Страница 8 из 11
Первая зима стала серьезным испытанием. Она пришла, как всегда, внезапно, температура упала ниже минус тридцати. Снега было немного, но всю округу сковала корка льда. Генераторов не хватало, на дрова пустили окрестные леса, но это мало спасало. Люди гибли в массовых количествах – ночью засыпали, а утром не просыпались. Лопались трубы, вставала техника. Весна пришла, как божья милость… К следующей зиме подготовились лучше, худо-бедно налаживалась инфраструктура. Разбивались теплицы, выращивали картошку – в условиях вечного полумрака она вырастала до размеров грецкого ореха. Разводили кур, свиней. Но еда все равно оставалась в дефиците – к тому же скудели запасы консервов и других малопортящихся продуктов.
Несколько раз гвардейцы Гнатюка отбивали атаки каких-то банд, мечтающих поживиться местными складами. Погода ухудшалась, приток «здоровых и молодых» оборвался, зверствовали инфекции и эпидемии. Население старело – год в бесчеловечных условиях шел за три. Но «республика» жила и защищалась. Люди Гнатюка совершали вылазки в Новосибирск, возвращались с добычей и потерями. Мутантов изгоняли, распространение заразы прерывали на корню, жестко. В 2028 году под развалинами бывшего периферийного городка проживало в общей сложности не меньше пятнадцати тысяч человек, что было сопоставимо с численностью населения в «докризисные» годы. А в городе Новосибирске в это время…
Город попросту перестал существовать. Он превратился в призрак, в вымершего динозавра. Там еще обитали какие-то люди, но они забивались в норы, доживали свой век в вечном страхе, холоде и голоде. Лютовали банды, сражаясь в основном друг с другом за кое-где сохранившиеся запасы еды и горючего. Город накрыло именно то, о чем вещал профессор технического университета. Взаимодействие химии с радиацией приносило интересные плоды. Появлялись собаки-мутанты, люди-мутанты. Возникали «зомби» – именно из их компании была троица, умертвившая Аду. Сначала на отдельных территориях – нагоняя ужас на людей и мутантов (собственно, мутанты и были безвредными бывшими людьми), потом они захватывали район за районом, их становилось больше, они зверели, превращались в прожорливых монстров, сбивались в стаи. Их называли бесхитростно – «зараженными». У этой публики деформировались тела – особенно головы и верхние конечности. Они были, в принципе, теми же мутантами, только куда опаснее. Сильные, вечно голодные из-за ускоренного метаболизма. Никто не знал, как передается эта болезнь – возможно, через кровь, возможно, через воздух. Приходили тревожные сообщения, что они уничтожили в городе уже несколько банд, потихоньку выдвигаются в западном направлении. Потом та памятная атака, когда они на шару пытались прорвать ограждение. Потом проникновение этой троицы к моему самолету. Как прошли? Проползли по подземным полостям и пещерам? Хорошо, если действовали отдельно от коллектива, и их было только трое. Тогда какая-то фора у властей есть. Я не мог держать информацию в себе! Я был обязан поделиться с властями! В конце концов, атаку троицы необязательно связывать с женой полковника в моей постели. Я должен был не спать, а бежать в город, бить во все колокола!
