Страница 11 из 54
— Нет, все равно нет. Это мое последнее слово. — так же нерушимо, как и прежде ответил кузнец. — Если хочешь, научи их сам.
— Как ты представляешь меня в этой роли? — резко выпалил Фарнлес.
— А как ты меня? — дерзко отпарировал Гефест.
По залу расползлась тишина. Никто не спешил ее разрушать. Помедлив Фарнлес предложил:
— Может если не ты, то твой сын? Артрест согласится на мое предложение?
— Артрест? — удивился, и даже немного растерялся, кузнец. — Он сильно молод для таких дел, ему всего восемнадцать.
— Молод? — холод и уверенность появились в глазах наместника, — Нет восемнадцать для твоего сына — это уже не молодость. Он знает об оружие больше любого моего ветерана, а за его работу я щедро заплачу.
— Плата меня не волнует. Ты и сам это прекрасно знаешь. А за сына я решать не могу, тебе придется самому просить его об этом. — резко в своем репертуаре заметил Гефест, на людях он еще мог натянуть маску доброго парня, проникнутого с головы до ног уважением к наместнику, он и впрямь уважал его, но, задев наболевшую тему, Гефест не мог сдержаться от резких выпадов в ответ.
Разговор еще долго не прекращался, постепенно темы его менялись. Говорили о варварах, разбойниках, состоянии восточного района города, надвигавшегося кризиса с зерном, проблем с обеспечением города, различными королевскими указами, которые и вовсе не касались жизни города, и о многом другом, что кузнеца практически не волновало.
Немо не понимал разговор, изредка улавливая знакомые слова, которым Малах уже успел его обучить, но они терялись в огромном количестве неизвестных слов, сливавшихся в одно целое. Северянин больше следил за лицами, их выражениями, улавливал каждое малейшее движение мышц на лице, каждый взблеск радости или разочарование в глазах собеседников.
Немо смотрел на молодое лицо наместника, уже поддавшееся морщинам, не от старости — от забот. Ярко горевшие глаза, были глубоко посажены, прямой нос делился на кончике рубцом на две равные половины, губы были тонкие, четко выраженные, густые вьющиеся волосы доставали до плеч. Во всем выражении глаз наместника царила глубокая мудрость и знания о чем-то далеком, незыблемом, какая-то сила была в них. Голос наместника мелодично отдавался от стен залы, изредка он переходил в тихий бас, но быстро возвращался в привычное русло, и снова речь лилась из уст Фарнлеса, как музыка.
Разговор Гефеста и наместника подходил к еще одной теме — теме найденного кузнецом малыша.
— Так, где ты, говоришь, нашел его? — послышался голос наместника, — на выезде из Кураста?
— Да, именно так. — не изменяя интонации и ничем не выдавая своего обмана, отвечал Гефест.
— Странно, я бы руку отдал на отсечение за то, что этот малыш пришел с севера. — с некоторой ухмылкой добавил наместник.
— С севера? — удивленно переспросил Гефест. — Но как бы он дошел до Кураста?
— Вот и я думаю, что делать северянину в восточной столице, — ухмыляясь, продолжал наместник. — Уж не где-то здесь поблизости ты нашел его?
— О чем ты, Фарнлес? — недовольно пробормотал кузнец, напуская вид, что раздражен недоверием.
— Мы одни в этой комнате, тебе нечего скрывать. Я все равно не выдам твоего секрета, не по-дружески получится. — осведомился наместник.
— Секрета не выдашь, но из города изгонишь, так, не по-дружески, а вот как наместник. — иронично парировал Гефест.
— Ты знаешь, что я так не поступлю. Впрочем ты уже догадался, что истину от меня не скроешь. Да и не зачем это. — спокойно отвечал Фарнлес. — Если б мне нужно было тебя изгнать, я сделал бы это уже давно. Но как можно бить в спину, прося в лицо?
— Ладно. — усаживаясь поудобнее в кресле и откидывая волнения в сторону, сказал Гефест, — Как догадался?
