Страница 7 из 59
«Да, сэр!» "Как мне осточертело это «да, сэр!», — подумал Денни, хватаясь за куртку и коробку с бумажными пакетами.
Когда он вернулся в кафе, менеджер отвечал кому-то по телефону. Он взглянул на Денни с обычной кислой миной. "Я просил тебя не говорить по телефону по личным делам в рабочее время, " — сказал он и швырнул телефонную трубку Денни в руки.
Позвонить ему сюда мог только Майк Тухей. Он произнес имя Майка, но услышал приглушенное: «Привет, Денни». Он узнал этот голос мгновенно.
Чарли Сантино — Большой Чарли. Десять лет назад Денни сидел с ним в одной камере в тюрьме в Аттике и потом пару раз выполнял для него кое-какую работенку. Он знал, что у Чарли имеются достаточно высокие связи в криминальных кругах.
Денни проигнорировал свирепое выражение на лице менеджера — сейчас всего лишь пара человек у стойки, столики пустые. У него было приятное предчувствие, что то, что скажет Чарли, будет интересным. Машинально он отвернулся к стене и прикрыл трубку ладонью. «Да?»
«Завтра, в 11. Брайант — Парк за библиотекой. Ищи черный „Шевролет“ 84-го года».
Когда на том конце повесили трубку, Денни даже не осознал, что широко улыбается.
Все эти снежные выходные Симус Ламбстон просидел один в квартире на 71-ой улице и Вест-Енд Авеню. В пятницу после обеда он позвонил своему бармену. «Я заболел. Скажи Матти, чтобы он поработал за меня до понедельника». Он проспал беспробудно всю ночь сном душевно изнуренного человека, но в субботу утром проснулся, чувствуя, что страх не только не прошел, но почти перешел в панику.
Рут уехала в четверг в Бостон и вернется только к воскресенью. Дженни, их младшая, только в этом году поступила в университет в Массачусетсе. Чек, который Симус послал оплатить учебу в весенний семестр вернулся ввиду отсутствия денег на счету. Рут пришлось выпросить срочный долг у себя на работе и поспешила исправить положение. После истерического звонка Дженни родителям у них был такой скандал, что слышно было, наверное, за пять кварталов.
«Черт возьми, Рут, я делаю все, что в моих силах, — орал он. — Это не моя вина, что у нас ни шиша денег, если трое детей учатся в колледже. Ты что думаешь, мне деньги с неба сыпятся?»
Они стояли друг напротив друга — враждебные, измученные, отчаявшиеся.
Ему было стыдно смотреть ей в глаза. Он знал, что приближающаяся старость не прибавила ему привлекательности. Шестьдесят два года. Раньше он поддерживал свое тело в форме при помощи гимнастики и гантелей. Но сейчас появился живот, с которым невозможно стало бороться, некогда рыжеватая шевелюра поредела и приобрела грязно-желтый оттенок, очки, которые он надевал для чтения, подчеркивали отечность лица. Глядясь в зеркало, он иногда переводил взгляд на его с Рут свадебную фотографию. Оба элегантно одетые, обоим еще нет сорока, у каждого это второй брак, счастливые, желающие друг друга. И с баром все должно было пойти гладко, даже несмотря на взятую ссуду, он был уверен, что сможет окупить его за пару лет. Спокойная, выдержанная Рут стала для него прибежищем после того, как он отступил перед притязаниями Этель. "Каждый цент, который я ей выплачу, окупится моим спокойствием, " — сказал он тогда адвокату, который всеми силами старался уговорить Симуса не надевать на себя петлю и не соглашаться на пожизненные алименты.
Он был счастлив, когда родилась Марси. Через два года неожиданно появилась Линда. И уж совсем нежданно родилась Дженни, когда им обоим было уже по 45 лет.
Стройное тело Рут стало производить впечатление коренастого. Когда рента за бар удвоилась, а потом и утроилась, и старые посетители перестали заглядывать туда, ее спокойное лицо приобрело выражение постоянной озабоченности. Она так много хотела дать своим девочкам, а доходы не позволяли этого. Нередко она набрасывалась на мужа: « Вместо нормального дома ты смог дать им лишь кучу мусора».