Но сон пришел, когда его уже не ждали. Я много выпил, много пережил, еще и поработал – отключился без задних конечностей…
А утром меня посетила мысль, от которой я вздрогнул и перекрестился: не пора ли менять место жительства? К черту, какая только дичь по утрам не приходит в голову… Пейзаж в иллюминаторе оставался прежним, зараженные по крыше не топали. Холодный чай с плесневелыми сухарями, теплая одежда, не стесняющая движений, хорошо скрывающая нож и пистолет. Перед уходом из самолета я вскрыл пузырек с антибиотиками, проглотил две таблетки. Добывать антибиотики с каждым годом становилось сложнее. Это не было панацеей, но какую-то пользу они приносили, защищая организм. Убивали микробы, бактерии, предохраняли от инфекционно-воспалительных заболеваний. В ходу был не только тетрациклин, а также доксициклин, хлортетрациклин – до катаклизма их применяли в ветеринарной практике, а сейчас уже было без разницы. Упаковка и субстанция значения не имели – глазные мази, мази для наружного применения, порошки, таблетки, покрытые оболочкой…
Вчерашние события уже казались дурным сном. Когда я выбрался из самолета, меня не окружила толпа оголодавших монстров. Утро было относительно светлым, дым поднялся, и можно было не отхаркиваться через каждые несколько вдохов. Похоже, организмы у людей перестраивались. То, что было ядом 12 лет назад, уже неплохо усваивалось и не вызывало отчаянных неудобств. Я брел по «целинному» полю, тщательно глядя под ноги и по сторонам. Дистанция от самолета до города составляла полтора километра. Через двадцать минут я уже шагал с невозмутимым видом по улице Ломоносова, свернул на ЖКО Аэропорт, оттуда – на улицу Военный городок. Развалины многоэтажек заросли тленом. На первых этажах обитали люди – там стены заново обкладывали кирпичами, упрочняли полы, лестничные пролеты, подпирали потолки бетонными колоннами на случай серьезных «сейсмических событий». Словно гаражи-ракушки, между зданиями пестрели выпуклости на ровном месте – входы в подземные лабиринты, где проживала добрая половина населения. Деревьев в городе не осталось. Нормальных тротуаров тоже не было. Но основные проезды и проходы расчищали, и в городе, как ни странно, существовало автомобильное движение. Впрочем, не такое, чтобы нетерпеливые автолюбители скапливались в пробки. Мимо меня по разбитой проезжей части протащился старенький японский грузовик, набитый коробками. Из кабины струился сизый дымок – водитель курил зловонный самосад. За грузовиком проехал микроавтобус на гусеничной платформе, обшитый стальными листами – собственность караульного батальона, на котором сонных (но сытых) вояк развозили по постам. В конце улицы показался патруль – трое бородатых гвардейцев в камуфляжных бушлатах и вязаных шапочках. Один из них что-то вещал в рацию, другие зевали и равнодушно смотрели по сторонам. Горожан на улицах было немного, бесцельные прогулки потеряли смысл, а «час пик» уже прошел. Женщина в платочке и ватнике робко семенила вдоль ободранного фундамента, опасливо косясь в мою сторону. Двое волосатых мужиков не самого атлетического сложения – в стареньких пальто и драных треухах – волокли в свою норку ржавый генератор. Впрочем, на углу Военного городка и ЖКО Аэропорта было многолюдно. Жителям окрестных домов привезли еду, и они выстраивались в очередь под бортом грузовика, выбираясь из развалин и подземелий. Дисциплину отточили – никто не лез без очереди, люди ждали, зябко кутаясь в обноски. Кто-то надрывно кашлял. Нормы с каждым годом снижались, но и это горожане сносили стоически. В блокадном Ленинграде было тяжелее! Каждый брал положенную пайку в тонком полиэтиленовом пакете, уносил в свое жилище. Раздатчик пищи делал отметку в суровом гроссбухе, переходил к следующему соискателю. «Высокая мода» в этом сезоне подразумевала полный отказ от элегантности и человекоподобия. С каждым годом мирные жители Оби все больше напоминали бомжей. Брать одежду было негде, скудеющие складские запасы обслуживали только силы самообороны. Люди кутались в заношенное старье, заворачивались в дырявые покрывала, оборачивались шарфами, спасаясь от промозглого ветра. Летом было проще. А вот с приходом осени, когда усиливались ветра и резко опускалась температура…
Резиденция полковника и управа его делопроизводителей располагались в здании бывшей начальной образовательной школы номер один. По назначению оно не использовалось: детей в городе было мало, а для тех, что имелись, учеба была не главным. Полковник Гнатюк решительно выступал против всяческих школ и им подобных заведений. Обучали в городе лишь основам выживания – на практике. Здание не сильно пострадало – благодаря своей приземистости и прочным стенам. Унизанное решетками, антеннами, усиленное броневыми листами, отгороженное от мира барьерами из кирпича и мешков с песком – оно выгодно отличалось от окружающих строений и могло выдержать небольшой артобстрел. Резиденцию охраняли полтора десятка гвардейцев. Они хмуро смотрели, как я сбавляю шаг, колеблюсь, но в итоге меняю решение и отправляюсь дальше. К волку в пасть никогда не поздно. Я обернулся, прежде чем свернуть за угол. Гвардейцы задумчиво смотрели мне в спину, борясь с искушением если не выстрелить, то хотя бы забросать камнями. Не скажу, что я такая уж известная личность в этих краях, но способен доставить кое-кому неприятности. Иногда я посещал бордели и кабаки, где свободные от службы воины проводили время, и там у нас случались не только дружеские беседы…