Страница 39 из 47
Судя по запаху, который источала скворчащая сковородка, там готовилось еще что-то рыбное, а из духовки невыносимо пахло сдобой.
Я, конечно, попытался запустить пальцы в мисочку с отбивными, но был изгнан из кухни — готовить стол. Столик, точнее. Это на потом, уже к полуночи, когда все наедятся и, чего уж там, напьются, мы сядем перед телевизором, выключим верхний свет… В полночь откроем шампанское, выпьем за ушедший год, за новый — и станет грустно, ведь фактически праздник уже окончен.
Не понимают этого многие, а жаль. Праздник, Новый год, он только до вечера продолжается, когда вся эта суета, когда ждешь чего-то, а потом…
Но я не стал нагонять на себя тоску. Все это пока слишком далеко. Так далеко, что совсем не стоит думать об этом. У нас еще уйма времени, целое море времени, которое не допускает тоски.
Хочу, чтобы это не кончалось. Никогда.
Я сел в кресло, отыскал пульт дистанционного управления, в народе — дистанционка, и стал пересматривать каналы. На каждом в углу экрана красовалась какая-нибудь забавная эмблемка непременно с участием шаров, еловых веток и прочей атрибутики. Наконец, я наткнулся на «Звездную пехоту», кинопародию на книгу Хайнлайна, отложил пульт и окинул взглядом комнату. Скорее всего, нас будет пятеро — пять рюмок, пять бокалов, пять стаканов для чего-нибудь безалкогольного. Я достал из ящика с посудой чистое полотенце, добыл из серванта посуду и занялся ее вытиранием. Некоторые моют стопки и рюмки — это можно делать только после использования, иначе гостям и хозяевам придется пить из покрытого мутными разводами хрусталя. Потом принес из спальни журнальный столик, поставил посреди комнаты. Апельсины-мандарины были запасены заранее, мне осталось только разложить их по блюдам и расставить на столе. В общем, все. Я снова оглядел комнату и остался доволен. Можно, конечно, добавить немного художественного бардака, разбросать кое-где книги, чтобы не очень бросалось в глаза и не выглядело слишком вызывающе и слишком не по-хозяйски…
Я снова уселся в кресло и уставился в телевизор. Гигантских размеров существа разносили в пух и прах целую, наверное, армию десантников. Это выглядело глупо. Однако фильм был увлекательным, и полтора часа пролетели мимо меня.
Меня вернул к реальности звонок в дверь. Было уже восемь вечера, на улице кричали восторженно, с подвываниями и робкими попытками затянуть песню. Темноту разрывали красные и зеленые ракеты, рассыпающиеся в воздухе на целое облако брызг. Я поднялся с кресла и пошел открывать.
На пороге стояли наши сегодняшние гости: Игорь Митин и Григорий-Паша Скоробогатов. За их спинами стоял еще один незнакомый мне человек. Видимо, это и был тот самый тезка мой, тоже Владимир. Они ворвались в квартиру с громогласными поздравлениями, звеня сумками. Владимир, впрочем, лишь скромно поздоровался и сказал: «С наступающим». Этим он мне и понравился. Есть ведь люди, с первой минуты становящиеся своими в доску, которые со всеми на «ты», и так далее. Я, конечно, не против обращения на «ты», но надо чувствовать разницу между проявлением дружественности и недостатком культуры.
Гриша-Паша уже успел оседлать на кухне мой любимый стул, пока я развешивал брошенные где попало куртки, и задымить сигаретой.
— Знакомьтесь, господа, — сказал он с ноткой торжественности в голосе. — Это Володя, замечательный человек, большой фантазер, что, впрочем, не отрывает его от реальности, швец, жнец и прочее.
Большой фантазер был выше меня почти на полголовы и пошире в плечах. Обильная седина как-то не сочеталась с довольно молодым лицом. И — даже в помещении он не снял темных очков. Видимо, у него было неважное зрение. Он пожал мне руку, кивнул Алене и пристроился на кряхтящем от старости стуле возле окна, на котором уже давно никто не сидел из боязни провалиться. Однако Володин вес престарелый предмет мебели выдержать согласился.
Прямо перед окном просвистела ярко-малиновая ракета, поднялась над крышей дома и с громким хлопком взорвалась. В небе расцвел пышный шар.
