Надувные прелести

— Во всем виновата Клавка! — пришла я к единственно верному выводу. После этого мне стало немного легче, я быстро закончила возню с дискетой и, выключив компьютер, выплыла из кабинета.

Василий Иванович по-прежнему торчал в коридоре. Только теперь он уже не сидел на подоконнике, а мотылялся из конца в конец с признаками душевного волнения на лице.

— Спасибо, Вася! — с чувством произнесла я, положив руку на плечо притормозившему возле меня студенту. — Родина тебя не забудет. Завтра куплю тебе шоколадку.

— Аф-фанасия С-Сергеевна, может, я вас провожу? — отчаянно воскликнул студент. Наверное, это решение для него и правда сродни подвигу.

— Может, — кивнула я. Василий обрадованно засопел, а я поспешила добавить: — Только в следующий раз. Мне сегодня к маникюрше, а тебе нужно к сессии готовиться.

Глаза Василия Ивановича потухли, да и сам он как-то сник и даже как будто стал ниже ростом. Кажется, мой отказ отбил у парня охоту совершать подвиги ради прекрасных дам.

В трамвае было тесно и пахло елками. Позавчера в нескольких остановках от школы открыли елочный базар. Народ с энтузиазмом хватал чахлые деревца и тащил их домой, предаваясь мечтам о предстоящем празднике.

В прошлом году мы с Клюквиной, поддавшись всеобщей эйфории, тоже приобрели зеленую колючку. Совсем небольшую, как нам показалось. Однако в тепле елка неожиданно раскрылась, словно бутон, и заняла добрую половину комнаты. Клавка с энтузиазмом пещерного человека принялась украшать дерево. В общем, получилось бы неплохо, если бы моей беспокойной сестренке не пришла в голову идея сделать иней на ветках. Иней Клавдия изобрела легко и просто: она купила баллончик автоэмали серебряного цвета и высокохудожественно распылила полбаллона на несчастную елочку. Стоит ли говорить, что иней оказался не только на елке? Со свежим хвойным запахом, из-за которого, собственно, и покупалась лесная красавица, мы расстались, так и не успев им надышаться вволю, потому что хвоя вдруг как-то разом осыпалась. Когда стало ясно, что игрушки смотрятся на голых палках совершенно по-дурацки, мы под покровом ночи вынесли покалеченное дерево на помойку, а утром купили искусственную елку, красивую, пушистую, а главное, с эффектом инея, о котором так страстно мечтала Клавдия.

Забавное воспоминание несколько развлекло меня, и дорога домой показалась короче. Вскоре я уже переступала порог родной квартиры.

— Пупсик, ты дома? — вопрос, адресованный Брусникину, прозвучал довольно глупо: куда может уйти пупсик со сломанной конечностью? Однако Димка отзываться не пожелал, что, в общем-то, неудивительно. Сидит, наверное, за ноутбуком и режется в какую-нибудь «стрелялку». Вздохнув, я прошествовала в нашу комнату и застыла в дверном проеме с отвисшей челюстью.

Зрелище впечатляло! Мой Брусникин лежал поперек кровати лицом вниз без каких-либо признаков жизни. Один костыль притулился рядом с телом супруга, а второй задорно выглядывал черным резиновым наконечником из-за кресла. В дартс Димка играл костылями, что ли? Обстановку в комнате даже беспорядком не назовешь. Возникло стойкое ощущение, что мощнейший торнадо здорово повеселился в нашем супружеском гнездышке. А может, и не торнадо вовсе, а сам Димыч устроил весь этот ералаш? Но почему?

«Чемодан нашел! — обожгла мысль, заставив меня опуститься на пол посередине комнаты. — Нашел и осерчал, стал допрашивать Клавдию, она и раскололась. А где ж сама Клавка? Неужто бежала от Димкиного гнева? Что ж, вполне разумно… Хм, а чем здесь так противно пахнет»? Я повела носом, как гончая, учуявшая добычу, и попыталась отыскать источник неприятного запаха.

— Ну, ни фига себе! — присвистнула я, когда поиски увенчались успехом.

