Бежать с острова»

Программа на сегодня была исчерпана. Викинг обговорил с Жаком план завтрашнего дня и заснул сном младенца. Прошедшие сутки все-таки здорово вымотали его.

«Ваш отдых – это тоже оружие», – была последняя мысль засыпающего Викинга.

Утром принесли на завтрак кусок хлеба пополам с трухой и бутылку воды на двоих. Пережевывая скудную пищу, Вадим еще раз анализировал предстоящие действия. Все было зыбко и неопределенно. Любая мелкая досадная случайность могла внести коррективы в планы и, более того, привести к срыву задуманного. Оставалось надеяться на помощь всевышнего, тупость и самонадеянность хозяев вместе с охранниками, а также на самого себя. За последний пункт Викинг переживал менее всего.

А еще он почувствовал какую-то неискренность в поведении Дювалье, хотя все его предложения были разумны и полезны. Однако цель, к которой он стремился – убрать Генри Россета в качестве мести за своего друга, – как-то незаметно ушла на второй план. Естественно, на первом месте стояло желание убраться с острова, однако у Викинга сложилось впечатление, что Жака начал больше интересовать сэр Патрик Элиас, а месть стала совсем не обязательным условием.

Беспокоили его и женщины. Но заверения Жака в относительно лояльном отношении местной администрации к дамам давали надежду, что ничего ужасного с ними не случится.

Судя по солнечным лучам, проникавшим в камеру через щели, время подходило к одиннадцати, когда за дверью послышались шаги и загремел замок. С прежними предосторожностями по отношению к Жаку охранники вытащили Викинга из камеры и бесцеремонно поволокли по старому маршруту.

Вчерашняя процедура повторилась во всех деталях. Комната, недолгое ожидание, крепкие парни, обыск и долгожданная встреча с дедушкой, как окрестил его про себя Вадим. Единственным отличием от предыдущего дня было отсутствие Аламейды, но это даже упрощало задачу. На этот раз Элиас не стал разыгрывать из себя добряка и эстета, а был более сух и деловит.

Он прошел к столу и без предисловий начал говорить:

– Ну что же, молодой человек. Кое-какие справки я навел. Действительно, ваша компания случайно попала к нам. Это отрадно. И к антитеррористическому департаменту вы имеете косвенное отношение. Меня радует, что ваше руководство заботится о своих соотечественниках и хочет найти виновников расправы с семьей дипломата.

Элиас лукаво посмотрел на Викинга. Морщинки вокруг его глаз собрались в лучики, и лицо неожиданно подобрело. Стало понятно, что дедушка сейчас скажет какую-нибудь гадость, развеселившую его. Так и произошло.

– Хотя мои сомнения в отношении вашей деятельности почти рассеялись, сэр Генри Россет все же настаивает на преступной шпионской работе российской стороны в вашем лице против Соединенных Штатов. «Холодная война» осталась в его сердце. Тут я поделать ничего не могу, и нам с вами остается только одно: написать чистосердечное признание. Я думаю, это смягчит сердце сэра Генри, – сказал Элиас и вопросительно посмотрел на узника.

Викинг видел, что адвокат издевается над ним и ерничает. Похоже, интерес, неожиданно возникший у него вчера при виде удостоверения конторы Руэнтоса, бесповоротно пропал, и разыгрывающийся спектакль являлся для дедушки просто развлечением.

Пора было брать инициативу в свои руки и начинать работу, тем более что ничего полезного он уже не слышал. Довольно неожиданную и интересную информацию для себя, а вернее, для нужных людей, он уже выудил из разговора, и терять время не стоило.

Парни-охранники стояли на прежних местах – один за его спиной, второй слева, прислонившись к косяку двери. Адвокат в расчет первого хода пока не шел. Он был основным блюдом, но во второй подаче.

Сэр Патрик Элиас смотрел на сидящего – худощавого, еще молодого мужчину, и ждал реакции на свои слова. Перед ним находился не первый несчастный, которого он ломал без сожаления. Попадались крепче, серьезнее, энергичнее, однако все заканчивалось тем, что они ползали у его ног и умоляли сохранить жизнь. Иногда было даже интересно растоптать волевого человека и сломить его дух. Но обычно все проходило до банальности буднично: угрозы, капелька физического воздействия, и человек из высшего существа превращался в слизняка.

