Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 35

Если ракетоносец не развалится на куски, они поднимут его и перенесут по воздуху в одну из ложбин Тиманского кряжа, где уже была готова площадка и маскировочная сеть над нею. Заполучить для изучения пиндосовский космический корабль стало для наших учёных задачей первостепенной важности и особенно ликовали люди. Инженеры и техники клялись, что они обязательно его отремонтируют и тогда у нас будет свой боевой космический корабль. Честно говоря, я не разделял их радости. Как по мне, так лучше распилить его на куски и пустить в дело, на производство оружия, но с другой стороны они, возможно, и правы. Думаю, что теперь, когда летуны поняли, что им не стоит цепляться за старое и пора начать использовать в качестве дирижаблей летающих коров, которые, кстати, произошли от домашних свиней, в то время, как дикие кабаны превратились в гора-быков, они согласятся пойти на корректирующую трансмутацию и начнут сбивать не только самолёты врага, но и его спутники.

Проследив за полётом ракетоносца, я стал пристально вглядываться в космическую станцию и вскоре понял, что это был военный космический объект, оснащённый шестью какими-то огромными излучателями, направленными вниз. Её нам не удалось вырубить полностью, хотя шороху мы навели прилично. С борта станции непрерывным потоком шли какие-то донесения, но я не мог их расшифровать и потому, подумав немного, предложил летунам:

— Ребята, давайте добьём эту сволочь. Не нравится она мне.

— А, уж, как мне не нравится. — хохотнул в ответ Нырок и «зычно» скомандовал: — Парни, хорошенько прицелились, огонь!

После второго ЭМ-импульса все огоньки на станции погасли, она погрузилась в темноту и замолкла. Паника, судя по всему, резко увеличилась, а мы полетели домой. Нас так никто и не заметил. Зато пиндосам было хорошо видно сверху, как летит к Земле их огромный боевой космический корабль. Мы этого не видели своими глазами, но наши наблюдатели, выстроившиеся в ряд вдоль траектории падения «Джорджа Вашингтона», рассмотрели всё в деталях. Когда космический крейсер вошел в плотные слои атмосферы, явно автоматически включилась плазменная защита корпуса, так как он стал сверкать, словно электросварка, чего не могло быть без неё. Что же, это нас всех только порадовало. Всё прошло, как по писанному. Полого снижаясь, космический корабль, достигнув зоны метели, принялся подпрыгивать на ней, как колесо на булыжной мостовой и потому приземление было куда более мягким, чем считали наши баллистики.

По заснеженной тундре он скользил километров двадцать пять, пока не остановился, уткнувшись носом небольшой пригорок на сухом месте. Из Нарьян-Мара к нему помчалось сквозь метель множество народа. Муты-гиганты, которым не были страшны никакие сугробы, бежали, неся на своих плечах копателей, стальные решетчатые конструкции, бухты канатов и белые маскировочные полотнища. Первыми до ракетоносца добрались всё же большие муты. Именно они определили, что экипаж, а это было семьдесят три человека, жив. На всякий случай они нанесли по ним превентивный акустический удар, чтобы пиндосы даже не пытались корчить из себя крутых героев. После этого началась операция по переброске ракетоносца за Тиманский кряж и заметанию следов. Там уже вовсю готовились к его приёму. На месте было решено ничего не делать, даже не стремиться проникнуть внутрь. На нашу новую космическую базу «Тиман» прибыли сотни копателей с вращёнными в руки-резцы алмазами, которые могли бурить тоннели даже в граните, но там породы были послабее.

От ложбины реки Мезень до горы Четласский камень они должны были пробить самый широкий тоннель, чтобы под ней можно было спрятать наш будущий подземный космодром. Нам очень повезло, так как от бывшей Ухты до развалин Архангельска и Северодвинска, где чуть ли не под самой стеной мы резали на металл старые корабли, был проложен широкий магистральный тоннель, идущий к Новой Москве. Это существенно облегчало нашу задачу. Мне, между тем, следовало поторопиться, хотя на базу «Тиман» уже были доставлены большие муты, обладающие точно таким же зрением, как и у меня. Мне, в отличие от них, уже приходилось иметь дело с техникой пиндосов и потому я лучше них мог найти способ, как открыть люк космического корабля не повреждая его корпус. Поэтому на обратном пути мы развивали максимальную скорость и через восемь часов были на месте.





