Страница 15 из 115
Западноевропейская книжная миниатюра
Пейзаж в итальянском треченто
I - Джотто
Францисканство и Джотто
Джотто. Св. Франциск на городской площади в Ассизи. Верхняя церковь С. Франческа.
Дальнейшее развитие "северной" живописи было бы непонятно, если не обратить внимание на колоссальное развитие искусства средней Италии, происшедшее во второй половине XIII века и выявленное, главным образом, при работах, которые были произведены в Риме по желанию папы-францисканца Николая IV, и в Ассизи - в надгробной церкви св. Франциска (умер в 1226 г.). Сводить все художественное течение в Италии и особенно, все его великолепие, к действию проповеди францисканцев и к спектаклям францисканских мистерий - будет преувеличением некоторых историков искусства. На самом деле, кроме францисканства, с его трогательной проповедью любви, всеобщего мира и благословения природы, в этой эволюции имели большое значение и возросшее благосостояние, и проснувшаяся образованность, а также многие явления чисто политического характера. Но несомненно, что главную роль при этом "смягчении" и "раскрепощении" культуры играло все же францисканское движение. Искусство начала XIII века в Италии полно еще византийской чопорности [52](вдобавок невежественного и "провинциального" характера), между тем как конец того же "века св. Франциска" застает расцвет таких художников, как Чимабуе, Каваллини, Джотто и Дуччио - первых лиц истории искусства, первых свободных творцов.
Из них Чимабуе и Каваллини не могут нас интересовать в настоящем отделе. Их значение колоссально в смысле разработки эмоционального начала в живописи, но что касается до их отношения к окружающей человека природе, то по дошедшим до нас памятникам мы не можем себе составить о нем полного представления. Едва ли, однако, оно могло сильно отличаться от отношения художников предыдущей эпохи, находившихся под гипнозом византийских преданий [53].
Совершенно иначе обстоит дело с Джотто. В пейзаже, так же, как и во всех других сферах "новой" живописи, его следует признать настоящим родоначальником всего дальнейшего, всего живого.
Значение Джотто в пейзаже может быть резюмировано следующими словами: он понял значение связи между фигурами и фоном, он понял органическую целостность вещей, наконец, он сделал первые шаги в смысле передачи пространства. Настаивать же особенно на "стилистическом" значении его пейзажа нам кажется лишним. В стильности смысл и природа всего искусства того времени. Она зависела не только от положительных, но и от отрицательных сторон художественной культуры, т.е., в значительной степени, от бедности знаний и, как следствие того, от усилий, направленных лишь на передачу самого существенного. К тому же в самой психологии времени лежала известная склонность к монументальной простоте, к важному и строгому. Эти черты мы встречаем в равной степени и у Джотто, и в скульптуре Николо Пизано, и в поэзии Данте. Их же мы найдем, в смягченной форме, у Дуччио, у Симоне Мартини, у обоих Лоренцетти и даже у всех "джоттистов", которым принято ставить в укор именно отклонение их от "строгого стиля". Напротив того, этих черт не найти, по крайней мере в равной степени, на севере. Там даже в пластике готических соборов, в громадах архитектуры чувствуется (в связи с уже виртуозным преодолением многих технических трудностей) какая-то природная наклонность к изощренности, к грации, даже к некоторой мелочности. От смешения южных и северных элементов выросло затем искусство ренессанса, соединяющее в себе черты упрощенной строгости, присущие Джотто, с чертами "интимности" и реализма северян. Несомненно также, что стиль Джотто во многом обязан пережиткам античной культуры в Италии XIII, XIV веков и, во всяком случае, античному наследию, каким оно дошло до нас в творчестве византийцев.
Для того, чтобы убедиться, можем ли мы считать Джотто отцом пейзажа в современном смысле, взглянем на его первые (почти достоверные) работы - в верхней церкви Св. Франциска в Ассизи, рассказывающие всю жизнь серафического святого. Вопроса о том, что все ли фрески принадлежат целиком его кисти, мы не станем касаться сейчас. Фрески производят впечатление, что их созданием руководила одна мысль и одна воля. Именно это целое мы и называем именем Джотто и, ознакомившись с его абсолютно достоверным творением, как будто имеем на это право. Все же гипотезы о сотрудниках и подражателях покамест представляют мало интереса, ибо они все равно фантастичны и не могут быть решены за недостатком документов, а также вследствие "растворенноcти" этих других художников в могучей стихии мастера-руководителя [54].
