Страница 36 из 47
…Он шел по узкой тропинке, больше похожей на звериную тропу. Ему снова не позволили жить спокойно, но теперь он уже и не хотел этого. Кагэро слишком привык к обману и странствиям, чтобы разом все это забыть. Конечно, его тянуло в дорогу, и усталость была скорее надуманной, чем реальной. И теперь он шел к людям. Теперь он видел мир с другой стороны — со стороны Лабиринта, и оттуда он выглядел вовсе не таким цветным и красивым. И Солнце не всегда было ярким, и листья не всегда зелеными. Часто земля начинала сочиться дымом, небо чернело, шел красный грязный дождь. Такие ураганы налетали внезапно и быстро уходили, но за это время очень много душ срывалось в пропасть.
И исчезали Говорящие. Кагэро почти физически ощущал смерть каждого Говорящего, она отзывалась в его груди тупой болью. И слезы лились по щекам, их невозможно было сдержать. На какой-то миг Говорящие сами превращались в серых кукол, которые тупо бредут к обрыву.
Сейчас небо было укрыто облаками, накрапывал дождик и мир был наполнен тихой сонливой умиротворенностью. Время, словно теплая река, текло медленно и спокойно. Кагэро почти полностью отрешился от Лабиринта, следя за ним только на уровне чувств. Ему шагалось легко и весело, совсем не было усталости. Кагэро любил такие моменты. Только вот есть какая-то доля светлой грусти в этом молочном озере… Словно струйка чистой родниковой воды…
Кагэро шел домой.
Он помнил свой настоящий дом, где он родился, где он жил с матерью и отцом. И почему-то через столько лет его впервые потянуло туда. Кагэро сильно изменился. Мудзюру открыл ему глаза, и Кагэро понял, насколько сложны человеческие чувства, что не достаточно принятых правил поведения. Что все это — чушь собачья, никому не нужная. Какой смысл в том, что с этим человеком ты будешь разговаривать так, а с этим иначе? Какой смысл в том, что ты никогда не скажешь в лицо одно простое слово: «Нет!»? Кагэро видел в этом слабость людей. Они, видимо, боялись чего-то, а чего — он понять не мог… Но людской страх, пустивший прочные корни, он видел ясно.
Два дня назад Кагэро встретил человека. Он не был беглецом, преступником, самураем или еще кем-то. Это был просто человек, идущий по дороге. Голова его не была занята какими-то мыслями, отличными от человеческих, приземленных. Его заботило то, что редко идет дождь, что… что… И Кагэро похолодел, когда увидел все его страхи. Непонятно, как вообще этот человек может жить с таким страхом!
Кагэро посмотрел на него в Лабиринте и увидел, что тот идет к тупику. Пока что до обрыва ему далеко, и вполне возможно, что он сам свернет куда-нибудь в сторону или ему поможет кто-то из Говорящих, но… Вероятнее всего этот человек умрет. А человек, родившийся с его душой, будет часто болеть и тоже умрет рано. Это цепь. И ничего в ней нельзя изменить. Почти ничего. Это не в силах Говорящих.
Ох, если бы Мудзюру снова врал… Если бы он врал, и что-то стояло бы над всем этим, какой-то Высший Разум… Именно Разум — какой толк от тупой силы, которая может лишь реагировать по принципу «горячее — отдернуть руку»? Вышел за порог дозволенности — умри. Жизнь Говорящего ценится слишком высоко, а сколько людей должно погибнуть, чтобы он вошел в мир Лабиринта?
Мудзюру как-то объяснял Кагэро, еще не говоря о Лабиринте, что смерть являет собой сильный всплеск энергии. В случае с Говорящим энергия направляется в определенное русло и, в конце концов, помогает открыть переход. Никто, ни один из Говорящих не может сделать этого самостоятельно, так сказать, на голом месте.
Такова цена…
Зато потом всю свою жизнь Говорящие служат людям. И это тоже расплата.
У Кагэро на душе вдруг стало горько и смутно. Даже мысли о доме больше не просветляли душу. В небе назревала буря…
Рассвет был красным.
Кагэро шел всю ночь, чувство беспокойства не давало ему сидеть на месте. Движение хоть как-то усмиряло грызущую сердце змею. Теперь он стоял на ветру над обрывом. Там, внизу, под горой, стоит его деревня. Она, конечно же, изменилась, но место-то осталось прежним…
Что-то мешало ему. Кагэро смотрел то на красное солнце, выползающее из-за горизонта, то вниз, на крыши домиков. В таком свете они казались золотыми. Ветер стегал по щекам. Кагэро чувствовал себя неуютно. Его жгло одиночество.
