенных, молча вышли из зала.
Крупнолицый неожиданно расхохотался:
— Любишь ты, Ленька, театральные эффекты! Как ты его, а?! — Он похлопал приятеля по плечу. — Сам-то справишься, или подогнать тебе моих бойцов?
Сиротенко качнул головой:
— Конечно, справлюсь. — Он поднялся: — Спасибо тебе, Миша, за поддержку.
— Ладно тебе, я знаю, что этот город и этот комбинат для тебя много значат. Так что дерзай!
Домой ехали в молчании.
Я обдумывала сегодняшние события, и мне все меньше они нравились.
Сиротенко поднялся на веранду, уселся в свое любимое кресло. Я присела напротив, и он поднял на меня глаза:
— Завтра привезу нотариуса, ты ведь не откажешься подписать доверенность на мое имя с правом представлять твои интересы?
Я пожала плечами.
— Если честно, никаких своих интересов я тут не вижу. Как вы думаете, когда нам с Мишкой уже можно будет уехать?
— Ты хочешь уехать домой, в свою квартиру?— уточнил он.
— Ну, да.
Он вздохнул:
— С этим придется пока подождать. Вам лучше пожить здесь.
— Почему?
Он терпеливо объяснил:
— Я не смогу обеспечить в городе твою охрану.
— Вы же, вроде, договорились?
— Вроде. — Он холодно посмотрел на меня и спросил: — Неужели ты не поняла, что Митя никогда не забудет пережитого унижения? Кроме всего прочего, у него из-под носа увели лакомый кусок, а Митя всегда был жаден до денег.
Я помолчала.
Сиротенко сердито посмотрел на меня:
— Надеюсь, ты не думаешь, что я влез в эту игру только из-за твоих прекрасных глаз? Поверь, все гораздо серьезней, чем видится тебе.
— Так это с вашей точки зрения только игра? Почти как у Шекспира, весь мир —театр… И никому нет дела до того, что чувствуют другие люди: я, например, или директор комбината, его зам по науке, люди, работающие на комбинате, или даже этот противный тип Игнатенко… Его ведь убили из-за этих проклятых акций, да?
Он склонил голову на бок и внимательно посмотрел на меня:
— Вижу, что ты в курсе последних городских новостей. Подруга сведения поставляет?
Я пожала плечами:
— Какая разница!
— Конечно, разницы никакой. Понятно, со мной ты разговаривать не хочешь, а любопытство разбирает. Ну-ну.
Он поднялся и сказал, нависая надо мной:
— Учти, я баб никогда силой не удерживал, и тебя не буду. Когда увижу, что тебе можно будет уехать, сам скажу. А до тех пор ты будешь сидеть здесь. Ясно?
Я испуганно кивнула, и он пришел в себя, отодвинулся.
— Извини. Сегодня был паршивый день, устал ужасно. Спокойной ночи.
— Как дела? — спросила Алла. — Новости смотришь?
— Смотрю, — обреченно подтвердила я. — Кажется, это война.
Она хмуро сказала:
— А ты рассчитывала на другой исход?
Я промолчала.
— Мой правоохранительный друг потирает руки. Понимаешь, он — парень честный и добросовестный, но достать тех, кто сейчас воюет, не мог бы никогда. А так…
— Знаю я их честность. С их молчаливого попустительства Герман и Митя наладили бы производство какого-нибудь убойного синтетического наркотика, еще и при поддержке целого научно-исследовательского института!
— Ну, оно и понятно, что на страже здоровья нации только вы с Сиротенко стоите. А остальным на все плевать.
— Я так не говорила. Просто поняла, что, оставшись в стороне, потом себе никогда этого не прощу.
Она помолчала и тихо сказала:
— Вообще, ты — молодец. Не знаю, решилась бы я на что-то подобное в твоем положении…
— Решилась бы! — уверенно сказала я. — И не делай из меня героиню. Я — трусиха ужасная и отдала бы все на свете, чтобы оказаться сейчас где-нибудь очень далеко, за океаном, например. Хочется пожить тихо, не борясь за свою, Мишкину и чужие жизни. Читать книги, сажать цветы, вести хозяйство, воспитывать и любить ребенка, работать, по вечерам ждать возвращения мужа. Устраивать себе и ему романтические вечера, а по выходным уезжать куда-нибудь далеко, в горы, лес или к морю. Просто жить, понимаешь?
