Страница 38 из 59
Вдова Никки сошла по ступеням церкви вместе с сыном и дочерью, но вдруг неожиданно повернула и подошла к ближайшему телекомментатору. Как только ее уставшее и смиренное лицо показалось в камере, она заговорила: «Я хочу сделать заявление. Многие люди относились с неодобрением к делам, которыми занимался мой муж, пусть земля ему будет пухом. За это он понес наказание, отбыв свой срок в тюрьме. Но он также отсидел и срок за преступление, которого не совершал. На смертном одре он поклялся, что не имеет никакого отношения к убийству жены комиссара полиции Керни. Вы можете думать о нем все, что вам угодно, но за эту смерть он перед вами не в ответе».
Шквал вопросов, оставшихся без ответа, обрушился на вдову, пока она шла обратно к своим детям. Майлс выключил телевизор. "Даже перед лицом смерти соврал, " — подумал он. Но доставая и завязывая быстрыми ловкими движениями галстук, он впервые почувствовал, что зерна сомнений уже запали в его сознание.
Когда Гордон Стюбер узнал о том, что было обнаружено тело Этель Ламбстон, он впал в лихорадочную активность. Он приказал освободить свой новый нелегальный склад в Лонг-Айленде и припугнуть работников о последствиях в том случае, если они вступят в разговоры с полицией. Потом он позвонил в Корею, чтобы отменить поставку с одной из тамошних фабрик. Узнав, что груз уже доставлен в аэропорт, он в бессильной ярости запустил в стену телефонным аппаратом. Заставив себя рассуждать логично, он попытался определить, каков возможен быть размер ущерба. Хорошо бы знать, какими доказанными фактами располагала Ламбстон, а в каких случаях она просто блефовала. И насколько она подставила его в этой статье?
Несмотря на субботу, Мэй Эванс, секретарша, которая служила у него уже много лет, пришла в офис, чтобы привести в порядок документы. У Мэй был муж-пьяница и сын, который постоянно попадал в какие-то передряги. Несколько раз Гордон вытаскивал его из полицейских участков. Он мог рассчитывать на свою секретаршу. Стюбер вызвал ее к себе в кабинет.
Успокоившись, он изучал Мэй: тонкая кожа, уже кое-где с морщинками, постоянная тревога в заискивающих глазах, нервные движения. «Мэй, — начал Стюбер. — Ты, возможно, слышала о трагической смерти Этель Ламбстон?»
Мэй кивнула.
«Мэй, Этель приходила сюда вечером дней десять назад?»
Мэй взглянула на него, пытаясь разгадать, к чему он клонит. «Я тогда задержалась. Кроме вас, уже никого не было. Я, кажется, видела, как Этель зашла, и как вы выставили ее. Или я ошибаюсь?»
Гордон улыбнулся. «Этель здесь не была, Мэй».
Она кивнула. «Я поняла, — сказала она. — Но вы говорили с ней по телефону на той неделе? Я имею в виду, когда я вас соединила, а вы были очень сердиты и бросили трубку».
«Я никогда не говорил с ней по телефону. — Гордон взял тонкую, с голубыми дорожками вен, руку Мэй и легонько ее сжал. — Помнится, я отказался говорить с ней, видеть ее и понятия не имею, что она могла обо мне написать в той статье, которая должна появиться».
Мэй отняла руку и отодвинулась от стола. Ее тусклые каштановые волосы вились у лица. "Я поняла, сэр, " — тихо сказала она.
«Ну и хорошо. Прикрой дверь, когда будешь выходить».
Энтони делла Сальва тоже смотрел похороны Сепетти. Сал жил в пентхаузе роскошного дома, который стоял в Трамп-парк — южной части Центрального парка. В этом реставрированном Дональдом Трампом особняке снимали квартиры очень состоятельные люди. Квартира Сала, обставленная самым модным дизайнером все в том же духе Тихоокеанских рифов, имела необычайно красивый вид из окон. Со времени развода с последней женой Сал решил осесть в Манхэттене. Хватит с него скучных домов в Вестчестере и в Коннектикуте, в Айленде и на Палисад. Ему нравилось, что в любое время дня и ночи он может выйти на улицу и зайти в хороший ресторан. Ему нравилось ходить на премьеры, бывать на роскошных вечеринках, он обожал быть узнаваемым людьми, имеющими для него значение. «Деревня для деревенщины» — стало его поговоркой.