Последние годы, когда прибавились еще затраты на колледж, были мучительными. Ни на что не хватало денег. И эта тысяча долларов в месяц, отрываемая для Этель, пока она не выйдет замуж или умрет, была, как кость поперек горла, которую Этель грызла, не переставая. "Ради Бога, обратись в суд, " — подстегивала его Рут. «Расскажи, что ты не в состоянии дать своим собственным детям образование, а эта паразитка уже нажила себе целое состояние. Ей не нужны твои деньги. Она имеет больше, чем она может потратить».
Последняя вспышка на прошлой неделе была самой ужасной. Рут вычитала в «Пост», что Этель подписала контракт на книгу с авансом в пол-миллиона долларов. Журналист приводил слова Этель о том, что эта книга, в которой она расскажет «все-все», будет «равносильна взрыву динамита в мире моды».
Для Рут это явилось последней каплей. Это, и еще возвращенный за отсутствием денег на счету чек. «Иди к этой... — Рут никогда не употребляла крепких выражений, и сейчас едва сдержала себя. — Скажи ей, что я собираюсь пойти к газетчикам и рассказать им, что она вымогает у тебя деньги. 12 тысяч в год в течении 20 лет!» С каждым словом голос Рут становился все пронзительнее. «Я мечтаю уйти с работы, мне уже 62 года. Потом, ты сам знаешь, пойдут свадьбы. Мы и в могилы ляжем с этой удавкой на шее. Скажи ей, что это будет очень интересная новость, когда напечатают, что одна из их сотрудников — феминистка и шантажирует своего бывшего мужа».
«Это не шантаж. Это алименты. — Симус старался, чтобы его голос звучал твердо. — Но ты права. Я схожу к ней».
Рут вернется в воскресение к вечеру. К полудню Симус заставил себя выйти из полулетаргического состояния и принялся убирать квартиру. Раньше, два года назад, для этой цели каждую неделю приглашалась женщина. Теперь же они поделили между собой обязанности, причем Рут постоянно ныла, что ей достается больше. «После ежедневной давки в метро бегать все выходные по квартире в обнимку с пылесосом — это то, что мне просто необходимо!» На прошлой неделе она внезапно разразилась слезами: «Господи, как же я устала!»
К четырем часам квартира выглядела вполне прилично. Стены, конечно, следовало бы покрасить. Да и линолеум на кухне совсем вытерся. Здание отошло к кооперативу, но выкупить квартиру им было не по силам. Двадцать лет — и ничего, кроме счетов за аренду.
Симус поставил на столик в гостиной тарелку с сыром и вино. Мебель устарела и выглядела убого, но сейчас, в мягком вечереющем свете она не смотрелась так ужасно. Только через три года Дженни закончит колледж, у Марси этот год последний, у Линды — первый. "Теперь все должно наладиться, " — неожиданно твердо сказал он сам себе.
Чем ближе подходило время приезда Рут, тем сильнее у него дрожали руки.
Заметит ли она перемену, произошедшую в нем?
Она вошла в квартиру в четверть шестого. "Движение ужасное, " — сварливо объявила она.
«Ты поменяла чек и все объяснила насчет первого?», — спросил он, изо всех сил, стараясь не обращать внимания на интонации жены. Это была «давай-выясним-отношения» — ее любимая интонация.
«Конечно. И позволь мне сказать, что бухгалтер в колледже была в шоке, когда я рассказала ей, как Этель Ламбстон все эти годы отбирает у тебя деньги. Они в колледже устраивали для нее встречу полгода назад, чтобы она рассказала о женщинах, зарабатывающих наравне с мужчинами». Рут взяла протянутый ей стакан вина и сделала большой глоток.
Он вдруг заметил, совершенно пораженный, что у нее появилась точно такая же, как и у Этель привычка всякий раз облизывать губы после произнесенной вслух гадости. «Что я поменял, женившись вторично?» Эта мысль заставила его разразиться истерическим смехом.
«Ладно, оставим это. Ты ее видел?» — огрызнулась Рут.
Огромная усталость вдруг охватила Симуса. Перед глазами возникла последняя сцена. «Да, я видел ее».
«Ну?»
Он осторожно подбирал слова. «Ты была права. Она не хочет, чтобы информация о том, что все эти годы она получала алименты, получила широкую огласку. Она готова пойти на некоторые уступки».