Страница 49 из 60
— Мистер Скеррит, вы имеете еще что сказать?
— Да, милорд. Считаю дальнейшую дискуссию о правомочности действий Королевских ВВС 20 марта в районе города Хемница малопродуктивной. Присяжные и судьи услышали достаточно, чтобы сделать надлежащие выводы. Что касается мнения защиты, то оно сводится к следующему — налет британских бомбардировщиков на Хемниц 20 марта 1945 года преследовал целью убийство мирных граждан, разрушение жилого фонда и памятников культуры и не может быть оправдан никакой военной необходимостью. Таким образом, этот налет защита квалифицирует как преступный акт терроризма, недостойный традиций британской армии.
Не обращая внимания на шум зала, Скеррит остановился напротив стола со стенографистами, недвусмысленно давая понять, что ждет дословного занесения его выводов в протокол.
— Полагаю, что сторона обвинения выскажется по этому поводу в заключительной речи, — добавил он. — А сейчас я хочу продолжить защиту моего клиента и вызвать в зал еще одного свидетеля. Не пугайтесь, господа, этот свидетель не будет кричать и бросаться гневными взглядами.
— Кто это? — спросил лорд Гармон.
— Это Шарлотта Шеллен.
Что?! Алекс подумал, что ослышался. Какая Шарлотта? Откуда? Почему Шеллен? Он посмотрел на Скеррита, но тот сделал лишь успокаивающий знак ладонью руки.
— Но в списке заявленных свидетелей ее нет, — возразил лорд Гармон.
— Совершенно верно, милорд, она только вчера приехала из Германии, узнав о процессе.
— Шеллен? Это что же, родственница подсудимого?
— Да, милорд.
— Но какое отношение она может иметь к теме нашего сегодняшнего расследования?
— К только что закрытой нами полемике о том, что допустимо на войне, а что нет? — уж точно никакого, сэр. Она не владеет цифрами и фактами, как недавно покинувший нас маршал авиации Боттомли, и не имеет ни малейшего понятия о Гаагской конвенции. Для нее, пережившей ужасы этой войны, вообще будет очень странным узнать, что мы здесь обсуждаем какие-то правила ее ведения и что, оказывается, такие правила существуют. Однако еще несколько месяцев назад фрау Шеллен привезла в Англию один очень любопытный документ, который мы просто не имеем морального права не исследовать.
— Ну-у, — лорд Гармон еще раз посмотрел на лорда-председателя, парик которого уже несколько съехал набок, затем на Максвелла Файфа, который только недоуменно пожал плечами, — ну что ж, давайте.
— Благодарю вас, милорд, но нам потребуется переводчик. Я приведу их обоих. Буквально три минуты, господа.
Проходя мимо барьера, за которым сидел Алекс, Скеррит тихо сказал:
— Только держите себя в руках.
Затем он быстро направился по центральному проходу к одной из дверей, за которой находился изолированный коридор, ведший в комнату для свидетелей женского пола. Алекс напрягся. Что он задумал? Что все это значит? Та ли это Шарлотта? Но ее же нет? Нет! Вопросы роились в его мозгу, не успевая облекаться в слова. Вместе с ними возникали такие же туманные предположения, главным из которых было — неужели Эйтель ошибся и она жива!
Прошло несколько минут, в течение которых Алекс со страхом и надеждой смотрел на дверь, за которой скрылся Скеррит. Наконец та отворилась, и все увидели стройную молодую женщину в черном закрытом платье и в узких черных очках, которую, осторожно придерживая за локоть, вел адвокат. Он проводил ее к самому барьеру и что-то шепнул на ухо. Она протянула вперед руки, но не положила их на барьер, а, слегка пошатнувшись, ухватилась, сделав маленький шажок вперед, словно обретя при этом дополнительную опору. Рядом с ней встала невысокая женщина в черном форменном жакете.
Шарлотта — если это была она — находилась совсем рядом от Алекса, но даже не повернула в его сторону головы. Красивое белое лицо со слегка заостренными чертами и легким румянцем на щеках, туго собранные на затылке темные волосы, небольшие завитки возле ушей, полные бледные, чуть подрагивающие губы. Алекс смотрел на нее и не узнавал. Вероятно ощутив его пристальный взгляд, она медленно повернула голову в его сторону, но лицо ее при этом осталось прежним — настороженно-взволнованным, невидящим… Да она же слепа!
Скеррит спустился вниз и подошел к своему столу.