Он продолжал стоять, подставив лицо ветру, и не двигался с места. Он размышлял о том, что ему теперь делать. У него никогда не было никаких целей. Кагэро жил просто так, ни для чего, только по ходу дела сбрасывал души в пропасть. Становилось страшно, когда он думал, насколько был глуп. Так всегда: совершишь поступок, не думая, а потом холодеешь от стыда.
И вот сейчас — для чего он пришел сюда? Разве его кто-то ждет? Да кому здесь он нужен, посторонний человек?
Но он слишком долго шел. И слишком сильно устал. Из-за того, что камень на горной тропе улетел из-под ноги, Кагэро упустил свою первую душу. Она взмахнула руками и сорвалась вниз, а его на одно мгновение обжег взгляд…
И он еще помнил, очень отчетливо помнил пустоту, что мгновенно разрослась в сердце.
Он наконец-таки решился и пошел вниз. Мелкие камешки сыпались из-под ног. Кагэро цеплялся за крепкие стебли какого-то растения, что во множестве росли здесь. Чаще всего корни крепко сидели в почве, но иногда стебель вырывался из земли и Кагэро несколько секунд балансировал на скользких камнях.
Ему было очень тяжело. Кагэро уже пожалел о своем решении прийти в это место, но отказываться…
…Кагэро загляделся в серый туман далеко внизу, под Лабиринтом. И ему показалось, что он видит чье-то лицо, знакомое и родное. То была женщина, она улыбалась как-то по-особенному тепло и доброжелательно. Кагэро совершенно не помнил своей матери, но понял, что это она…
Что это может значить? Неужели Мудзюру снова соврал? Но теперь-то зачем? Может быть, он знал, что рано или поздно Кагэро захочет отыскать в Лабиринте души своих родителей и он бы отыскал, и сделал с ними все, что угодно. Например, сумел бы поговорить с ними.
И что же они могут ему такого сказать, чего боится Мудзюру?..
Кагэро почти побежал к домикам. Неказистые и кривые, они больше походили на сараи или на огромные жилища животных.
И они были пусты.
Кагэро остановился в недоумении: почему он не почувствовал этого сразу? Деревня была именно пуста, сюда больше никто никогда не вернется. Вот почему дома такие кривобокие.
В отчаянии он поглядел на деревню через туман Лабиринта. Так можно увидеть подчас очень странные и интересные вещи. Несколько мгновений серая дымка застилала взор, но Кагэро увидел то, чего никак не ожидал увидеть.
Они все стояли здесь, на улице, рядом со своими домами. Бесцветные куклы, которые имеют честь называться людскими душами. Стояли и смотрели на него, и их взгляд был полон жизни.
«…Однажды мы упали вниз и не захотели возвращаться».
Голос походил на шелест пепла.
«Как же вам это удалось?»
«Это легко, если не цепляться за жизнь. Зато теперь с нас снято проклятие смерти — мы будем жить вечно».
«Где моя мать?»
Серая толпа расступилась, вперед вышла женщина… Да, это была она. Может быть, память изменила бы Кагэро, но сейчас все телесное не имело никакого значения. Как мать узнает своего сына-младенца среди миллиона таких же детенышей, так и ребенок всегда найдет свою мать. Это невозможно объяснить словами.
«Здравствуй, сын, — тихо сказала она. — Вот уж не думала, что когда-нибудь увижу тебя здесь».
Кагэро и не знал: радоваться ему или плакать. В конце концов, слезы потекли из его глаз. Он упал на колени.
«Прости, мама!»
И ее серое лицо озарилось светом.
«Сын… тебе не за что просить прощения у меня… Я всегда хотела, чтобы ты вырос человеком, но тогда я еще не знала, что такое на самом деле человек…»
«Нет, мама, ты должна знать, какой путь я прошел, прежде чем попал сюда, к тебе… И что самое ужасное, я никогда о тебе не думал!»
«Думал, Кагэро, думал. Ты всегда думал обо мне, только мысли эти были слишком глубоко. И я прекрасно знаю, через что ты прошел. Не бойся, теперь все позади, теперь мы вместе».