Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 59

Энтони делла Сальва, одетый в свое новое детище, был, как всегда, ослепителен. Элегантный покрой темно-серого из итальянского шелка костюма позволял скрывать излишнюю полноту, которая становилась все более и более внушительной, хотя дядя Сал и так никогда не отличался худобой. Нив вспомнила, как Майлс подметил однажды, что Сал напоминает ему сытого кота. Сравнение и в самом деле было очень точным. Его черные волосы, которых совершенно не коснулась седина, соревновались в блеске с такими же черными мягкими кожаными мокасинами от Гуччи. У Нив появилась профессиональная привычка тут же подсчитывать стоимость наряда; костюм Сала она оценила не меньше, чем в пять сотен долларов.

Как обычно, Сал начал с беззлобного подтрунивания. «Дэв, Майлс, Нив! Мои самые близкие люди, не считая, конечно, моей теперешней подружки и всех моих бывших жен. Дэв, как ты думаешь, примет меня наша церковь обратно в свое лоно, когда я стану совсем старым?»

"Блудному сыну надлежит вернуться раскаившимся и в рубище, " — суховато заметил епископ.

Майлс засмеялся и обнял обоих друзей. «Господи, как хорошо, когда мы вместе. Я чувствую себя снова в Бронксе. Ты еще пьешь „Абсолют“ или сейчас это уже не в моде?»

Вечер начался, как всегда, в прекрасной дружеской обстановке, не требующей никаких условностей. Споры по поводу второго мартини, неопределенное пожимание плечами, «Почему бы и нет, мы не так часто собираемся» — это со стороны епископа; «Да нет, мне, пожалуй, хватит» — Майлс; беспечное «Разумеется» Сала. Потом разговор вдруг резко повернул от сегодняшней политики (победит ли мэр снова на выборах) к проблемам церкви. «Если ты не в состоянии выложить 1600 долларов в год, твой ребенок не может ходить в приходскую школу! Боже мой, а помните, как наши родители платили один доллар в месяц, когда мы ходили в школу Св. Франциска Ксавьера? Приход содержал школу на деньги, вырученные от игры в Бинго». Жалобы Сала по поводу импорта: «Естественно, нам надо было бы везде приклеивать ярлыки, что то-то и то-то сделано таким-то профсоюзом, но мы же получаем вещи, сделанные в Корее или Гон Конге, и платим за них треть цены. Если мы перестанем их брать, мы просто прогорим, а, когда берем — нас обвиняют в подрыве профсоюзов». Рассуждения Майлса: «Я все еще думаю, что мы и половины не знаем, сколько денег отмывается на 7 Авеню».

Разговор завертелся вокруг смерти Никки Сепетти.

«Умереть в собственной постели — он слишком легко отделался, — высказался Сал, согнав с лица веселость. — После всего, что произошло с твоей красавицей».

Нив заметила сжатые губы Майлса. Когда-то давно Сал услышал, как Майлс, поддразнивая Ренату, назвал ее «моя красавица» и, к раздражению Майлса, подхватил это. «Как дела, красавица?» — приветствовал он Ренату. Нив не могла забыть эпизод, который произошел на поминках Ренаты. Сал тогда опустился на колени возле гроба с глазами, полными слез, затем поднялся, обнял Майлса и сказал: «Попытайся думать, что твоя красавица уснула».

Майлс тогда ответил ему: «Она не уснула, Сал, она умерла. И ты больше никогда не называй ее так, только я имею на это право». Его голос был лишен какого-либо выражения.

До сегодняшнего дня Сал больше не позволял себе этого. Наступила неловкая пауза. Сал одним глотком допил мартини, поднялся, улыбаясь, и бросив: «Я сейчас вернусь», прошел по коридору в туалет для гостей.

Дэвин вздохнул: «Может, он и великий дизайнер, но в нем все еще слишком много показушного».

"Он дал мне старт, — напомнила ему Нив. — Если бы не он, кем бы я сейчас была? Наверное, заместителем завотдела в «Блумингдейлс».

Она посмотрела на выражение лица Майлса и сказала: «Только не говори, что это было бы лучше».

«Я такого и в мыслях не держал».

Накрывая к обеду, Нив погасила люстру и зажгла свечи. Комната погрузилась в мягкий полумрак. Каждое блюдо сопровождалось комментариями: «Превосходно! Замечательно!» Епископ и Майлс пошли по второму кругу, Сал — по третьему. «Никаких диет, — сказал он. — Это самая вкусная еда во всем Манхэттене».

