Страница 8 из 9
Они ничего этого не знают, так за что будут бороться?
– Подожди меня здесь, – решительно сказала она и встала.
– Куда? – вяло окликнул ее Командор. – А занять позиции?
– Еще уйма времени, – ответила Мунга и спустилась вниз по разбитой лесенке.
Следы, оставленные тяжелой беременной женщиной в пыли, еще не стерлись. Мунга пошла по ним, профессионально-безразлично глядя по сторонам и ничем не выдавая ведомой слежки.
Долго идти не пришлось. Женщина завернула через пару кварталов и теперь вешала белье в маленьком дворике, старательно поднимаясь на цыпочки и снова опускаясь.
Ее живот, туго обтянутый хлопковой блузой, тоже поднимался и опускался.
Некоторое время Мунга наблюдала за ней, забыв об осторожности, но женщина почувствовала ее взгляд, повернулась и приветливо улыбнулась.
У нее оказались редкого колдовского цвета глаза: молочно-белые, с мраморным черным рисунком по всей радужке.
Мунга сделала вид, что любуется кустиком мелких рассыпных роз.
– Потрясающие у вас цветы.
– Да, – приветливо сказала женщина, – они растут на восточных скалах, в ущельях, но я выкопала и пересадила сюда. Отлично прижились, а ведь совсем дикие…
Мунга покивала. Она не нашлась что ответить. Вести разговоры о цветах, уюте и прочих женских делах ее не учили.
– Всего вам хорошего, – напоследок сказала она и пошла назад, запомнив на всякий случай улицу и дом.
В это время башенные часы пробили пять.
Пять вечерних часов для Асбигаля – время, когда небо начинает набираться фиолетового и цепляться за вершины скал. Фонтаны вяло бились в своих растрескавшихся мокрых чашах, вьюны, оживая, снова медленно потащились по балконам и перилам.
Внизу клубилась и чернела вязкая туманная масса. Люди останавливались, с любопытством поглядывали на потемневшее море. В густом безветрии воздух набирался электрических разрядов, и то там, то здесь вспыхивали крошечные голубые огоньки. За ними принялись гоняться дети, матери которых не одергивали их и продолжали прогуливаться вдоль магазинчиков, днем закрытых, а вечером выставивших соблазнительный ассортимент лент, шляпок, драпировок и поясов.
В пять минут шестого башенные часы, словно свихнувшись, гулко ударили один раз и нелепо заскрежетали, обрушиваясь внутрь самих себя всем весом древних шестерней.
Башня, сминаясь, как молочная пенка, потекла вниз, и шквал брызг-булыжников обрушился на маленькие домики.
Огромная спица-стрелка, перевернувшись в воздухе три раза, на манер пера скользнула по горизонтали и приземлилась, пробив острием огромную дыру в булыжной мостовой.
Это было начало конца Асбигаля, а потом и всех мало-мальски крупных государств.
– Вот я и хочу отнять у Тайгера Край, – чересчур воодушевленно заявил Лейтенант, – все мы видели одни помойки, пора пожить в комфорте, правда?
Командор глянул на него с интересом.
Неужели Лейтенант верит в обещанный Синдромом рай? Верит, что стоит только снять с заповедника купол и заселиться туда, как сразу все наладится: народятся детишки, лев пойдет рядом с агнцем, издохнут мерзкие грешники и воцарится мир на земле?
Сам Командор слабо в это верил и сомневался, что кто-то из тех, кто вырос на территории ресурс-войн, способен поверить в эту сказку.
Но Лейтенант молод, а во что только не верит молодость.
– Куда тебя отвезти? В Свободу, в Фарест?
Лейтенант посмотрел беспомощно.
– В Фарест, значит, – решил Командор, поворачивая. – Нечего стесняться… там действительно можно развлечься, и нет никаких причин считать этот город враждебным, забыл? Синдром держит ситуацию под контролем, Лейтенант, никакого отчуждения территорий, все принадлежит Свободе…
– Да, – сказал Лейтенант. – Отлично.
Город-корабль приближался, высвеченный праздничными яркими огнями на фоне черного глубокого неба. Свободу так не заиллюминируешь – Тайгеру достались восемьдесят процентов генераторов, и половина из них надежно скрыта под куполом заповедника.
