Страница 46 из 64
«Если я сначала достану три корабля чужеземцев, я смогу легко контролировать морские пути между Эдо и Осакой. Базируясь в Изу, я могу держать все судоходство в своих руках. Почти весь рис и весь шелк. Не буду ли я тогда судьей между Торанагой и Ишидо? Или, на худой конец, уравновешивать их?
Ни один дайме никогда не выходил в море.
Ни один дайме не имел судов или кормчих.
За исключением меня.
Я имею судно, имел судно, и теперь оно снова будет моим, судно снова – если окажусь достаточно умен. У меня есть кормчий, и следовательно, учитель кормчих, если я смогу забрать его у Торанаги. Если я смогу командовать им.
Если он станет моим вассалом добровольно, он будет учить моих людей. И строить корабли.
Но как сделать из него преданного вассала? Яма не сломила его дух.
Сначала отделить его от остальных и держать его одного – разве не так советовал Оми? Тогда он будет обучен хорошим манерам и выучится говорить по-японски. Да. Оми умный человек. Может быть, даже слишком умный, – я подумаю об Оми позже. Сконцентрируюсь на кормчем. Как управлять чужеземцем-христианином-дерьмоедом?
Что сказал Оми? «Они ценят жизнь. Это их главное божество. Иисус Христос учит их любить друг друга и ценить жизнь.» Могу я вернуть ему обратно его жизнь? Спасти ее, да, это будет очень хорошо. Как согнуть его?»
Ябу был так поглощен своими мыслями, что почти не замечал движения корабля и волн. Волна обрушилась на него. Он увидел, как она накрыла и кормчего. Но у того не было и тени страха. Ябу был поражен. Как мог человек, который смиренно позволил врагу мочиться себе на спину, чтобы спасти жизнь мелкого вассала, как мог этот человек иметь силы забыть такое огромное бесчестие и стоять там на юте, бросая вызов всем богам моря, подобно легендарному герою, – чтобы спасти тех же самых врагов? И потом, когда громадная волна смыла португальца и они попали в такое трудное положение, Анджин-сан удивительным образом смеялся над смертью и дал им силы стянуть судно со скал.
«Я никогда не пойму их», – подумал он.
На краю утеса Ябу оглянулся последний раз.
«Ах, Анджин-сан, я знаю, ты думаешь, я иду на смерть, ты подловил меня. Я знаю, ты бы сам туда не полез. Я внимательно следил за тобой. Но я вырос в горах, здесь, в Японии, мы лазим по горам ради удовольствия и из-за гордости. Так что я поставил себя теперь в мои условия, а не в твои. Я попытаюсь, и если я умру, то это неважно. Но если мне все удастся, тогда ты, как мужчина, поймешь, что я лучше тебя. Ты будешь у меня в долгу тоже, если я принесу тело обратно. Ты будешь моим вассалом, Анджин-сан!»
Он с большим искусством спускался вниз по боковой стороне скалы. На полпути вниз он поскользнулся. Его левая рука задержалась на выступе камня. Это остановило его падение, и он повис между жизнью и смертью. Его пальцы глубоко впивались в землю, в то же время он чувствовал, что его захват не держит, и вжимал кончики пальцев в расщелину, ища другую зацепку. Когда его левая рука соскочила, кончики пальцев ноги нашли расщелину и зацепились, он отчаянно держался за утес, все еще не находя равновесия, прижимаясь к нему и ища зацепку. Потом опора для кончиков пальцев исчезла. Хотя он сумел ухватиться за другой выступ обеими руками, десятью футами ниже, и на мгновение повис на нем, этот выступ тоже не удержал его. Остальные двадцать футов он падал.
Он приготовился к падению как мог, и приземлился на ноги, как кошка, кувыркаясь по наклонной поверхности скалы, чтобы смягчить удар. Он обхватил ободранными руками голову, защищаясь от каменной лавины, которая могла пойти за ним. Но камни не посыпались. Он покачал головой, чтобы отряхнуться, и встал. Одно колено было вывихнуто. Жгучая боль прострелила от ног до внутренностей, и его прошиб пот. Подошвы и ногти кровоточили, но к этому он был готов.
«Боли нет. Ты не будешь чувствовать боли. Стой прямо. Чужеземец наблюдает за тобой».