Амбре источал… Брусникин, и пахло от него перегаром. Короче говоря, мой муж был пьян, как говорят в народе, в стельку. Пустая литровая бутылка из-под водки, которую нежно обнимал Димка и которую я сперва не заметила, красноречиво свидетельствовала о моей правоте. Облегчения от неожиданного открытия я не испытала, наоборот, испугалась еще больше. Брусникин всегда радел за трезвый образ жизни и даже по праздникам не позволял себе больше двух рюмок водки. Что же заставило его нарушить жизненные принципы, всегда казавшиеся мне незыблемыми, как Священное Писание?

— Димка, — толкнула я рукой спящего мужа. — Что-то случилось?

Брусникин сладко причмокнул губами, но отозваться не соизволил.

— Пьянь голимая! — фыркнула я, быстро сообразив, что попытки достучаться до сознания супруга обречены на провал.

— Афоня! — коснулся моих ушей радостный вопль Клавдии. Любимая сестренка стояла в дверях, ухватившись одной рукой за косяк, а другой совершая таинственные движения, которые, видимо, считала приветственными. Получалось довольно смешно, словно Клавка разгоняла надоедливую мошкару перед глазами. Кстати, о глазах. Они у Клюквиной почему-то все время съезжались к переносице, а Клавка безуспешно пыталась вернуть их на место. Один раз это у нее получилось, правда, ненадолго. За это время она успела произнести замысловатую фразу:

— Боевые товарищи — это вам не то… А о-го-го!

— Клава, да ведь ты пьяна! — признала я очевидный факт.

Сестра радостно оскалилась и кивнула. Это простое, казалось бы, движение головой окончательно нарушило ее равновесие. Вестибулярный аппарат Клавдии сказал «ап» и отключился, а его хозяйка рухнула на пол. Уже оттуда донеслось задушевное пение:

Так назначено судьбой для нас с тобой:

Служба дни и ночи!..

— Два-ноль в пользу зеленого змия, — констатировала я и поволокла тяжелую, как комод, Клавку в реанимацию, то есть в ванную. По пути пьянчужка веселилась от души, продолжая старательно выводить слова известной песни. Пока набиралась вода, я попыталась выяснить причину необычного состояния моих близких родственников. Это удалось не сразу, а лишь после того, как песенка про суровые милицейские будни была допета.

— К нам приходила группа товарищей, — поведала Клава, когда до нее наконец дошел смысл вопроса.

— Каких товарищей? — не врубилась я.

— Боевых, конечно… Меня приняли в братство, и мы немножко это отметили! — Клюквина на мгновение застыла в гордой позе Наполеона.

— В братство алкоголиков, что ли?

Сестра обиделась на мою дремучесть, надула губы и нырнула в воду. Уже оттуда я услышала ее невнятное бульканье:

— Сама ты алкоголик! Меня приняли в братство товарищей!

— Каких товарищей?! — Я готова была утопить сестренку в ванне собственными руками.

— Боевых, конечно!

Разговор с умной Клавдией напомнил мне песенку про попа, у которого была собака. Что именно случилось с песиком, известно всем. Признаюсь, в данную минуту я уже была готова повторить нехороший поступок попа. Чтобы этого не произошло, я опустилась на пластиковый контейнер для белья и зажала сложенные вместе ладошки коленями. Та-ак, про группу товарищей мы уже все поняли, про братство, опрометчиво принявшее в свои ряды Клюквину, тоже… Глядя, как резвится в ванне чья-то новоиспеченная «боевая подруга», я сделала вполне разумный вывод: к Димке заглянули приятели или сослуживцы с целью навестить болящего, и, на их беду, Клавка оказалась дома. Только ее присутствием можно объяснить случившийся катаклизм и бардак, царивший в квартире.

— Клав, а много их было? — поинтересовалась я. Судя по разрушениям, товарищей должно было быть, по меньшей мере, пол-армии.

Клавдия приостановила русалочью плескотню, глянула на меня раскосыми глазами, нахмурилась и уточнила:

— До того или после?

Ладно, проехали! Думаю, сейчас Клавка не в состоянии заниматься решением логических задачек. Кое-как реанимировав болезную, я отконвоировала ее на диван, где она тут же блаженно засопела. Мне ничего другого не оставалось, кроме как приступить к ликвидации последствий стихийного бедствия.

Сон пьяного человека, как известно, глубокий, но недолгий. Во всяком случае, это утверждение оказалось верным на сто процентов по отношению к моей непутевой сестрице. Два часа спустя она материализовалась на кухне, где я в одиночестве пила чай.