Король крыс

– Энтерит?

– Нет, слава Богу. Клянусь. Просто амеба. И малярии у меня не было почти три месяца, мне очень везет, я вполне здоров.

– Да, – согласился Грей. И добавил как бы в раздумье:

– Ты выглядишь здоровым. – Но Грей знал, что вскоре ему придется подыскивать замену Мастерсу. Он снова посмотрел на Кинга, следя за тем, как тот курит, испытывая приступ тошноты из-за желания закурить.

Мастерс снова застонал.

– Что с тобой творится, черт возьми? – сердито бросил Грей.

– Ничего, сэр. Ничего. Должно быть, я...

Но попытка закончить предложение оказалась непосильной, и слова Мастерса потонули в жужжании мух. Мухи царствовали днем, москиты ночью. Тишина не наступала никогда. Как же можно жить без мух, москитов и людей? Мастерс старался вспомнить, но это оказалось непосильным для него. Поэтому он остался сидеть неподвижно, едва дыша; он был лишь оболочкой человека. Душа его тревожно металась.

– Ладно, Мастерс, можешь идти, – разрешил Грей. – Я буду ждать сменщика. Кто он?

Мастерс заставил себя собраться с мыслями и через минуту сказал:

– Блу... Блу... Уайт.

– Бога ради, приди в себя, – резко бросил Грей. – Капрал Уайт умер три недели назад.

– О, виноват, сэр, – слабо откликнулся Мастерс. – Извините, я должно быть... Я... э-э-э... я думаю, что придет Петерсон. Помми[3], то есть я имею в виду англичанин. Пехотинец, мне кажется.

– Ладно. Можешь идти завтракать. Но не задерживайся и возвращайся.

– Слушаюсь, сэр.

Мастерс надел плетеную шляпу с большими полями, отдал честь и, шаркая ногами, вышел из хижины, подтягивая на бедрах лохмотья, оставшиеся от брюк. «Боже, – подумал Грей, – за пятнадцать шагов слышно, как он воняет...» Им как раз собирались выдать немного мыла.

Но он знал, что воняет не только от Мастерса. Все остальные тоже воняют. Если ты не моешься шесть раз в день, запах пота висит вокруг тебя, как саван. И, думая о саване, он снова подумал о Мастерсе и о тех признаках его состояния, которые заметил; может быть, и Мастерс тоже знал об этом, так что какой смысл мыться?

Грей видел много смертей. Он с горечью подумал о своем полке и о войне. «Черт побери, – чуть было не закричал он, – мне уже двадцать четыре года, а я все еще лейтенант! А война идет везде – по всему миру. Продвижения по службе происходят ежедневно. Столько возможностей! А я в этом вонючем лагере для военнопленных и все еще лейтенант. О Боже! Если бы только нас не отправили в Сингапур в сорок втором году. Если бы мы попали туда, куда предполагалось сначала, – на Кавказ. Если бы мы только...»

– Хватит, – сказал он сам себе вслух. – Ты так же плох, как Мастерс, ты, проклятый дурак.

В лагере считалось нормальным, если человек иногда разговаривал сам с собой. Лучше выговориться, всегда говорили врачи, чем копить все внутри себя – это путь к безумию.

Не все так уж плохо, особенно днем. Можно перестать думать о своей прежней жизни, об ее основном содержании-еде, женщинах, доме, еде, еде, женщинах, еде. Но ночи – это самое страшное. Ночами человек грезит. Грезит об еде и женщинах. О своей женщине. А если дать себе волю, то вскоре грезы могли доставлять большее удовольствие, чем пробуждение, а если проявишь беспечность, то будешь грезить наяву, и дни превратятся в ночи, а ночи в дни. И тогда останется только смерть. Спокойная. Тихая. Умереть так просто. Жить было мучительно. Для всех, кроме Кинга. Тот мучений не испытывал.

Грей по-прежнему следил за ним, пытаясь расслышать, что тот говорил человеку рядом с ним, но Кинг был слишком далеко. Грей постарался опознать другого человека, но не смог. По повязке на руке он мог определить, что тот майор. Согласно приказу японцев, все офицеры обязаны были носить на левой руке повязку с указанием их звания. Всегда. Даже, если они ходили нагишом.

Черные ливневые тучи быстро собирались на небе. На востоке сверкнула молния, но солнце продолжало палить. Зловонный ветерок на мгновение поднял пыль, потом дал ей улечься.

