Страница 3 из 23
Судьба Троцкого по самым требовательным меркам необычна. Она и сегодня волнует, тревожит, потрясает. Троцкий был рано замечен и обласкан славой и известностью. Ему довелось спорить, восхищаться, общаться с выдающимися людьми своей эпохи: Каутским, Плехановым, Адлером, Парвусом, Мартовым, Даном, Аксельродом, Лениным, Фрунзе, Бухариным, Каменевым, другими крупными личностями, оставившими свой долго не теряющийся след на пыльных ступенях пирамиды исторического прогресса.
Троцкий пережил много триумфов. Почти как Божественный Юлий. А может, и больше. Как писал Гай Светоний, "первый и самый блистательный триумф был галльский, за ним — александрийский, затем — понтийский, следующий — африканский и, наконец, — испанский: каждый со своей особой роскошью и убранством". Самый крупный триумф Троцкого был в октябре 1917 года. Революционер, похоже, привык к победам, казалось, что так будет долго, если не всегда. Но уже вскоре после окончания гражданской войны Троцкий почувствовал себя едва ли не лишним в повседневности начавшихся серых будней. Все говорило: этот человек был как бы создан для переломов, взрывов, крушений, пожаров, для межконтинентальной славы. Но мировая революция "споткнулась". Даже "азиатская" не получилась. Начались трагедии, которых выпало на долю Троцкого так много, как будто они предназначались целому революционному легиону.
Лишение всех постов, ссылка, депортация, скитания по планете в надежде найти спасение от сталинских агентов сопровождались насильственной смертью почти всех родных и близких, множества соратников. С клеймом "троцкист" погибали не только действительные соратники и сторонники Троцкого, но и миллионы его соотечественников, лишь заподозренных в какой-то нелояльности диктаторскому режиму. Учитывая, сколь масштабная сталинская охота шла на него, удивительно, что сам Троцкий смог прожить после депортации еще целое десятилетие. За два месяца до своей трагической гибели он написал: "Я могу сказать, что живу на земле не в порядке правила, а в порядке исключения"[8]. Судьба этого революционера — феерический, стремительный взлет на гребень всемирной славы и долгая, долгая драма борьбы, разочарований, надежд, закончившаяся последней трагедией в Мексике.
Правда, сам Троцкий, всегда смотревшийся в зеркало истории, не считал свою жизнь трагической. Во всяком случае, находясь на Принкипо в 1930 году.
— Ну а как же насчет вашей личной судьбы? — слышу я вопрос, — пишет революционер, — в котором любопытство сочетается с иронией… Я не меряю исторического процесса метром личной судьбы… Я не знаю личной трагедии. Я знаю смену двух глав революции[9].
Позволю себе не согласиться с Львом Давидовичем. Просто Троцкий, будучи крупной исторической личностью, умел достойно проигрывать и не утрачивать надежды. Он рано понял, что для истории его поражение, возможно, будет выглядеть достойнее иной победы.
Троцкий написал множество очерков, статей, книг, "политических силуэтов", эссе, манифестов, заметок, репортажей. Для своих биографов он оставил богатейшее по объему и разноплановости наследие. Как вспоминала Наталья Седова-Троцкая, в планы ее мужа входило написать еще ряд крупных книг. Но "повседневные события… отодвигали эти работы на второй план. Труд о Сталине ему был навязан посторонними обстоятельствами: материальной необходимостью и его издателем. Лев Давидович не раз хотел написать "ходовую" книгу, как он говорил, чтобы заработать на ней и отдыхать потом, на работе над интересующими его темами. Но это у него не выходило, он не умел (курсив мой. — Д.В.) писать ходовых книг…"[10].