— Достреляются когда-нибудь, — проворчала Алена. Мы же почему-то притихли. Каждый смотрел в окно и думал о своем. Так начинался каждый наш Новый год — с воспоминаний. Алена, не склонная к копанию в собственной памяти, тоже задумалась и, кажется, даже погрустнела.
Но потом все прошло, вернулись звуки, вернулось чувство праздника.
А я вспомнил о елке.
Володю, как самого высокого, отправили добывать с антресолей картонный ящик с игрушками и остатками дождика. Игорь долго осматривал зеленое дерево, установленное еще позавчера вечером. Тогда ветки упорно смотрели в потолок, игнорируя меня, носящегося вокруг ели, которая, впрочем, на самом деле была сосной. Теперь, отстоявшись, ветки распрямились, так что елка заняла чуть ли не четверть комнаты.
— Я помню, — сказал Игорь, — купили мы один раз такое вот дерево и не рассчитали размеров. Получилось, что вся верхушка согнулась под потолком. Пришлось обрезать.
Появился Владимир с ящиком в руках. Самое неприятное — развязывать веревки, которыми эта коробка обвязывается. Эти бечевки возраста примерно как я, и каждый год они укорачиваются минимум на сантиметр, поэтому приходится вязать узел из самых кончиков и затягивать потуже. Вышло так, что я чуть не обломал себе ногти, растягивая задеревеневший узел. Пришлось просто разрезать.
Вообще, у игрушек этих особая история. Раньше их, конечно, было раза в два побольше, но постепенно они разбивались, терялись, и в итоге осталось чуть больше половины коробки. Их покупали в разное время и при разных обстоятельствах. Какие-то были просто принесены с других торжеств, какие-то надолго терялись и обнаруживались потом где-нибудь за шкафом. Я думаю, если перевернуть хорошенько нашу квартиру, за шкафами много чего интересного обнаружится.
Володю послали еще на лоджию за коробкой больших шаров, купленных недавно, лет семь назад всего. Я осторожно, отгибая проволочки и скрепки, за которые игрушки положено вешать, стал цеплять их на ветви.
Всегда старался растянуть эту процедуру как только можно. Нравилось мне всегда украшать елку, особенно тогда… давно… Гриша-Паша носился вокруг елки, насколько позволяла площадь комнаты, Игорь сидел на диване и давал указания, где наблюдается перевес, а где пустота. Володя принес стул и полез цеплять на верхушку звезду. Кажется, его это тоже увлекало, только он зачем-то прятал свои эмоции, будто боялся, что кто-то его осудит за проявление… ну, сентиментальности, что ли.
Знаю я таких людей. Они говорят, что им не нравится Новый год, что ночью они не сидят и сразу ложатся спать. Одним он действительно не нравится, и я не могу понять, почему. А другие вот так вот прячутся от радости. Их тоже понять сложно, но, наверное, все-таки можно.
Потом мы набросали на елку все, что осталось от дождика, и уселись на диван. Получилось вполне красиво. Оставалось только убрать подальше коробку и подмести. Часы показывали половину десятого.
Когда я вошел на кухню и увидел стол, у меня захватило дыхание. То, что я увидел сразу, придя домой, составляло где-то треть того, что на самом деле изготовила Алена. Наверное, лицо мое выражало достаточно, потому что хозяйка, Аленушка моя, довольно улыбнулась, вытирая руки о фартук.
— Ох, мужики… — вздохнула она. — Как же мало вам надо!
— Нет уж, — я обнял ее. — На самом деле…
— Владимир Николаевич, — она высвободила руку и погрозила мне пальцем. Я отступил с поднятыми ладонями.
Вот Гриша-Паша от восторженных возгласов удержаться не смог. Можно было подумать, что он увидел поднимающуюся со дна морского Атлантиду. Мы расселись, Игорь быстрым движением сорвал пробку с бутылки «Немирова» и разлил по стопкам.
— Ну что, господа, — Гриша-Паша хотел было встать, но сидящий рядом Игорь толкнул его в ногу, — вспомним хорошее и забудем плохое.
Мы выпили. Нет, что ни говори, а водка должна быть дорогой. Как и вино, только с другим коэффициентом дороговизны. Наконец-то у нас в стране установилось правило зависимости качества от цены! И уж на Новый год я бы не стал скупиться и покупать керосиново-ацетоновую дрянь…