Человек человеку - кот

То ли в насмешку, то ли в качестве компенсации за непредвиденное человеческое одиночество, к Вилиру прикомандировали хрупкое существо с именем Мемиури. Трёхцветную кошечку. Новую модификацию Эксперимента. Второе поколение — более чувствительную, более разумную. Так ему сказали.

До сих пор Вилир только слышал об этих дополнениях к развед-парам, да однажды видал, как коллеги из другого экипажа заносили в свой планетарный модуль что-то маленькое, пушистое и невзрачное с виду. А вот теперь и ему (самому предстояло испытать на собственной шкуре, каково это — летать в одном корабле с разумной, которая — НЕ человек. Но не просто инопланетянкой, а продуктом Эксперимента.

… — Мемиури, хочешь есть? — по привычке он обращался к ней вслух, тем самым проводя для себя границу между «вовне» и «внутри». Да и звучание собственного голоса приятно разбавляло тишину. «Не сейчас, Вилиррр».

Мемиури — создание деликатное, и она зачастую делала вид, что не слышит большинство его мыслей, но всё же иногда позволяла себе комментировать те реплики, которые впрямую ей не предназначались.

— Учти, потом будет не до еды, — он вздохнул, подсчитывая мысленно, сколько потребуется времени на первичное определение потенциала планеты, которая уже показалась на обзорном экране. Если всё пройдет гладко и не потребуется высаживаться для уточнения деталей, часов за двадцать пять должны бы управиться… подумать только, пять лет назад на это ушли бы недели!

«Не волнуйся-у-у, я перреживу. Пр-р-росто не хочется-у, бывает же и у тебя такое, Вилирррр?»

Общаясь с ним, Мемиури подчеркивала свою «кошачесть» — разбавляя привычные человеческие слова мяукающими вставками и мурлыканием. Она признавалась, что вполне может обходиться без всех этих «р-р-р» и «я-у-у», но не хочет. То ли из-за жажды экзотичности (хотя Вилир сомневался, что у кошек таковая вообще может проявиться), то ли ради сохранения кошачьего колорита и акцента. Первое

время это немного мешало, а потом он привык. Ему даже нравилось.

Планета оказалась пустышкой. Просмотрев собранную информацию, Вилир подумал, что этот мир вряд ли заинтересуют Землю. Мемиури всё дежурство просидела не двигаясь, просто смотрела на монитор, погружённая в свои мысли. Вероятно, она пыталась почувствовать что-нибудь нематериально-ценное…

Бесполезно.

Так бывает практически всегда: исследуешь мир и покидаешь его ни с чем. Обнаружить хоть что-нибудь по-настоящему пригодное — выпадает не каждый год, не то что каждый полёт.

Убедившись, что корабль следует новым курсом, Вилир отправился спать. Бесплодная, но длинная вахта требовала восстановления сил. Мемиури, видимо, тоже была не против поспать. Дождавшись, когда человек угнездится на своём ложе, она изящно вспрыгнула на одеяло и тёплым комочком застыла на краешке, погрузившись в дрёму.

У неё имелась собственная «каюта». Небольшой, оборудованный специально для кошки угол — с мягкой подстилкой, плошкой с кормом, какими-то игрушками-забавами (ну не смотреть же ей кассеты с записями человеческих фильмов?!), антиперегрузочной кабинкой. И конечно же, с мягкими гип-фильтрами. Они предназначались для улавливания и записи кошачьих чувств — позднее в лабораториях их обработают, чтобы узнать, чего кошке не хватало. И какие еще генные коррекции необходимы для будущих поколений кошек. Но своим желанием находиться поближе к человеку Мемиури напоминала обычных домашних животных, которые всеми правдами и неправдами стремятся устроиться не на своей подстилке, а на привилегированном хозяйском диване.

Вилир находил в этой нехитрой кошачьей методе «побега от одиночества» часть своего собственного, измождённого непониманием чувства. Поэтому ему приходилось особенно тяжело… он понял, что слишком привык к тому, что рядом всегда есть женщина. И одновременно понял, что, по сути, с ним рядом никогда не было женщины, способной понять его по-настоящему. И вот, только сейчас, когда тело и разум не отвлекались на внешние проявления женского начала, он обрёл возможность подумать о близости духовной и душевной… Оттого-то, наверное, и казалось, что Мемиури понимает его лучше других — полнее, глубже! — она одна могла уловить его мысли без наносной, лишней шелухи. Напрямую, не закупоренные в слова.