Струя брызг окатила его, холод помог преодолеть ооль. С большой осторожностью он проскользнул по облепленным морскими водорослями камням, пробрался через расщелины и оказался у тела.
Внезапно Ябу понял, что этот человек все еще живой. Он еще раз удостоверился в этом, потом на мгновение присел. «Нужен ли он мне живым или мертвым? Что лучше?»
Краб поспешно выскочил из-под камня и бултыхнулся в воду. Волны обрушились на него. Он чувствовал, что соль разъедает его раны. Что лучше, живой или мертвый?
Он осторожно поднялся и прокричал:
– Таката-сан! Этот кормчий все еще жив! Отправляйся на корабль, принеси носилки и позови доктора, если на корабле есть хоть один!
Ветер почти заглушил ответ Такатаси: «Да, господин». Ябу посмотрел на галеру, мягко покачивающуюся на якорях. Другой самурай, которого он послал за веревками, был уже около яликов. Он следил, как человек прыгнул в один из них и отплыл. Тут он улыбнулся про себя и оглянулся. Блэксорн подошел к краю обрыва и что-то настойчиво кричал ему.
«Что он пытается сказать?» – спросил себя Ябу. Он увидел, что кормчий указывает на море, но не понял, что это означает для него. Волны были крутые и очень высокие, но ничем не отличались от тех, что были прежде.
В конце концов Ябу перестал пытаться понять Блэксорна и обратил внимание на Родригеса. С трудом он вытащил его вверх на скалы, подальше от прибоя. Дыхание португальца было затрудненное, но сердце билось ровно. Ушибов было много. Расщепленная кость торчала из левой икры. Его правое плечо казалось смещенным. Ябу поискал, нет ли где кровотечения, но не нашел. «Если нет внутренних повреждений, тогда он, может быть, и будет жить», – подумал он.
Дайме был ранен слишком много раз и видел слишком много умирающих и раненых, чтобы не иметь опыта в диагностике таких вещей. «Если Родригеса положить в тепло, – решил он, – дать саке, и лекарственных трав, и много теплых припарок, он будет жив. Может быть, он не будет снова ходить, но он будет жить. Да. Я хочу, чтобы этот человек выжил. Если он не сможет ходить, неважно. Может быть, это даже к лучшему, у меня будет запасной кормчий – этот человек, конечно, обязан мне жизнью. Если пират не захочет сотрудничать, я смогу использовать этого человека. Может, стоит притвориться христианином – это привлечет их ко мне? А что бы сделал Оми? Этот человек умен – Оми. Да, Слишком умен? Оми слишком многое и слишком быстро видит. Если он дальновидный, он должен понять, что его отец станет вождем клана, если я исчезну – мой сын слишком неопытен пока, чтобы выжить одному, – а после отца Оми сам станет вождем клана. Так? Что делать с Оми? Скажем, я отдам Оми чужеземцам? Как игрушку? Что тогда?»
Сверху донеслись тревожные крики. Тогда он понял, на что указывает чужеземец. Прилив! Прилив наступал очень быстро. Он уже захватывал его скалу. Он вскарабкался повыше и поморщился, когда боль молнией пронзила колено. Он увидел, что отметки прибоя над основанием скалы были выше человеческого роста.
Он посмотрел на ялик. Тот был около корабля. По берегу все еще быстро бежал Такатаси. Веревки вовремя не принесут, сказал он себе.
Его глаза внимательно осмотрели местность. Вверх на утес пути не было. Убежища в скалах не было. Никаких пещер. В море были выходы скал, но до них нельзя было добраться. Плавать он не умел, и нечего было использовать как плот.
Люди наверху следили за ним. Чужеземец показал на скалы в море и сделал движения, как будто плавая, но он покачал головой. Он снова все внимательно осмотрел. Ничего.
«Выхода нет, – подумал он, – Теперь ты умрешь. Готовься».
«Карма», – сказал он себе и отвернулся от них, устраиваясь более удобно, наслаждаясь великой истиной, пришедшей к нему. Последний день, последнее море, последний свет, последняя радость, последнее все. Как красиво море и небо, холод и соль. Он начал думать о последней песне-поэме, которую он сейчас по привычке сочинял. Он чувствовал себя счастливым. У него было время все хорошо обдумать.
Блэксорн кричал:
– Слушай, ты, сукин сын! Найди уступ – там должен быть где-нибудь уступ!