— Я знаю, что ты все это заслуживаешь. Будем надеяться, что наши одержат победу и эта история придет к концу.
Я хмыкнула:
— Наши — это какие? Я и сейчас не уверена в том, что сделала правильный выбор. Просто я тогда очень испугалась, когда представила себе этот химический монстр, наращивающий производство наркотиков. А на самом деле, даже если эта война завершится окончательной и бесповоротной победой Сиротенко, не думаю, что криминогенная обстановка в городе станет лучше. Он и его соратники — далеко не ангелы.
Она вздохнула:
— Вчера в Интернете появилась обнадеживающая новость. Ученые сообщили, что нашли планету, пригодную для жизни… Правда, за пределами Солнечной системы.
Даже Алле я не хотела признаваться в том, что жду конца военных действий с непонятными чувствами. Я совсем не была уверена в том, что нас с Мишкой отпустят домой.
По прошествии двух месяцев военные действия в городе начали стихать. Герман и Митя Дымок подались в бега. Их ближайшие соратники либо полегли в неравном бою, либо перешли на сторону Сиротенко, а с ними и бригадиры и рядовые бойцы.
Правоохранительный друг Аллы был представлен к очередному званию.
На комбинате тоже дела шли справно: долги по зарплате погасили, производство частично восстановили. Несмотря на военные действия, Сиротенко привлек-таки инвесторов, потому что газеты взахлеб писали о новых перспективах, вставших перед городом.
К чести Леонида Яковлевича, слово он свое держал, и своим присутствием меня не обременял. Появлялся поздно, был малоразговорчив.
Помня его обещание, я с вопросами не лезла и на разговоры не напрашивалась.
Очередной телефонный разговор с Аллой разрушил хрупкую иллюзию стабильности моей жизни.
— Надо увидеться. Есть одна тема, но по телефону не скажу, и не выспрашивай.
Алла была неумолима.
Через неделю у нее был день рождения, и я сочла этот предлог достаточным для того, чтобы отпроситься в город.
Видимо, обрадованный тем, что прошусь не насовсем, Леонид Яковлевич отпустил меня. Правда, с условием, что меня отвезут Виктор с Павлом. Поскольку и на это не рассчитывала, я сразу согласилась.
В назначенный день я оставила Мишку с Леной на Нину, заехала за подарком и цветами, и около восьми вечера уже поднималась по знакомым ступеням ресторана.
Мое появление вызвало некоторое волнение, из чего я сделала неприятный вывод, что моя персона в городе известна довольно многим.
Сама Алла мне искренне обрадовалась. При первой же возможности мы с ней уединились в зимнем саду, над печально памятным мне водоемом.
Историю Алла мне изложила занимательную. По ее словам, на днях в город приехал ее бывший однокурсник, уже несколько лет живущий где-то в глухой американской провинции. Так как в институтские годы Робик был отчаянно в нее влюблен, а первая любовь не забывается, он один из первых визитов в родном городе посвятил встрече с ней, Аллой. И вот в разговоре с ним выяснилась любопытная вещь. Оказывается, он приехал в Россию не просто так, а по делу. У брата его жены, который много лет является клиентом юридической фирмы, совладельцем которой является Робик, обнаружились дела в Москве, и Робик сопровождает его в поездке. Так вот, шурин дал ему, Робику, приватное поручение. Его задачей было найти молодую женщину, свободно владеющую английским, имеющую собственного ребенка, а лучше двух, приятной европейской внешности, с высшим образованием, находящуюся в стесненных личных обстоятельствах и согласную заключить двухлетний контракт на совместное проживание с клиентом, с условием, что за этот период она родит ему ребенка. По достижении этим ребенком возраста одного года женщина получает американское гражданство, совершенную свободу и очень приличную сумму денег. Есть одно непременное условие, выполняя которое Робик приехал именно в Россию: у клиента была русская бабушка, которую он очень любил, и парень хочет, чтобы его ребенок имел русские корни.