— Мы много взяли у Востока, в частности язык, а твой малыш не понимает ни слова, ты только посмотри, как бегают его глаза. Варваром он быть не может, уж слишком худощав, а вот рост в самый раз варварский! Еще одно в сторону рослых северян. Да ты и сам себя выдал, когда сказал на сборе, что ему десять лет от роду. Соврал, что четырнадцать, я бы смог еще уверовать, будто он один из низкорослых восточных парнишек, с болезненно бледным для них цветом лица, но нет. — ухмыльнулся наместник, понижая голос — Только будь осторожен, в нашем городе не один я такой умный. Если узнают остальные, мое решение может изменяться.
— А какое твое решение, Фарнлес? — незамедлительно спросил кузнец-воин.
— Ты знаешь: поступай, как хочешь. Мне самому надоела вражда, которую чувствуют к северному люду. Их набеги прекратились давным-давно, еще при жизни моего деда. Больше века ведем добрую торговлю, а наши люди по-прежнему таят камень недоверия и ненависти к северянам. — разводя руки ответствовал наместник.
Разговор подошел к своему завершению. Гефест встал, отказавшись от сопровождения, и двинулся по хорошо знакомым комнатам, быстро переходя одну, другую, третью залу, снова пройдя через темный туннель, кузнец и мальчик вышли на улицу. Ночь окутала все своими щупальцами, темнота царила в городе, на небе не было ни единой звездочки, только тонкий свет полумесяца озарял путь. Когда же Гефест и Немо вышли на главную улицу, света стало больше. Городские фонари светили довольно далеко окрест и дорога была видна отчетливо, как днем. Минув еще несколько домов и поворотов, показался и обитель кузнеца. Спутники завернули во двор, и входная дверь распахнулась перед их лицами.
Малах томился в ожидании, ожидая на пороге возвращавшихся с аудиенции.
Усадив, только что пришедших, возле горячо растопленного камина, Малах скрылся в дверях кухни и скоро пришел, держа в руках две чашки горячего чая. Ночь, хоть и весенняя, все же была прохладна, теплый день и холодная ночь ярко отличали юг от востока. Снова беседа развязалась у заветного камина в доме кузнеца. Малах расспрашивал Гефеста о намерениях наместника, на этот раз разговор был спокоен, без лишних рассуждений и эмоций, как это бывало раньше. Когда дело дошло до слов наместник насчет Артреста, тот будто зная, что разговор зашел о нем появился в дверном проеме. Кузнец жестом попросил занять его свободное место возле камина рядом с собой. Малах не стал мешать в тяжелом для Гефеста разговоре с сыном, взял за руку Немо и вышел из комнаты. Кузнец же медленно начал рассказывать сыну о просьбе наместника во всех подробностях, начиная с рассказа о службе, как таковой. Артрест слушал внимательно, иногда останавливая повествование отца своими вопросами, и, когда получал на них ответ, просил Гефеста продолжать. Когда все было сказано, кузнец задал волновавший его вопрос.
— Ты примешь предложение наместника?
— Не знаю, — замешкался Артрест, — все слишком внезапно. Мне надо время, чтобы решить. — Артрест задумался. — А что думаешь ты по этому поводу?
— Это только твое решение, я не хочу диктовать тебе свою волю. — понижая голос, отвечал он сыну.
— Я соглашусь. Да! Я соглашусь. — в последний раз все обдумав, взорвался эмоциями Артрест.
Он любил отца. Не хотел покидать его, но и вечно жить под отцовским крылом не желал. Тем более новая «находка» была для Артреста совсем не в радость. А предложение наместника — отличный повод изменить свою жизнь, построить ее по-своему, иначе, чем отец.
— Будь по-твоему. — вставая с кресла, монотонным голос Гефест ознаменовал конец разговора.
Когда кузнец выходил из комнаты, он столкнулся в дверях с Малахом. Гефест попытался протиснуться в двери без слов, но знахарь его остановил, давая понять, что что-то его беспокоит. Гефест сделал попытку быстро отговорится от знахаря, но тот был упорен и не поддавался. Тогда кузнец просто вытолкал Малаха на улицу, его глаза горели как две звезды на чистом небосклоне, в них угадывалось раздражение и безысходность, даже маленькая доля обреченности.
— Что тебе еще надо? — забывая о приличии, начал кузнец.
— Я понимаю твое разочарование, но не ты ли дал свободу действий сыну? Не ты ли его так воспитал? Не стоит вымещать зло на мне. — на одном дыхании выложил Малах. — Меня беспокоит нечто другое.