Исполнение желаний

Цветы, когда она наконец добралась до них, оказались поистине достойной наградой за затраченные усилия. Они разбегались подобно разноцветным ручьям во всех направлениях, глубокие «сердечки фламинго» с закрученными, напоминавшими розовые раковины лепестками и твердыми тычинками. Еще выше колыхались озера лилий и белых бальзаминов, но Клэр уже не притягивала их дикая прелесть. Она уже насытилась всем увиденным. Ее покоряло богатство орхидей, разбегавшихся по склону и раскачивавшихся на ветру. Она подумала про себя, что это было поистине место для влюбленных.

Скрывшись с некоторым облегчением в тени деревьев, девушка решила немножко прийти в себя, пока солнце не опустилось ниже.

Неподалеку от того места, где сидела Клэр, слышалось ленивое журчание горного ручья, скрытого от ее взора диким кустарником. В остальном вокруг царила полная тишина.

Вокруг было пустынно, казалось, что все население решило в этот день сидеть по домам. Ничего не оставалось, как начать медленный спуск вниз по тропинке к безлюдной дороге, к тому же уже не было так невыносимо жарко.

Но вот счастье в конце концов обещало улыбнуться ей, потому что, как только она добралась до проезжей дороги, за поворотом на некотором расстоянии от нее вдруг показался автомобиль, несущийся на большой скорости, — большой зеленый легковой автомобиль, который, насколько ей помнилось, она видела впервые.

Ее заметили, по крайней мере, метров за сто, потому что машина замедлила скорость и наконец мягко остановилась рядом с ней. Ее предположения не оправдались — за рулем оказался совсем не житель поселка над обрывом. Это был Мануэль де Кастро.

Выскочив на дорогу, граф удивленно смотрел на нее. Клэр ждала, что он заговорит первым, потому что на какое-то время просто онемела от неожиданности.

— Какое очарование, — сказал он, подчеркнуто акцентируя свой совершенный английский язык. — Единственный английский цветок среди мириад тех, которые принадлежат острову Святой Катарины.

Надменный зверь, подумала про себя Клэр, даже его вежливость несла в себе попытку унижения. Ему было необходимо подчеркнуть даже в этом случае, что она здесь чужая.

— Я думаю, было бы более благоразумным, — продолжал он, либо не обращая внимания на ее безмолвную неприязнь, либо не догадываясь о ней, — если бы вы ограничили свои исследования ближайшими окрестностями Каза-Венуста — по крайней мере, до тех пор, пока не убедите Николаса в необходимости лично сопровождать вас в другие места острова, расположенные на более дальних расстояниях.

Мануэль открыл дверцу машины.

— Я отвезу вас домой.

Клэр при других обстоятельствах, несомненно, отказалась бы от его предложения. Что-то было в этом человеке, что заставляло ее протестовать. Неприязнь вызывало буквально все: его манера командовать, спокойный, нравоучительный голос, прямые аристократические черты, даже безукоризненный покрой и респектабельность светлого костюма, который был на нем. Девушка села в машину, не взглянув на него. Он занял место за рулем, и они тронулись с места.

— Горы в этот сезон буквально благоухают, — сказал граф с подчеркнутой вежливостью в голосе. — А цветы до неприличия прекрасны, правда, их здесь некому оценить. Будь чуть попрохладней, я бы с удовольствием устроил пикник для вас, и вы могли бы приобщиться к чисто португальскому веселью. Вы когда-нибудь слышали о фадос?

— Вы имеете в виду традиционные песни и танцы вашей страны? Да, слышала.

Движение его плеч было характерным и отчужденным.

— По всей вероятности, вам не слишком понравится их однообразие и монотонность. Они не всем приходятся по вкусу, хотя настоящий португалец инстинктивно тянется к ним. Я полагаю, что вы скорее всего обожаете современные салонные танцы.

Разумеется, больше всего на свете, как будто танцы могли являть собой некий детский порок, подумала Клэр про себя. Почему он все время старается приуменьшить ее интересы до унизительных пропорций?

Машина неслась по серпантину дороги, и вскоре они уже могли видеть разбросанные там и сям, покрытые розоватой краской простые дома островитян, при которых располагались небольшие сады и огороды, позволявшие им поставлять в город овощи и фрукты. Было лишь начало шестого, но сумерки здесь опускались очень быстро.

— Ха! — воскликнул вдруг Мануэль, резко нажав на тормоза. — Что еще здесь стряслось?