За это время копатели прорыли под ракетоносцем десятки тоннелей, в них вставили стальные несущие конструкции, привязали к ним сотни прочных канатов и космический корабль, накрытый белым полотнищем, не смотря на метель был поднят в воздух. Уже через три часа после нашего прибытия на базу «Тиман» он был доставлен туда и опущен на множество высоких кильблоков, чтобы его можно было осмотреть снизу. На мой взгляд рабочие, построившие это укрытие всего за двенадцать дней, совершили куда больший подвиг, чем мы, не говоря уже про тех рабочих, копателей и летунов, которые обеспечили переброску огромного космического корабля на базу «Тиман», а ведь это было только начало. Как только ракетоносец опустили на кильблоки высотой в пять метров, я сразу же поднялся на верхнюю плоскость и принялся искать вместе с молодёжью стыковочный модуль, о чём меня попросили инженеры.

Москвичи не ошиблись. Едва я нашел стыковочный модуль и, пользуясь прочной фомкой, откинул защитную панель размером пять с половиной на шесть метров, тут же выяснилось, что его можно открыть снаружи. Так он был устроен. Через пять минут, слегка поднатужившись, я смог посветить вниз фонарём. Нам открылся вид на цилиндрический внутренний тамбур, в котором также имелся ручной механизм для открытия шлюза. Внутрь вражеского космического корабля я вошел первым. Вдруг кто-нибудь очнётся и начнёт палить во все стороны или того хуже, возьмёт и застрелится. Спрыгнув вниз, я оказался в круглом, длинном тоннеле-коридоре диаметром метров в пятнадцать, по обе стороны вдоль которого располагались в три этажа овальные люки, к которым вели лесенки-поручни. Точно такие же шли вдоль всего коридора, проходящего ровно посередине корабля от носа до кормы, но не на всю длину, а примерно на половину.

Первым делом я пошел в сторону кормы, где находился между маршевыми двигателями здоровенный трюм, как я понял, битком забитый контейнерами. Двинувшись в обратную сторону, я принялся открывать люки и заглядывать в каждый отсек, но только в двух обнаружил семнадцать членов экипажа, сидевших в противоперегрузочных креслах. Одна группа из девяти человек находилась в столовой, а вторая в тренировочном зале с множеством эспандеров. Повсюду было темно, но только не для меня. Не горели даже фонари аварийного освещения и всё потому, что мы попалили на корабле все электрические сети, но это не привело к короткому замыканию и пожару. Сами то провода уцелели, а вот все контактные группы и прочие реле накрылись, но их можно было отремонтировать. Электроника и то пострадала меньше, о чём я сразу же доложил инженерам.

Похоже, мы по большей части обесточили корабль и тем самым превратили его в мёртвый кусок металла, но повреждения наши инженеры даже на первый взгляд сочли несущественными. Вскоре я добрался до пилотской рубки и увидел, что командир экипажа и вся вахта были облачены в массивные скафандры повышенной защиты. По всей видимости командир корабля до последней минуты держал связь с Землёй с помощью мощной рации, встроенной в его скафандр, но я не думаю, что это ему хоть чем-то могло помочь. Иллюминаторов на корпусе корабля не было ни одного, а без электричества сколько не пялься в обзорные экраны, ничего не увидишь. Зато без них корпус ракетоплана был намного прочнее и потому он не разбился.

Не смотря на то, что пиндосы были в скафандрах, инфразвуком их молодёжь вырубила самым капитальным образом и их приводить в чувство их пришлось часа три. Для них было большим шоком узнать, что они попали в плен к русским. Странно, но пиндосы всё ещё называли нас именно так, хотя и добавляли при этом множество весьма нелестных эпитетов типа грязные русские твари и похуже. Ну-ну, тем веселее будет нашим ребятам проводить полное телепатическое сканирование их пиндосовских мозгов. Между прочим, все члены экипажа были метисами, неграми и латиносами. Они считали себя элитой американской нации, в которой уже почти не было белых людей, и были очень горды собой, но не сейчас, а раньше. Наверное потому, что они и в мыслях не держали ничего подобного, им было так трудно поверить во всё произошедшее, но что было, то было.