Страница 9 из 21
— Ну вот, не хватало ещё. И здесь эта гадость…
В больничном холле было пустынно, а на стекле с окошечком, за которым обычно сидел администратор, висела странная, отпечатанная на принтере, крупная надпись:
«Приема посетителей нет. Карантин. Просим извинить за неудобства».
Администратора не было.
На входе с вертушкой, через который можно было попасть в больничные покои, торчал молодой охранник в камуфляже. Раньше здесь дежурили пенсионеры.
Я подошёл к нему.
— А по какому поводу карантин?
Охранник посмотрел на меня, помедлил, пожал плечами.
— А если мне надо к больному пройти, а больной не ходячий?
— Пропуск выписывай, — буркнул охранник. — Ты что, телевизор не смотришь?..
— Не смотрю. И радио не слушаю. И газет не читаю…
Охранник удивился и сказал:
— Пропуск давай — тогда пропущу.
— Так администратора же нет, у кого пропуск выписать? — возразил я.
— А причем тут администратор? Пропуска теперь главврач выдает.
— А главврач сейчас здесь?
— Да кто его знает… Может, и его нет, — охранник покачал круглой стриженой головой. — Говорю же: карантин. Не, не понимают…
Я постоял возле него. Пожал плечами.
— Ну, а к заместителю, или ещё к кому-нибудь из начальства можно пройти?
Парень вздохнул:
— Вот же привязался… Нельзя. Да и нет сейчас никого. Приёмный покой тоже закрыт, даже по «скорой» не принимают… Ходячих почти всех выписали. А в городе что творится!..
— Что творится? — спросил я.
— Во пристал! — удивился парень, повернулся к кому-то, кто сидел за дверью — там была будочка, в которой раньше дремали вахтеры-пенсионеры. — Слышь, Коль, тут один всё спрашивает чего-то…
— Про что? — донесся утробный жующий голос.
— Пройти хочет.
— Не положено… — отозвался голос.
— Ну, — повернулся охранник. — Слыхал?
— Да вы объясните толком-то… Из-за чего карантин? Что тут случилось — эпидемия свинки, что ли?
— Во-во. Свинки, — из-за спины парня появился другой охранник — толстый, с непонятными знаками различия на камуфляже. Он дожёвывал кусок колбасы и вытирал жирную руку о свой камуфляж. — Крыс у нас травят уже который день, понятно?
— Ну, травят, это я понимаю. Их и раньше травили. Карантин-то причем?..
— А притом! — потерял терпение толстый. — Будешь спрашивать — ментовку вызовем. У нас приказ такой, понял?..
Я снова пожал плечами и пошёл к выходу из больницы. У выхода техничка тёрла пол. Она косо взглянула на меня:
— И ходют, и ходют. И чего ходют?? Русским же языком говорят: карантин!
— Хоть скажите, из-за чего этот ваш карантин, — сказал я, уже не надеясь на толковый ответ.
— Так крыс-то сколько развелось! — неожиданно ответила вахтёрша. Она даже перестала тереть гранитные плитки пола и оперлась на рукоять швабры. — Как все кошки ушли — так крысы-то и напали. Чистое нашествие! Больница же, известное дело. Тут и объедков, и всякой человечины из хирургии… А эти же всё едят, паскуды!
Я вытаращил на нее глаза.
— Как это — кошки ушли?
— А так и ушли. Передают же по телевизору… — она укоризненно покачала головой, будто я был виноват в том, что не смотрел в эти дни телевизор. — Ушли, говорю. И крыс набежало — пройти стало невозможно. Уже больных начали кусать! Ну, тут карантин и объявили…
Она внезапно закрыла рот, круглыми глазами посмотрела куда-то вбок. Я тоже обернулся. В холл входили странные существа. И я не сразу понял, что это — люди, но люди, одетые, как в каких-то фантастических фильмах. В какие-то блестящие костюмы, в гигантских бахилах на ногах, в глухих шлемах. У них за спинами были баллоны, а в руках — длинные раструбы распылителей.
Я двинулся с места и потихоньку пробрался мимо них к выходу. Они медленно, как водолазы, поворачивались ко мне и смотрели сквозь пластиковые забрала подозрительно и угрожающе. Распылители в их руках стали подниматься…
Я выскочил, чуть не бегом спустился по пандусу и перевел дух только под деревьями больничного парка.
