Осенняя история

На следующее утро я был готов продолжить поиск — поздно: за дверью меня уж поджидал мой вездесущий старец (как ни ловчился я передвигаться тише — все впустую). Пришлось следить за каждым шагом старика. Наконец я увидал, как он выходит вместе с псами и направляется, должно быть, в огород. Не мешкая, я устремился в левое крыло, под арку на вершину лестницы, туда, где хлопнула когда — то дверь.

На цыпочках поднялся по ступеням, решительно прошел по коридору, затем, сквозь вереницу комнат и следующий коридор, добрался до знакомой мне гостиной. Не останавливаясь, дабы не растратить свой порыв, я обогнул округлый выступ. Мои надежды оправдались: в простенном закутке я обнаружил приземистую дверцу с почерневшей росписью. Повсюду тихо. Я отворил таинственную дверь.

Поддерживать сплошную темноту в тех комнатах, где он бывал, по вероятию, входило в набор привычек моего хозяина. Я разглядел большое ложе с балдахином, довольно дряхлое, но сохранившее былую пышность. Так вот, постель на нем была разобрана! Неужто я попал в берлогу старика? Я не ступил и двух шагов, как слух мой поразил далекий, легкий шум. Что говорить: расшатанные нервы, сумрачное место и угрызенья совести предельно обострили чувства.

Шорох напоминал поскрипывание половиц. Старик, похоже, поднимался по деревянной лестнице. С площадки он мог пойти в другую половину дома или направиться за мной и невзначай зайти сюда. Я ринулся к открытой двери и, затаив дыхание, прислушался. Первоначальный шорох прекратился; его сменило почти неуловимое шуршание, точнее, шарканье хозяйских туфель. Шум нарастал, и вскоре к нему присоединился отчетливый, царапающий перестук собачьих лап по деревянному настилу.

Сомнения отпали: он и его собаки шли прямо по моим следам. Скорее отступать. Да, но куда? А если я упрусь в тупик? Времени на размышленье не было. Я юркнул в первую попавшуюся дверь, ведущую в пучину дома.

Едва я притворил ее, не закрывая наглухо из опасения наделать много шума, как на пороге появился мой старик. Он озирался, явно озадаченный: наверно, помнил, что закрывал входную дверь, которая теперь была открыта. Я видел это из своей засады и понимал, что медлить более нельзя: собаки, бывшие в прихожей, вот-вот догонят старика, и то, что ускользнуло от него, от них не ускользнет. Оставив наблюдение за действиями старца, я принялся искать очередную дверь. Поскольку в комнатушке не было ни одного окна, я двигался на ощупь вдоль стены и, к счастью, не наткнулся на препятствия (иначе неизбежно себя бы обнаружил). Другая дверь никак не подавалась под моим напором. Отчаянное положение. Звук стариковской поступи неумолимо приближался. Возможно, он припомнил, что закрывал и эту дверь.

Впоследствии я так и не узнал, подозревал ли он хоть что-нибудь в тот раз и для чего направился сюда. Сейчас я склонен думать, что хозяина — хоть все, что я ему приписывал, и можно отнести на счет моих фантазий — частенько подводила память. Скорей всего, старик забрел на эту половину дома по собственным делам и вовсе не преследовал меня. В противном случае, он без особого труда нашел бы гостя, и тщетны были бы любые ухищренья.

И все же выглядел он так, как будто гонится за мною по пятам. Не успевал я заходить в одну из более доступных комнат, а он уже переступал порог предшествующей. Не стану обрисовывать подробно мои замысловатые блужданья наугад по незнакомым комнатам, проходам и гостиным. Перенесусь без проволочек к двери чулана, куда загнал меня мой каверзный гонитель.

За дверью начиналась длинная крутая лестница, ничуть не шире толщины стены. Что делать — я пустился вниз. Там находился сводчатый подвал иль винный погребок. Свет попадал в него из узкой зарешеченной щели, одной из тех, которые я видел, осматривая дом снаружи. В одном углу подвала вздымалась гора картофеля, пустившего зеленовато-пестрые ростки; в другом, на слое пакли, раскатилось с полдюжины румяных яблок. Возможно, это и являлось целью старика, если, конечно, у него вообще была какая-нибудь цель, кроме моей персоны. Так или иначе, я снова устремился в единственный проход, черневший в глубине подвала. И снова оказался на ступеньках полуразбитой лестницы, покрытой плесенью. В какую мрачную геенну я загонял себя? Сойдя на несколько ступеней, я замер, напрягая слух: старик, не торопясь, спускался по первой лестнице. Из-за собак мне нужно было оторваться от него как можно дальше. Я поспешил вперед.