Грей автоматически заработал бамбуковой хлопушкой для мух. Проворное, наполовину бессознательное движение кисти, и еще одна муха упала на землю, искалеченная. Убить муху было жестом легкомыслия. Изуродовать ее, чтобы тварь помучилась и в крошечной мере разделила бы твои собственные страдания. Изуродовать ее, и она будет беззвучно кричать до тех пор, пока не появятся муравьи и другие мухи, чтобы подраться из-за ее живой плоти.

Но Грей не получил обычного удовольствия от слежки за мучением мучителя. Его мысли были сосредоточены на Кинге.

Глава 2

– Видит Бог, – говорил майор Кингу с наигранным оживлением, – потом наступило время, когда я попал в Нью-Йорк. В тридцать третьем году. Замечательное время. Штаты – такая прекрасная страна. Я когда-нибудь рассказывал вам о своем путешествии в Олбани? В то время я был младшим офицером...

– Да, сэр, – устало подтвердил Кинг. – Вы рассказывали мне об этом. – Он чувствовал, что устал быть вежливым, и по-прежнему ощущал на себе глаза Грея. Хотя он в совершенной безопасности и не боялся, ему хотелось уйти с солнца, убраться с глаз лейтенанта. Да и дел полно. Дьявольщина, майор никак не может добраться до сути.

– Прошу прощения, сэр. Рад был поговорить с вами.

– О, подождите минутку, – быстро проговорил майор Бэрри и нервно огляделся вокруг, ощущая любопытные взгляды проходивших мимо мужчин, чувствуя их молчаливый вопрос: о чем это он толкует с Кингом? – Я... э... э... э, могу ли я поговорить с вами с глазу на глаз?

Кинг оценивающе разглядывал его.

– Мы и так говорим с глазу на глаз. Если вы будете говорить тише...

От смущения майор вспотел. Но он старался поймать Кинга в течение нескольких дней. Такую хорошую возможность жалко было терять.

– Но ведь хижина начальника военной полиции...

– Какое отношение имеют копы к частному разговору? Я не понимаю, сэр.

Кинг был спокоен.

– Не нужно... э... э... э... ну, полковник Селларс сказал, что вы можете помочь мне.

У майора Бэрри вместо правой руки была культя, которую он все время почесывал, трогал ее и теребил.

– Не окажете ли вы... не продадите ли вы кое-что для нас, то есть я имею в виду – для меня? – Он подождал, чтобы рядом никого не было. – Это зажигалка, – прошептал Бэрри. – Ронсоновская зажигалка. В отличном состоянии.

Теперь, когда он добрался до цели, майор почувствовал некоторое облегчение. Но одновременно он почувствовал себя нагим, произнося эти слова перед американцем, под солнцем, стоя на тропинке.

– Кто владелец? – спросил Кинг после минутного раздумья.

– Я. – Майор, удивленный, посмотрел на него. – Господи, не думаете ли вы, что я украл ее? Господи, я бы никогда такого не сделал. Я хранил ее все это время, но сейчас, ну, нам пришла пора ее продать. Все в группе согласны. – Он облизал пересохшие губы и погладил культю. – Пожалуйста. Вы сделаете это? Вы можете получить за нее хорошую цену.

– Торговля противозаконна.

– Да, но прошу вас – пожалуйста! Вы можете доверять мне.

Кинг повернулся так, чтобы его спина была обращена к Грею, а лицо к ограде – на тот случай, если Грей в состоянии читать по губам.

– Я пришлю кого-нибудь после завтрака, – спокойно сказал он. – Паролем будут слова: «Лейтенант Олбани приказал мне повидать вас». Понятно?

– Да, – майор Бэрри колебался, сердце его колотилось. – Когда вы сказали?

– После завтрака. После ленча.

– А, хорошо.

– Отдайте ее этому человеку. А когда я осмотрю ее, я свяжусь с вами. Пароль прежний.

Кинг стряхнул пепел с сигареты и бросил окурок на землю. Он уже было собрался наступить на него, когда заметил выражение лица майора.

– О! Хотите окурок?

Майор проворно нагнулся и схватил его.

– Благодарю. Большое спасибо.

Он открыл маленькую жестянку с табаком, осторожно содрал бумагу с окурка, высыпал полдюйма табака в сухие листья и перемешал их.

3

Помми – англичанин, иммигрировавший в Австралию.