— Свидетель, назовите свое полное имя, — попросил лорд Гармон.
Она вздрогнула, выслушала перевод и произнесла в сторону судей:
— Charlotte Germina Shellen.
Алекс вскочил, вцепившись руками в ограждающий барьер, и перегнулся через него вперед всем телом, так что невозмутимые констебли за его спиной ожили и сделали несколько шагов вперед. Он узнал ее по голосу. Он никогда раньше — ни в Германии, ни в своих воспоминаниях уже в годы разлуки — не помнил, да и понятия не имел, что она слегка картавила. Едва заметно и как-то очень трогательно, по-детски. Но теперь он узнал в слове «Шарлотта» эту ее милую «р». За прошедшие десять лет ее голос конечно же изменился, он сделался более наполненным, но тембр его остался все таким же по-детски тонким, словно время не затронуло нежных связок, не выстудило их холодными ветрами зим, не иссушило спертым воздухом бомбоубежищ, не обожгло горячей пищей или алкоголем.
Она снова посмотрела… нет, только повернулась в его сторону, почувствовав там движение.
— Шарлотта, — сдавленным голосом произнес Алекс, — ты жива?
По знаку пристава констебли заставили Алекса сесть на скамью.
— Кем вы приходитесь обвиняемому здесь бывшему флаинг-офицеру Алексу Шеллену? — спросил лорд Гармон.
— Ich bin eine Witwe seines Bruders Ejtelja, — сказала свидетельница в темных очках.
— Я — вдова его брата Эйтеля, — перевела женщина в форменном жакете.
Алекс закрыл ладонями лицо. Значит, брата нет в живых. Он это предчувствовал, но так и не смог подготовить себя.
— Кхе, кхе, — прокашлялся очнувшийся лорд-председатель, — но в материалах дела нет никаких указаний на то, что брат обвиняемого был женат? — утробно пророкотал он, поправляя перекошенный парик. — Впрочем, ладно, разберемся. Какого вы вероисповедания?
— Лютеранка, — был ответ переводчицы.
— Вы согласны давать показания под присягой?
— Да.
Пристав положил перед свидетельницей Библию и листок с текстом присяги, но та никак на это не реагировала. Тогда женщина-переводчик что-то прошептала ей на ухо, взяла ее ладонь и положила на томик лютеранской Библии.
— Ich schwore zu Gott dem Allmachtigen…
— Клянусь Всемогущим Богом… — повторила переводчица.
Выйдя в зал и обернувшись к судьям, Скеррит извинился, сказав, что Шарлотта Шеллен слепа.
— Об этом нужно предупреждать заранее, мистер адвокат, — проворчал лорд Баксфилд. — Мало того что не говорит по-английски, так она еще и слепа, — произнес он, поочередно повернувшись к своим коллегам слева и справа. — Ладно, задавайте ваши вопросы.
— Ваша честь, мой подзащитный и находящаяся сейчас здесь женщина не виделись более десяти лет. Более того — каждый из них считал другого погибшим, и эта встреча для обоих очень непроста в психологическом отношении. Вы позволите им обменяться несколькими фразами, дабы свидетель могла убедиться, что в зале судебного заседания присутствует именно тот человек, которого она знала еще в детстве под именем Алекса Шеллена?
Разрешение было получено. По знаку адвоката Алекс поднялся и заговорил по-немецки:
— Шарлотта!
— Да, — она повернулась на голос и вся напряглась.
— Что случилось с Эйтелем?
— Он погиб 22 апреля во время боев с американцами, через два дня после нашей свадьбы… Алекс!
— Да, Шарлотта.
— Вы оба считали меня погибшей в Дрездене, но это было не так. В конце марта, когда ты уже улетел на север Германии, мы встретились с Эйтелем. Его разыскала моя мама — она прочитала о нем в газете, вывешенной на стенде объявлений, и увидала там его фотографию. На этой фотографии, как потом оказалось, был и ты. А спустя две недели мы получили известие о твоей гибели. Эйтелю удалось связаться с кем-то из 51-й эскадры, и ему сообщили, что 10 апреля ты, — Шарлотта запнулась, — то есть лейтенант фон Плауен, погиб в воздушном бою и этому были свидетели. Эйтель очень переживал. Примерно через неделю после этого, понимая, что каждый день может оказаться последним и для нас — уже шли бои на подступах к городу, — мы поженили^. Но мы были вместе только два дня.