Сал был одет в одну из своих последних моделей : свободные коричневые замшевые брюки и такую же короткую куртку с карманами на груди. Темно-зеленая отделка на манжетах и воротнике подчеркивала спортивность. Критики не слишком восхищались его последними двумя крупными коллекциями, но не переставая, нахваливали мужскую одежду Сала. Да, разумеется, настоящую победу в этой игре приносят сенсации именно в женской одежде. Но в конце концов не так уж важно, что они говорят или не говорят по поводу его работ, все равно они отзываются о нем, как о большом художнике, как о законодателе моды двадцатого века — создателе «Рифов Тихого океана».
Сал вспомнил тот день два месяца назад, когда Этель пришла к нему в офис, вспомнил ее нервный болтливый рот, привычку произносить слова скороговоркой, вслушиваться в которую было сущим наказанием. "Это гениально, " — изрекла она, указав на настенную роспись на тему «Рифов».
"Даже таким пронырам-журналистам, как ты, понятна истинная красота, " — отбрил он ее, и они оба засмеялись.
«Давай отставим в сторону церемонии, принятые в римских дворцах, — начала она. — Вы, ребята, никак не хотите понять, что все эти липовые заявления о благородном происхождении уже не в моде. Это мир „Бургер Кинга“. Человек из низов — вот что сейчас становится популярным. Я делаю тебе одолжение, что рассказываю людям о том, что ты выходец из Бронкса».
«Сейчас на 7 Авеню людей из Бронкса больше, чем мусора под ковром. Мне нечего стесняться».
Сал смотрел, как гроб с телом Никки Сепетти сносят по ступеням собора. "Достаточно, " — подумал он, потянувшись к выключателю, но как раз в это время вдова Никки схватила микрофон и заявила, что Никки не имеет никакого отношения к убийству Ренаты.
Какое-то время Сал сидел, не двигаясь. Он был уверен, что Майлс тоже смотрит передачу и, предполагая, как тот должен себя сейчас чувствовать, решил позвонить ему. У Сала отлегло от сердца, когда он услышал голос Майлса, который звучал совершенно обыденно: да, он видел этот номер в программе похорон.
«Он, как ребенок, надеялся, что ему поверят, — предположил Сал. — Эта еще та парочка, просто им не хочется, чтобы внуки были в курсе, что портрет дедули красуется в папках уголовной полиции».
«Да, очевидно, так, — сказал Майлс. — Хотя сказать по правде, мне кажется, что признание на смертном одре для того, чтобы облегчить душу, больше в стиле Никки». Какое-то время он помолчал. «Мне надо собираться. Скоро придет Нив, ей предстоит неприятная процедура: надо осмотреть одежду Этель, чтобы определить, из ее ли она магазина».
«Я надеюсь, нет, — ответил Сал. — Нив ни к чему такая реклама. Скажи ей, чтобы она была осторожной, а то станут болтать, что в этой одежде людей находят мертвыми. Вся эта ерунда может плохо повлиять на репутацию бизнеса».
В три часа Джек Кэмпбелл стоял у дверей квартиры 16-Б в Шваб-Хаус. Вернувшись из магазина, Нив сняла свой синий костюм от Адель Симпсон и одела короткий красный с черным вязаный в резинку свитер и брюки. Серьги в виде масок трагедии и комедии, сделанные из оникса и граната, подчеркивали эффект наряда в стиле «Арлекин».
"Ее Величество шахматная доска, " — сухо заметил Майлс, пожимая Джеку руку.
Нив пожала плечами. «Майлс, знаешь что? Меня совсем не радует то, что нам предстоит сделать, но я уверена, что Этель понравилось бы, что я пришла в новом костюме поговорить об одежде, в которой она умерла. Ты даже не можешь себе представить, какое удовольствие ей доставляли тряпки».
Гостиная была освещена последними лучами солнца. На этот раз сеноптики попали в точку — над Гудзоном собирались тучи. Джек осмотрелся, замечая то, что не увидел вчера. Слева от камина висела прекрасная картина с изображением холмов Тосканы. Рядом — взятая в рамку фотография красивой темноволосой молодой женщины с двухлетней малышкой на руках. Он подумал, насколько, должно быть, тяжело потерять любимую женщину. Невозможно представить.