Страница 19 из 69
В первые минуты боя шестнадцатидюймовый снаряд «Саут Дакоты» взорвался под водой у самого борта «Короля Георга», в носовой части, – почти прямое попадание, – но вскоре ответный огонь американцев стал быстро ослабевать. Если бы американские линкоры встретились с кораблём бывшей метрополии во всеоружии, будучи невредимыми, у бриттов, несмотря на всю их выучку, было бы мало шансов на победу, но самолёты, хозяева неба и проклятье дредноутов, уже попятнали линейные корабли Хэлси отметинами своих когтей.
В ходе двух воздушных атак «Саут Дакота» получила три бомбовых и два торпедных попадания, приняла две тысячи тонн воды и получила дифферент на нос, потеряв при этом восемь узлов хода; разрушения в надстройках привели к повреждениям линий связи и цепей управления. «Индиане» досталось четыре бомбы и две торпеды – на линкоре вышла из строя кормовая башня главного калибра, было затоплено румпельное отделение, имелся сильный крен, затруднявший действия артиллерии. Оба корабля горели и понесли потери в личном составе, снизившие их боеспособность. И поэтому неудивительно, что мощный, полный сил «Кинг Джордж V» уверенно брал верх над парой инвалидов-янки – казалась, реализуется предвоенная концепция, согласно которой палубные самолёты должны ослабить противника предварительными ударами, после чего слово предоставлялось главному калибру линкоров.
Линейный крейсер «Адмирал Ингеноль» ведёт огонь
А с юга гремели пушки «Адмирала Ингеноля» – бывший французский «Дюнкерк», создававшийся для борьбы с германскими тяжёлыми рейдерами, расстреливал «Балтимор», оправдывая свой титул «убийцы крейсеров», «Оторвите ему корму, – процедил Силиакс, наблюдая за падениями снарядов, – для симметрии». Стопятидесятимиллиметровая бортовая броня американского крейсера не рассчитывалась на противодействие тринадцатидюймовым снарядам – они прошивали её насквозь: точно так же, как в Первую Мировую войну снаряды дредноутов с лёгкостью пробивали защиту броненосных крейсеров.
Загнанный заяц бросается на собаку – американские эсминцы под градом снарядов устремились в отчаянную торпедную атаку на корабли противника: шесть эсминцев и лёгкий крейсер «Пасадена» атаковали англичан, восемь эскадренных миноносцев с крейсером «Хаустон» – Силиакса, спасая свой гибнущий флагманский корабль. Атаки эти не были скоординированы – из-за повреждений «Балтимора» Хэлси потерял управление эскадрой, – и не имели шансов на успех: при отличной видимости шесть крейсеров и тринадцать эсминцев континенталов расстреливали «флетчеров» перекрёстным огнём, не давая им выйти в точку залпа. Четыре американских эсминца были потоплены за четверть часа; почти все остальные получили повреждения.
Торпеды, выпущенные наугад, всё-таки дошли до кораблей союзников и нашли свои жертвы: получил попадание и вышел из боя германский тяжёлый крейсер «Тэтис», и затонул английский эсминец «Вулверин». Американскими снарядами были повреждены «Галатея», «Амазон», «Кенигсберг», «Помпей» и несколько эсминцев, но расклад был неравным – сила солому ломит, – обречённые корабли Хэлси, метавшиеся в огненном кольце, горели, тонули и выбрасывались на берег.
К 14.00 всё было кончено. «Саут Дакота», изрешеченная снарядами «Короля Георга», перевернулась и ушла на дно, «Индиана» была добита торпедами «Сципиона» и «Суллы» – «римские капитаны» жаждали мести. «Балтимор», объятый пламенем, взорвался, и адмирала Хэлси не было среди немногих спасённых. Крейсера «Пасадена» и «Хаустон» выбросились на мель; их экипажи вброд добирались до суши, чтобы присоединиться к солдатам генерала Паттона, наблюдавшим разгром соединения Буффало Билла из первого ряда. «Нэшвилл», получивший в корпус четыре десятка шести– и восьмидюймовых снарядов и две торпеды, затонул мористее – его команду подбирали торжествующие победители. Пять американских эсминцев добрались до спасительных отмелей, где и остались догорать – чёрный дым окутал весь берег траурным покрывалом.