За десертом разговор снова незаметно перескочил на Ренату. «Это один из ее рецептов, — сказала им Нив. — Приготовлено специально для вас. Я только недавно начала заглядывать в ее кулинарную книгу, это ужасно интересно».

Майлс перевел разговор на свою будущую возможность возглавить Отдел по борьбе с наркотиками.

«Я, может быть, составлю тебе компанию в Вашингтоне, — сказал Дэвин, улыбаясь, — Но это пока строго между нами».





Сал настоял на том, чтобы помочь Нив убрать со стола и вызвался сварить эспрессо. Пока он возился с кофеваркой, Нив вытащила на свет изящные кофейные чашечки — зеленые с золотом, переходящие в семье Росетти по наследству.

Звук падающего предмета и вскрик заставил всех побежать на кухню. Ручка от кофеварки отвалилась, и кофеварка упала, залив стол и кулинарную книгу Ренаты горячим кофе. Сал приплясывал у крана, держа докрасна обожженную руку под струей холодной воды. Он был бледен, как привидение. «У этой чертовой посудины отломилась ручка, — он пытался придать своему голосу безразличие. — Майлс, я думаю, что ты мне просто решил отомстить за то, что я тебе когда-то в детстве сломал руку».

Ожог был достаточно обширным и, конечно, болезненным.

Нив схватила листья эвкалипта, которые Майлс всегда держал на случай ожогов, осторожно высушила руку Сала, положила на нее листья и обернула мягкой льняной салфеткой. Епископ тем временем расставил чашечки и начал их протирать. Майлс пытался высушить книгу. Нив не могла не заметить боль в его глазах в то время, как он рассматривал рисунки на намокших, покрытых кофейными пятнами страницах.

Сал тоже обратил на это внимание; он выдернул свою руку, над которой хлопотала Нив. «Майлс, ради всего святого, прости».

Майлс держал книгу над раковиной, стряхивая последние капельки кофе, потом накрыл полотенцем и бережно положил на холодильник. «Не за что извиняться. Нив, где ты откопала эту чертову кофеварку, я ее раньше не видел».

Нив принялась снова варить кофе, уже в старой. «Это подарок, — примирительно сказала она. — Тебе ее прислала Этель Ламбстон после рождественской вечеринки».

Дэвин Стэнтон в недоумении взглянул на Майлса, Нив и Сал прыснули от смеха.

«Я все объясню, когда мы снова сядем за стол, Ваша милость, — сказала Нив. — Чтобы я ни делала, мне не удается избавиться от Этель. Даже за обедом она ухитряется напомнить о себе».

За кофе и самбуком Нив рассказала об исчезновении Этель. "Имеется в виду, что она перестала появляться в поле зрения, " — прокомментировал Майлс.

Рука Сала покрылась волдырями. Стараясь не морщиться от боли, он положил себе еще порцию самбука и сказал: "На 7 Авеню нет дизайнера, который не был бы заранее напуган этой статьей. Отвечаю на твой вопрос, Нив: она звонила мне на прошлой неделе и настаивала, чтобы ее со мной соединили. У меня как раз шло собрание, а ей приспичило задать мне пару вопросов типа «Правда ли, что в вашей школьной характеристике есть отметка о том, что вы играли в хоккейной команде за школу Христофора Колумба?»

Нив уставилась на него: «Не может быть, ты шутишь?»

«Никаких шуток. Я думаю, что статья Этель — это разгром всех небылиц, которые распускают газетчики про нас, модельеров, по нашей же указке. Может, там есть какая-то клубничка, но платить полмиллиона за книгу! Это не укладывается у меня в голове».

Нив чуть не ляпнула, что Этель посамовольничала, распустив слухи про аванс, но потом прикусила язык. Джек Кэмпбелл явно не хотел, чтобы это вышло за пределы их с Нив частного разговора.

«Между прочим, — добавил Сал, — то, что ты выдала насчет предприятия Стюбера, действительно, всколыхнуло достаточно всякой грязи. Нив, держись от него подальше».

«Что все это значит?» — резко спросил Майлс.

Нив не рассказывала отцу о том, что из-за нее Гордон Стюбер теперь может попасть под суд. Она укоризненно покачала головой, посмотрев на Сала, и сказала: «Это один дизайнер. Я перестала покупать у него из-за того, что он нечестен в своем бизнесе». Потом она обратилась к Салу: «Я все-таки продолжаю утверждать, что что-то есть странное в том, как вдруг пропала Этель. Ты же знаешь, она всю свою одежду покупала у меня, и мне нетрудно было установить, что все ее зимние вещи остались висеть в шкафу».