Троцкий — один из первых государственных деятелей, который максимально использовал интеллектуальный потенциал своих многочисленных секретарей, о чем будет сказано дальше. Каждое его выступление, импровизированная речь, указание тщательно стенографировались, записывались, печатались. Не случайно 21 том его сочинений, которые успели выйти в СССР к 1927 году (правда, с пропуском нескольких томов), содержит главным образом его доклады, речи, публицистику{1}. Его труды, изданные у нас до депортации, — это важная составная часть литературного наследия Троцкого, позволяющая написать его портрет.
Другой, вероятно более важный, источник, помогающий описать "невидимые" в значительной мере стороны его облика, содержится в архивах. Возможно, я являюсь одним из очень немногих исследователей, которому удалось ознакомиться не только с зарубежными фондами архивов Троцкого (Хоттонгской библиотеки Гарвардского университета, где находится около 20 тысяч документов Троцкого, включая три тысячи писем; Международного института социальной истории в Амстердаме, располагающего более чем тысячью писем разных периодов, в том числе перепиской Ленина и Троцкого; частью документов из крупной коллекции Б.Николаевского в архиве Гуверовского института), но и с обширными, полностью закрытыми до недавнего времени материалами в спецхранах советских архивов. Это прежде всего фонды бывшего Центрального партийного архива, Центрального государственного архива Октябрьской революции, Центрального государственного архива Советской Армии, Центрального архива Министерства обороны, Центрального архива Комитета государственной безопасности и некоторых других. Подавляющее большинство документов, приведенных в настоящей книге, публикуется впервые. Кроме того, я смог ознакомиться с рукописными вариантами ряда книг Троцкого, что позволило глубже проникнуть в лабораторию его литературного творчества.
Еще одним важным источником для написания портрета явились те сведения, которые предоставили мне родственники Л.Д.Троцкого, чудом уцелевшие и выжившие в атмосфере сталинских кошмаров, а также лица, встречавшиеся с русским революционером или лично знавшие его. Мне бы хотелось в этой связи выразить свою признательность племяннице Троцкого А.А.Касатиковой, его внучатому племяннику В.Б.Бронштейну, жене младшего сына Сергея — О.Э.Гребнер и другим родственникам. Интересные детали, фрагменты жизни, черты характера и личности помогли полнее представить: одна из стенографисток Троцкого Н.А.Маренникова, один из секретарей Сталина А.П.Балашов, люди, соприкасавшиеся в разной степени с семьей Троцкого и им самим, — Н.А.Иоффе, Д.Т.Шепилов, А.К.Миронов, В.М.Поляков, Н.Г.Дубровинский, Д.С.Златопольский, Ф.М.Назаров; последние уцелевшие "троцкисты" — И.И.Врачев, англичанин Стюарт Кирби, недавно умершая жена Исаака Дейчера (самого крупного, по моему мнению, биографа Троцкого) Тамара Дейчер и некоторые другие лица, которым я приношу сердечную благодарность за бесценные для книги и истории свидетельства.
Я также имел возможность общаться с крупными работниками советских органов госбезопасности, знающими о трагедии революционера не понаслышке. Это прежде всего П.А.Судоплатов, Е.П.Питовранов, А.Н.Шелепин и другие. С конца 20-х годов и до 20 августа 1940 года, когда по приказу Сталина Троцкий был ликвидирован, спецслужбы СССР (ГПУ, ОГПУ, НКВД) постоянно держали его под неусыпным наблюдением. НКВД об изгнаннике знал неизмеримо больше, чем мог предположить депортированный революционер. Сталину регулярно докладывалось обо всех шагах, предпринимаемых лидером IV Интернационала, на столе генсека нередко появлялись материалы Троцкого, которые еще только готовились к опубликованию!
Мне удалось ознакомиться с оперативной агентурной перепиской сотрудников НКВД, внедренных в окружение Троцкого. В своей книге я впервые привожу эти доселе совершенно секретные документы, которые проливают новый свет на многие неизвестные страницы его биографии. В процессе работы мне довелось многократно беседовать с лицами, осуществившими по заданию ЦК ВКП(б) ликвидацию Троцкого.