Свобода сейчас освещена тускло, и светом залиты только чиновничьи резиденции и крелии – Тайгер постоянно повышает цены на энергию.
Город-корабль плыл навстречу, гордо покачиваясь, и Командор невольно прибавил газу. Хочется в бар. Очень хочется. Выпить кружку темного пива, расслабиться на прохладном диванчике, провести ночь в клубах дыма и полюбоваться на короткие юбчонки официанток, а утром заглянуть в чайный магазинчик и купить там коробочку черного…
Лейтенант тоже сидел в нервном предвкушении и, когда Командор высадил его перед алым мерцающим зданием борделя, попрощался весело и совершенно не по уставу.
Пусть, снисходительно подумал Командор. Пусть отдыхает.
Все было бы ничего, если бы не терзало Командора неприятное, скользкое предчувствие.
Что-то нависло над операцией «Апокалипсис», и самым меньшим из зол оказалось бы повышение температуры в кабине пилота… в конце концов, пилота можно и заменить.
Предчувствие Командор покрутил так и сяк и решил дождаться конкретики. Если что-то должно произойти, то оно оповестит о себе заранее, нужно дать ситуации немного времени.
Глава 3
Фарест пылал. Красные, синие и желтые фонтаны света били в черное небо, змеились гирлянды, сияли экраны. Командор шел по улицам и дышал влажным теплым воздухом. Ему навстречу выбегали девушки, манили обнаженными руками – у каждой на груди переливался бейджик с именем и регистрационным номером.
У стен скромно держались охранники – курили и обменивались короткими фразами. Рядом с одним из них стояла одетая в латексный костюм кошки красотка и жаловалась на сломанный каблучок. Пушистый игривый хвостик качался на ее литых ягодицах.
Проходя мимо, Командор легонько дернул за хвостик, кошка обернулась, посмотрела огромными глазищами и улыбнулась.
– Одинокая ночь серьезного мужчины, – мурлыкнула она, и охрана сразу же отодвинулась в тень.
– Мария работает? – спросил Командор.
Кошка задумалась.
– Нет, сегодня не ее смена, – ответила она. – Поищи в «Хромоножке».
В «Хромоножке» собиралась публика задумчивая, неспешная. В зале, драпированном черным плотным бархатом, светились лампы-угольки. Приглушенный свет красиво очерчивал спокойные лица, губы, припадающие к мундштукам кальянов, и бережно скрывал укороченные конечности, извилистые шрамы, неловкие протезы – вечное наследие любых войн.
Командора встретили у входа, вручили шершавый билетик-приглашение и проводили к круглому столику под нишей с аквариумом, где в черной с блеском воде разевал рот вуалехвост.
Никто не поинтересовался, почему он, внешне такой сильный и здоровый, заявился в «Хромоножку». Здесь знали, что шрамы бывают не только на теле, и здесь знали, что женщинам у стойки, опустившим ресницы, позарез нужна и любовь, и нежность.
– Марию позовите, пожалуйста, – приглушенно попросил Командор, и официантка ушла, оставив на столике свечу в агатовом маленьком гнездышке.
Мария появилась почти сразу, подняв рукой тяжелую штору, закрывающую вход в приват-залы.
К столику Командора шла, лениво приглаживая волосы, раскачиваясь на высоких каблуках.
Квадратное тяжелое лицо умело накрашено – глаза, прозрачные и светлые, – вот и вся картина, нет ни пересеченных шрамами губ, ни сломанного носа, все это нужно выискивать привычным взглядом.
Командор встал и предложил ей стул.
– Привет, – сказала она и подтянула перчатки.
– Слушай, – сказал Командор, – ну нельзя же так: работать в выходные. Насколько мне известно, налогом эти подработки никак не обложишь, да и страховка проблем в случае чего не покроет…
– А я не работаю, – спокойно ответила она, – я по любви.
Командор посмотрел на качающуюся штору.
– Тогда да. Не придерешься.
«Я по любви» – это первая отмазка шлюх, которых в Свободе нещадно преследовали. Действовало слабо, полиция нравов гостиничных встреч «по любви» не признавала. По любви – это только дома, с выключенным светом. Все остальное – проституция.