Он понял, что воспринимает её, как существо человеческое, заточённое в кошку… Будто злая волшебница околдовала прекрасную принцессу, превратив её в милое пушистое животное — женственное, немного своенравное, но ласковое и способное понять. И подобное чувство, испытываемое к КОШКЕ, страшило Вилира. Он боялся касаться её без повода, словно этот контакт породит в нем волну ощущений, никоим образом не подходящих для взаимоотношений «кошка — человек».

И всё же он спокойно принимал факт, что кошка дремлет, свернувшись клубочком у его ног; ему нравилось, как её «голос» взламывает его сновидения: «Пррросыпайся-у, соня-у-у!». Правда, эта трёхцветная чертовка в последнее время всегда прерывала сон в тот самый момент, когда он уже готов был очутиться в объятиях красавицы. Может, в этом своеобразно проявлялась ревность?..

«Мне непонятно твоё стремление к совершенству обходными путями», — как-то раз сообщила она.

— Что значит «обходными путями»?

«То и значит. Ты ведь не пытаешься улучшить себя самого, не стараешься соответствовать какому-то идеалу, зато от других требуешь чего-то ирреального — сверхкрасоты, сверхпокладистости и обожания тебя, ненаглядного, до высшей степени самопожертвования».

То, что кошка не считала его идеальным хотя бы в деталях, оказалось для Вилира неприятным открытием. Сам он себя считал если не венцом творения, то очень близко к нему подобравшимся индивидом (видный, статный и далеко не глупый, достигший ещё в молодости всего, к чему иные стремятся всю жизнь). И ему не хотелось мириться с мнением… какой-то кошки?

— Ты не права, я не требую от девушек красоты. Просто… красивые мне больше нравятся.

«А почему? Разве ты можешь с полной уверенность поставить знак тождества между «красотой» и «счастьем»? Разве идеально красивая женщина автоматически станет для тебя идеальной спутницей жизни? И что такое, собственно, красота? Это понятие точно так же относительно, как все прочие. Кому-то нравится чёрное, а кто-то не может жить без белого».

— Знаешь, Мемиури, если она будет ТОЙ САМОЙ, я её узнаю, под какой бы внешностью её от меня ни спрятала судьба.

…Сигнал тревоги, истошно взвыв голосом подстреленного монстра, оборвался, но и нескольких мгновений хватило, чтобы маленький экипаж пробудился. Мемиури трёхцветной метелью унеслась в рубку, Вилир, чертыхаясь, прыгал вслед за ней на одной ноге, спросонок ушибив колено.

Полная темнота поразила, обескуражила. Не горело даже аварийное освещение.

С кораблём творилось нечто невероятное — часть приборов отказала, видимо, с единственной целью: свести Вилира с ума, пока он определит причину таких поломок. Оборудование модуля функционировало выборочно. Не работал главный двигатель, но являвшийся его частью атмосферный ускоритель сигнализировал об исправности, что в принципе было абсолютно нереально. Но — было. Отсек со спасательной капсулой оказался недосягаемым благодаря заклинившей переборке, но ароматизатор воздуха наполнил корабль приятным сосновым ароматом.

Забравшись в кресло, Мемиури с любопытством наблюдала за метаниями человека. А он, осматривая взбесившийся корабль, и сам, на полном вперёд, приближался к безумию.

Передатчики прекрасно принимали любые волны, но отказывались отправлять сообщения. Даже аварийный маяк — система автономная и простая, как стелька домашнего тапка, — забастовал. Не удалось определить ни координат, ни времени. Зато кофеварка выдала чашку превосходного напитка, чего за ней ранее не наблюдалось.

Крепко выругавшись, Вилир жалобно произнёс: — Мемиури, мне же не поверят! Так не бывает!

Но кошка не отреагировала на его слова. Он с тревогой посмотрел в её сторону — неужто и этот «прибор» отказал?! — и ошарашенно замер. Кошка, вытянувшись всем тельцем, подёргивала ушками и постукивала хвостом по мягкой обивке кресла. Несомненно: где-то поблизости находилось НЕЧТО, заставившее сработать взлелеянные Экспериментом инстинкты Мемиури!