Этот экземпляр, по его мнению, не представлял из себя ничего выдающегося. Обычный сырой материал, из которого можно слепить что угодно. Элиас, в общем-то, с сожалением смотрел на безвольную фигуру изможденного человека, сидевшего перед ним. Он не испытывал к нему никаких чувств – ни жалости, ни ненависти. Просто очередная придурь Генри Россета заставляла его ломать еще одну ни в чем не повинную душу.

Молчание несколько затянулось. Элиас еще раз взглянул на узника. Тот неподвижно сидел, полуприкрыв веки, через которые проблескивали белки. Адвокат только начал открывать рот, чтобы отдать приказание расшевелить и привести заключенного в чувство, как глаза распахнулись и на него упал острый, завораживающий своей темной глубиной, взгляд. То, что произошло в следующие мгновения, поразило его своей неправдоподобностью. Элиас застыл на месте, словно его сковал столбняк, наблюдая, как перед ним разворачивается ужасная картина.

Руки заключенного, бессильно лежащие на коленях, резко рванулись в стороны, и наручники совершенно неожиданно расстегнулись и полетели на пол. Они еще не успели упасть на бетон, как в воздухе прямо перед адвокатом мелькнули подошвы армейских ботинок. Опершись руками на стул, недавний узник взлетел над ним, сделал разножку и, развернувшись в полете на сто восемьдесят градусов, нанес сильнейший удар в голову охранника, стоящего позади. Послышался глухой звук, сопровождаемый противным хрустом, и безжизненное тело начало плашмя падать на пол.

Викинг едва достал первого противника. Его правая рука скользнула по краю стула, и он не смог придать должное ускорение своему телу. Поэтому уже в развороте он выпрямился и только так смог дотянуться до парня. Анализировать первый бросок или сетовать на едва не произошедшую неудачу времени не было. Машина уничтожения по имени Викинг работала автоматически.

Едва коснувшись подошвами пола, он низким ходом юлы бросился к двери. На мгновение растерявшийся второй охранник уже рвал пистолет из наплечной кобуры. Реакция у парня была неплохая, однако его попытка достать оружие не позволила ему поставить защиту от удара налетевшего Викинга. Полусогнутая рука с уже вытащенным пистолетом оказалась пригвожденной к груди, а мелькнувшая перед лицом ладонь коснулась шеи, и ослепительный свет, на мгновение вспыхнувший перед глазами охранника, навсегда померк.

Элиас, перед которым за считаные секунды разыгралась страшная битва, стоял, бессильно раскрывая рот, не издавая ни единого звука. Его ноги стали ватными, а тело предательски отказывалось двигаться. Словно в замедленном кино, он наблюдал за приближавшимся мягкими стелющимися шагами человеком, в руках которого чернел пистолет, подхваченный из рук охранника.

Ствол «беретты» жестко уткнулся в шею Элиаса. Викинг рывком вытащил не оказывающего сопротивления адвоката из-за стола и подножкой уложил его на пол лицом вниз. Его руки тут же бесцеремонно были заломлены за спину, и мгновение спустя запястья ощутили на себе холод защелкнутых наручников. Впервые в жизни Элиас оказался в столь унизительном состоянии полного бессилия, которое усилилось еще больше от грязной тряпки, засунутой в рот в виде кляпа. Из его глаз полились слезы, и появилось ощущение, которое он всегда гнал от себя и презирал, – надвигающейся старости и слабости.

Викинг поднял адвоката с пола и усадил на стул. Жалкий вид старика не вызвал у него ни малейшей жалости. Всего лишь минуту назад самодовольная физиономия Элиаса маячила перед глазами и напыщенно разглагольствовала и ерничала. Для большего эффекта и обоюдной пользы Викинг врезал крепкую оплеуху недавнему вершителю судеб и ощутил при этом хоть и небольшое, но удовлетворение.

Первый этап прошел успешно. Задерживаться в комнате не стоило. Судя по тому, что на шум борьбы никто не отреагировал, коридор должен быть пуст, хотя в этом и были определенные сомнения. Сделав страшные глаза, Викинг направил на адвоката пистолет и приложил палец ко рту. Элиас понял, что он должен сидеть тихо, и закивал головой в знак повиновения.