Страница 6 из 6
– Двѣнадцатый часъ идетъ, къ обѣду скоро… – подумалъ преображенскiй солдатъ. – Стало быть, строго стало. Значитъ, законъ сурьезный…
И стало солдату жутко: одинъ только онъ мотается. А идти надо, какъ по службѣ!
Идетъ преображенскiй солдатъ, смотритъ – О н ъ! М ѣ д н ы й!
Загляделся солдатъ на М ѣ д н а г о.
– Ухъ, чи-сто!
И все, какъ раньше: и полосатая будка рядомъ, и часовой под М ѣ д н ы м.
Заглядѣлся преображенскиiй солдатъ на М ѣ д н а г о.
– Честь!
Поднялся прикладъ и звякнулъ.
Вздрогнулъ преображенскiй солдатъ, – какъ въ грудь ударилъ. Вздрогнулъ точь-въ-точь, словно давно когда-то, въ первое время своей службы, какъ шелъ съ разносной и засмотрѣлся на М ѣ д н а г о.
– Честь! – будто съ яраго коня крикнулъ, мѣдью живою крикнулъ.
Вытянулся преображенскiй солдатъ и М ѣ д н о м у бравую честь отдалъ. И стало ему тутъ жутко: будто Тотъ съ тяжелаго коня гнѣвно смотритъ.
Прибавилъ шагу солдатъ, а тѣ въ спину ему вонзились, въ самую его душу смотрятъ. А ноги – бревна.
– Стерегутъ… – подумалъ – Безсмѣнно! И все тѣ же…
Идетъ, какъ бревна везетъ, а по спинѣ мурашки.
А вотъ и Зимнiй Дворецъ, и здѣсь – ни души, пусто.
Да куда же народъ дѣвался?!
Глядитъ преображенскiй солдатъ – дымятъ надъ дворцомъ трубы… Глядитъ – на дворцѣ, на шапкѣ, – высоко царскiй штандартъ вьется – по золотому полю черный орелъ играетъ.
Подтянулся преображенскiй солдатъ: С а м ъ дома!
Идетъ по той сторонѣ, къ рѣкѣ, четко печатаетъ: разъ, разъ, разъ. И слышитъ вдругъ, – даже похолодѣло: впереди кто-то тоже отстукиваетъ по камню: разъ, разъ, разъ!
Приглядѣлся и обомлѣлъ: С а м ъ идет!
Призналъ: идетъ по панели, у дворца, Самъ Царь Николай, въ походной солдатской формѣ, – въ шинелькѣ сѣрой, въ фуражкѣ гвардейской, смятой, заношенной, любимой, – съ лица скучный, блѣдный, а глаза ясные, – идетъ – думу свою думаетъ, заботу.
Идетъ, какъ по дѣлу, твердо.
Сбился с ноги преображенскiй солдат, какъ въ мочалѣ завязли ноги. Заерзался. Въ струну натянулось все, огнемъ обожгло, морозомъ… За рѣшетку бы сигануть… назадъ?..
…А ну, какъ спроситъ: почему никакого народу нѣтъ?..
… А ну, какъ крикнетъ: безъ дѣла чего шатаешься?! Строгимъ арестомъ на 5 сутокъ!
Да самое страшное и вспомнилъ:
– А ну, какъ спроситъ…?!…
И только подумалъ – слышитъ знакомый голосъ, отчетливый, смотровой, властный, – х о з я й с к і й голосъ:
– Здорово, Преображенецъ!
Дрогнуло все въ солдатѣ преображенскомъ, дрогнуло снизу вверхъ. Силой неодолимой толкнуло на два шага впередъ, вывернуло къ дворцу, ногою объ ногу звякнуло; вытянуло въ струну все тѣло, голову завернуло въ небо, закаменило лицо морозомъ и выкинуло изъ горла радостное до боли-счастья:
– Здравiя желаю, Вашему, Императорскому, Величеству!
Стрѣльнуло по всему тѣлу – отъ пятокъ до затылка.
Потемнѣло в глазахъ, и задохнулся преображенскiй солдатъ – от счастья…
* * *
Очнулся солдатъ на койкѣ, открылъ глаза, – и гоготъ, и визгъ, и дымъ. Смотритъ – не понимаетъ. Суются к нему рожи, усы, вихры… Орутъ глотки:
– Чортъ… сдурелъ?!!… Опять В е л и ч е с т в а запросилъ, чортъ пьяный?
А преображенскiй солдатъ только глазами хлопаетъ – не пойметъ. Колотится въ груди сердце, душитъ, вотъ-вотъ черезъ горло выпрыгнетъ. Перевелъ духъ, выпучил глаза, лопочетъ:
– Братцы… къ добру ай к худу?…
А тѣ гогочутъ, подъ бока кулаками тычутъ. Обошелся преображенецъ и говоритъ:
– Сонъ привидѣлся… С а м ъ … поздоровался…
И стало ему грустно, до тошноты. Лежалъ на койкѣ въ потемнѣвшей казармѣ, по стѣнамъ глазами царапался… – дымъ и гарь…
Пришелъ срокъ дурному объявляться, – а его нѣтъ и нѣтъ.
Тутъ и понялъ преображенскiй солдатъ, что сонъ-то, пожалуй, прiятный былъ!
А лампадку Миколѣ Угоднику такъ и не справилъ, – все недосугъ было.
Алушта. Октябрь 1919 г.