Оказалось, что от взгляда его темных глаз ничто не ускользало, и лишь только после того, как они остановились, Клэр увидела плачущего ребенка, лежавшего, скорчившись от боли, на траве. Тем не менее она выскочила из машины почти так же поспешно, как Мануэль, хотя тот оказался первым рядом с ребенком. Он наклонился и, приподняв мальчика, помог ему сесть. Извлек при этом свой носовой платок из бокового кармана.

— Успокойся, малыш! — его тон стал мягче, когда он заговорил по-португальски. — Ты вовсе не заблудился, малыш. На нашем острове невозможно потеряться. Каждый здесь тебе друг и поможет добраться до дому. Как тебя зовут?

Ребенок, которому было около шести лет, вытер кулачками черные как смоль глаза и посмотрел снизу на Мануэля.

— Я Хозе, — сказал он, глотая слезы. — А вы — ваше превосходительство.

— Если ты знаешь меня, то это уже хорошо. Значит, тебе нечего бояться. Я отвезу тебя к твоим родителям. Ты ведь уже совсем взрослый и покажешь мне дорогу.

Граф поставил Хозе на ноги и заключил одну из его ладошек в свою большую, сильную руку. Но мальчик не сдвинулся с места. Слезы снова потекли ручьем по его упитанным коричневым щекам, а его плечики затряслись под выцветшей хлопчатобумажной рубашкой от нового прилива горя.

— Я не заблудился, сеньор. Я не могу идти. Моя нога.

Мануэль наклонился и взял его за колено:

— Ты поранил себе ногу? Ну-ка покажи.

Хозе, опершись на руку Клэр, поднял вверх левую ногу.

— Это на пятке, сеньор. Видите, вот здесь?

Мануэль осмотрел ногу, осторожно попытался извлечь ногтями вонзившуюся в пятку колючку.

— Дела действительно плохи, мой бедный Хозе. Нет ничего удивительного в том, что ты даже забыл о том, что ты мальчик, а потому плачешь, как девчонка. Но ничего. Я возьму тебя на руки.

Все это произошло очень быстро, и к тому времени, когда мальчик оказался на сиденье машины между Клэр и графом, на его личике моментально высохли слезы, а глаза сияли гордостью и возбуждением от своей собственной важности. В руках он сжимал белоснежный носовой платок графа.

— А теперь, — сказала Клэр, когда машина тронулась с места, — расскажи нам, как ты поранил ногу.

Хозе только этого и ждал.

— Я бежал, чтобы поймать осла, осла господина Энрикеса. Этот противный осел побежал в кусты, а я за ним, а потом... И вот теперь у меня пораненная нога, и к тому же я потерял осла.

— А что об этом скажет господин Энрикес?

— Он не станет меня бить, сеньор. Ослы так глупы, что очень часто теряются. Мы найдем его завтра утром.

Он смотрел при этом на сверкающую панель машины и — с восхищением — на руки Мануэля на рулевом колесе.

— Я еще ни разу не ездил на машине. Просто удивительно, она совсем не трясется, как повозка, запряженная ослом.

Невольно Клэр рассмеялась и встретила взглядом улыбку Мануэля, смотревшего на нее поверх жестких черных волос мальчика. И в эту секунду что-то совершенно необъятное и невыразимое произошло внутри ее существа, нечто крайне необычное, ибо физические симптомы произошедшего тотчас нашли свое выражение в том, что у нее сначала перехватило дыхание, а затем появился незнакомый трепет в сердце. Быстро она отвернула голову в сторону и стала смотреть через окно на мелькавшие по сторонам полоски обработанной земли.

— А вот и наша дорога, налево между полями кукурузы, — сказал Хозе. — Мой папа как-нибудь сделает ее ровной и не такой пыльной. Так он, по крайней мере, говорит.

Дыхание Клэр выровнялось. Какой же она оказалась идиоткой! Может быть, все это было результатом солнечного перегрева в горах, который оказал слишком большое влияние на ее эмоции. В любом случае не имело совершенно никакого значения, какие причины и обстоятельства вызвали в Мануэле абсолютно неожиданную мягкость по отношению к ней. Просто-напросто она удивила и обезоружила его на какое-то мгновение. Тем не менее Клэр обрадовалась, когда машина наконец остановилась у маленького дома. Ее внимание привлекла активно жестикулирующая женщина.