Коррида закончилась смертью быка…
04 апреля 1944 года, вторая половина дня
…Морской берсальер Винченцо Бенедетти выплюнул песок, хрустевший на зубах, и помотал головой, прогоняя звон в ушах, поселившийся там после близкого разрыва снаряда. Ощущение было таким, как будто по голове бравому берсальеру от души ударили поленом (был у Винченцо в молодости случай, когда его дебелая соседка, которой приглянулся юный красавчик Винчи, затащила его на сеновал; и всё бы ничего, но в разгар любовных утех в сарае появился муж любвеобильной синьоры и, не утруждаясь определением степени вины обоих прелюбодеев, приласкал парня первым попавшимся под руку подходящим предметом – суковатым поленом, – надолго отбив у него охоту шастать по чужим постелям).
Над берегом простонал второй снаряд и лопнул, подняв целую тучу песка (слава богу, этот упал подальше, чем первый). Господи, подумал солдат, на пляже хорошо лежать лицом к солнцу, да чтобы рядом лежала симпатичная девушка, а не так, мордой вниз, глотая песок и слушая грохот разрывов. И зачем мне эта война? На кой мне этот остров в Карибском море – мне хватит и родного Капри в море Средиземном, где погода ничуть не хуже, и море такое же тёплое и ласковое, и к тому же без акул. Пуэрто-Рико нужен дуче? Вот пускай сам дуче за него и воюет, а ему, Винченцо Бенедетти, война уже проела всё нутро, до самых печёнок (и даже глубже). Выйти бы живым из этой передряги – пропади они пропадом и наградные деньги, и всё остальное, обещанное солдатам экспедиционного корпуса перед отправкой на Антилы. Нет уж, в следующий раз, если дуче понадобится Гаити или, например, Куба, пусть эти острова добывает для дуче кто-нибудь другой, а с него, Винченцо Бенедетти, хватит: он поедет домой, проводить заслуженный отпуск в кругу семьи.
Звон в ушах не проходил. Он только сменил тембр: сделался каким-то басовитым, и к нему примешался железный лязг. По земле прошла дрожь; недоумевая, Винченцо поднял голову и обмер: на них шли танки, в которых он узнал (видел на картинках, что показывали солдатам господа офицеры) американские «шерманы».
Стальные чудища выламывались из зарослей мастодонтами, круша всё на своём пути. Морскому берсальеру Винченцо Бенедетти резко поплохело: он отчётливо себе представил, как лязгающие гусеницы размазывают его тело по пляжу в кровавую грязь, перемешанную с песком. Что делать, лихорадочно думал солдат, тиская бесполезную винтовку. Бежать? А куда? До ближайшего маленького городка (как он там называется – Гуаянилья?) далеко (да и там не спрячешься, в городке американцы), а позади море и горящие корабли. Успели выгрузить на берег противотанковую артиллерию до того, как появились эти проклятые янки и устроили тарарам? Что делать? И где хоть кто-нибудь из офицеров? О, мамма миа…
Танки шли, и дрожала земля под их тяжкой поступью, и бедному Винченцо Бенедетти оставалось только молиться о спасении своей грешной души – у берсальеров первой волны десанта не было даже противотанковых гранат, потому что кто-то из штабных рассудил, что танкам на островах не место, а тяжёлые гранаты только стеснят движения солдат, и без того нагруженных оружием и боеприпасами как вьючные мулы. И господь, как ни странно, внял.
Небо затряслось и осыпалось, словно это был не свод небесный, а потолок, с которого опадает старая штукатурка, только почему-то обладающая способностью взрываться.
На берег с рёвом рухнули снаряды, прилетевшие с моря. Но рвались они не на пляже, где залегли десантники, а среди лязгающей ползучей брони, выкатившейся из мангровых зарослей. И на глазах ошеломлённого морского берсальера по имени Винченцо Бенедетти идущий прямо на него и плюющийся огнём танк (до него было метров пятьсот) выбросил вдруг сноп жёлтого пламени, сменившийся жирным тягучим дымом.
Господь всемогущий был не при чём – кто-то из офицеров, командовавших десантом, сумел связаться с морским командованием и сообщить, что славным морским берсальерам дуче грозит опасность быть сброшенными в море, где они и захлебнутся как слепые котята. И флот Кампиони, только-только переведший дух после яростного боя с американскими кораблями, развернул орудия в сторону берега.