Обернулся. Окинул глазами бесчисленные окна громадного больничного комплекса. У меня мелькнула надежда, что Валера стоит у окна. Но нет — никого не было в тёмных окнах. Исчезли даже бумажки с номерами палат, которые больные наклеивали с внутренней стороны оконных стёкол — для посетителей.
Я не знал, что там творится, за тёмными окнами. Но холодок побежал по спине.
Что-то зашуршало сзади. Я повернулся и увидел двух крыс, которые волокли третью. Они неслись зигзагами, пытаясь спрятаться в гуще больничного парка. Где-то далеко-далеко, за деревьями, завизжала женщина. Потом раздались мужские голоса и что-то вроде хлопков: кажется, стреляли.
Дождь между тем все усиливался, и стало быстро темнеть. Тьма густела не от дождя, а как бы сама собой, так, как сгущается туман.
Я пошёл вправо, свернул за угол, прошёл под аркой. Выбежал на дорогу. Обернулся. Из одноэтажной пристройки, в которой, кажется, был морг, вылезали крысы. Они лезли в двери и окна, и волочили за собой окровавленные пластиковые пакеты, а возле окон суетились какие-то люди, и один из них палил из маленькой, на вид почти игрушечной винтовки. Хлопающий звук прыгал между больничными корпусами.
Я вошёл в проходной двор между корпусами, посмотрел на окно, за которым, предположительно, мог лежать Валера. В окне тоже было темно.
Потом сбоку что-то треснуло. Я вгляделся. Слева был застекленный лестничный марш до девятого этажа. Этим маршем никто не пользовался, вход на лестницу из больницы был закрыт. Окна на лестничных площадках частично были забиты досками и деревянными щитами. На втором этаже кто-то силился пролезть в дыру, сдвинув доску. Человек этот был явно из больных — в спортивных штанах, в пиджаке, и застиранной спортивной майке под ним.
Он пролез-таки, свесился вниз, прикидывая расстояние. Я неуверенно двинулся к нему. Он увидел меня, замахал руками — обрадовался. И стал показывать куда-то вбок, за трансформаторную будку.
Я подошел ближе.
— Коробки! — сдавленно кричал он. — Коробки там из-под «гуманитарки»… Принеси!
Я понял, пошёл за будку. Здесь была целая гора хлама. В том числе — и множество коробок с надписями «Проджект Эйд». Эта организация в самые трудные годы поставляла в наши больницы обеды и прочее — из американских армейских складов.
Едва я тронул верхнюю коробку — как из неё с визгом посыпались крысы. Буквально посыпались, а одна с перепугу кинулась прямо на меня, я едва успел отклониться — она шмякнулась об асфальт, хрюкнула, и понеслась прочь, оставляя за собой красный след. Да-а, хорошенькая «гуманитарка», нечего сказать.
Я достал одну коробку, другую, третью. Каждый раз натыкался на крыс, ругался и отпихивал их ногами. Потом перенёс коробки к лестнице, поставил их, несколько, одну на другую. Мужик с кряхтеньем выбрался из-за доски, матюгнулся и рухнул вниз.
Приземлился на коробки, выбрался, вытянул ногу из пробитого картона.
— Спасибо, земляк!..
Он отряхнулся, покосился на меня:
— А ты не санитар, случайно? Или из врачей?..
— Нет. Из бывших больных. Хотел знакомого проведать.
— А-а… — успокоился он. Достал сигарету, закурил и сказал: — Тут больных мало осталось. Всех выписали, а остальных изолировали. Палаты на ключ закрывают, а где замков нет — засовов понаделали… А знакомый твой из какого отделения?
— Из пульмонологии.
— А-а… Там, кажется, вообще никого нет. Двери крест-накрест забиты. Заведующую, слышно, тоже изолировали. Что-то у нее там крысиное оказалось.
— В смысле?
— Ну… В смысле, болезнь, которая от крыс передаётся.
Я ничего не понял, а он не стал продолжать.
— Ну, бывай. Спасибо, конечно… Ты в город? А-а… Ну, мне в другую сторону… — и ушёл.
Я ещё посмотрел, как его невысокая фигура скрывается в тумане. Потом оттуда, из тумана, послышался лай собак, ругань и вопли:
— Стой! Стой, говорят тебе, зараза!..
Мне стало совсем не уютно. Я ещё раз оглядел тёмные окна, забитые выходы на балконы, и повернулся к выходу со двора.