Новое в живописи Джотто
Первое, на что следует обратить внимание в этом колоссальном целом, это достигнутый эффект рельефности писанных en trompe l'oeil витых колонн между фресками, а также карнизов над и под фресками. Эти карнизы и колонны служат для объединения всего ряда и для обогащения архитектуры церкви. То, что эта попытка удалась в значительной степени и что она вообще могла зародиться в голове художника, показывает на изумительную эволюцию, совершившуюся в те дни во взглядах на живопись и на ее возможности. Решение же задачи делает честь наблюдательности и остроумию Джотто (в теоретическом обосновании его владения перспективой можно сомневаться), и в то же время этот прием является одним из признаков освобождения живописи от архитектуры, сознания ее собственной силы. Стенопись перестает быть "ковровым" покрытием плоскостей, но начинает приобретать значение чего-то самостоятельного и как бы даже соперничающего с архитектурой. Фреска - не "стенной узор с сюжетом", а "вид" через стену на некие действия. Позже Джотто редко прибегал к этому слишком смелому для того времени приему, так же редко прибегают к нему и все ближайшие его последователи [55]. Но в XV веке расписанная, "обманывающая зрение", архитектура становится общим правилом, и в этом следует видеть один из самых ярких признаков смелости в живописи. В XVI, XVII веках тот же принцип приведет уже к фокусам, к тому, чтобы одной архитектурной живописью обогатить совершенно плоские и простые помещения, лишенные какого бы то ни было реального архитектурного убранства.
Впрочем, если это новшество Джотто очень характерно для него и для всей смелости живописи периода XIII века, то нужно сознаться, что оно на месте мало бросается в глаза. Гораздо яснее сказывается отношение Джотто к видимости и к задачам живописи в любой из отдельных фресок его знаменитых циклов в верхней церкви С. Франческо (оконченных в последние годы XIII века), в нижней церкви там же, даже в остатках фресок, которыми он украсил церковь "Барджелло" во Флоренции, в знаменитой серии падуйской "Арены" (1305-1307) и, наконец, в его последнем монументальном произведении - фресках двух капелл церкви С. Кроче во Флоренции.
Джотто. Возвращение Иоакима к пастухам. Фреска в капелле Мадонны делль Арена в Падуе (1306 год).
Во всех этих примерах поражает то место, которое отдано под архитектуру, и те смелые задачи, которые Джотто с удивительной для своего времени удачей и единственно на основании опыта решает "на глазок". Так, в сцене, где Св. Франциск при помощи своего спутника изгоняет бесов из Ареццо, мы видим с одной стороны сгруппированный за городской стеной горный, типичный итальянский городок, слева апсиду готической церкви [56]. В сцене, где юный Франциск ступает на лежащую под ногами мантию, представлены, прямо напротив зрителя, готическое Палаццо-Пубблико с башней и античный храм, до сих пор сохранившиеся в Ассизи. Правда, Джотто придал римскому храму хрупкие пропорции готики и украсил фронтон "розой", но эти несоответствия с действительностью не уменьшают значения того факта, что он вообще обратился к действительности [57]. Характерен далее итальянский пейзаж, состоящий из скал, расщелин, одиноких деревьев и селений на вершинах, который заслоняет фон на фреске, рассказывающей, как Франциск отдал свой плащ нищему. Здесь замечателен и стилистический прием понижения обоих пригорков к середине, где стоит фигура святого, что служит ее особому выделению, - прием несколько наивный в своей простоте, однако послуживший примером будущим поколениям, виртуозно его разработавшим. Наивны также и все конструкции скал, формы деревьев, величина домов, - но как все это уже далеко от шаблона византийцев, как общий силуэт слитен и почти правдоподобен!