В подземелье растекалась густая темнота, теснимая отчасти худосочным светом, сползавшим вниз из лестничного жерла. При этом малосильном освещении я рассмотрел подобье склепа с сырыми стенами, подернутыми бледным мхом и редкими пучками почти белесого венериного волоса. Два черных зева расходились из пещеры ижицей. Ни тот и ни другой мне не сулили утешенья. В этот миг над головой раздался приглушенный звук: наверное, хозяин вышел из подвала. Поднявшись тихим шагом, я убедился, что подвал пустой. Значит, он отказался от погони — мнимой или настоящей.

Но я не очень-то от этого выигрывал; важнее отыскать другой маршрут, чтобы не возвращаться пройденным путем. Меня обуревало любопытство. Коль скоро мне предоставлялся такой удобный случай, я захотел исследовать подземные ходы, а там — как знать? — и выбраться на волю.

Наобум я двинулся по левому пути, напоминавшему расширенный подземный лаз, но не мощеный, а утоптанный. Меня приободряли не столько пистолет (он мало бы на что сгодился в этой теми), сколько те самые три спички, которые при надобности я смог бы запалить и, уж конечно, должен был беречь на крайний случай. И все же я заволновался, когда, пройдя немного и прислонившись к скользкой стенке, понял, что коридор неумолимо забирает вниз. Но я продолжил спуск и не скажу, каков он был и сколько длился. По малом времени я вдруг почувствовал, что нахожусь в просторном месте. Пришла пора пожертвовать одной из спичек. Передо мной возникла обширная пещера со множеством ослизлых сталактитов. При свете догоравшей спички я увидал неподалеку третью лестницу, тонувшую в подземной бездне — и снова погрузился в непроглядный мрак.

Не скрою: я слегка опешил. Но завладевший мной порыв (нечто гораздо большее, чем просто любопытство) взял верх. Вслепую я устремился и по этой лестнице. Казалось, у вероломно скошенных ступеней нет конца, однако и они иссякли. Тогда, в награду за мое долгоупорство, откуда-то забрезжил слабый свет, а может, это было лишь его предчувствием. Пройдя по галерее и повернув, я различил в неясной дали клочок мерцающего неба, белевшего сквозь узкую расселину в скале. В конце концов я подошел к ней и как мог взобрался по завалу из стволов, камней и дерна.

Человеку там вовсе не пройти. Вид, открывавшийся оттуда на долину, немного отличался от привычной для меня картины. Исчезли заслонявшие обзор возвышенности. Я оказался в недрах не только дома, но и самых гор.

Расселина посапывала хладным сквозняком. Я медленно спустился и пристальнее осмотрел ее. Широкий раструб галереи обрамляли блестящие от влаги стены. И стены, и земля пестрели липкими, разбухшими наростами — отвратными на вид грибами. Испуганно метнулась из-под ног невиданных размеров алебастровая ящерица или другая омерзительная тварь.

Ближе к середине галереи я обнаружил прежде не замеченный глубокий скошенный проем, проделанный в скале. В проем вела старинная, обитая железом дверь — сейчас она была открыта внутрь — со смотровым оконцем и решеткой. Врата темницы. Возможно, предки моего хозяина держали в этом леденящем кровь узилище своих заклятых недругов. Темница пучилась тяжелым мраком, не пропускавшим блеклый свет расселины.

Глава одиннадцатая

Настал черед употребить вторую спичку, и я зажег ее с великими предосторожностями, желая непременно сохранить оставшуюся, третью, на обратный путь. Непродолжительное пламя озарило тесную пещеру. Тут и там виднелись признаки людских стараний. Стены подпирала каменная кладка, в иные трещины вколочены обтесанные глыбы. Все это делало пещеру надежным местом заточения, откуда невозможно совершить побег. Стены, а также пол и свод являли зрелище, мрачней которого я не видал. Их покрывали белоснежные шары, волокна, пузыри, бубоны или коконы (не знаю, право, как еще их называть) различных форм.