Страница 7 из 77
Помощник спорить не стал – в королевском флоте это не принято, а коммандер Кроми пользовался непререкаемым авторитетом среди своих подчинённых. И в конце концов, в его действиях был определённый резон: врага надо топить, а оправдываться перед начальством за нарушение перемирия (пусть неофициального), не вызванное острой необходимостью или прямым приказом, – дело малоприятное. Зачем оставлять лишних свидетелей?
«Королева Виктория», получив торпеду в середину корпуса, затонула очень быстро. Спасшихся были единицы – «Е-19» не стала никого подбирать: пусть немцы подумают, что пароход налетел на русскую мину.
– Запишите в журнал, – приказал коммандер Кроми[5], – что мы потопили германский вспомогательный крейсер.
лето 1917 года
…Огромная толпа, заполнившая площадь перед Мариинским дворцом, Синий мост и всё пространство между зданием бывшего германского посольства, Исаакиевским собором и гостиницей «Англетер», тяжко дышала и ворочалась как многоглавый зверь, вылезший на свет из тёмной берлоги. Она волнами плескалась у подножия памятника Николаю Первому, поворачивая белые пятна лиц к самодельной трибуне у ступеней Мариинского дворца и к черноволосому человеку в пенсне и в кожаной куртке, стоявшему на этой трибуне.
Человек этот рубил воздух энергичными взмахами рук и бросал в жадно внимавшую толпу раскаленные сгустки слов, обжигавших души, исстрадавшиеся по справедливости. «Свобода!» – это значит, что не будет больше над тобой никаких господ, и даже мосластый кулак краснорожего «унтерцера», вколачивающего в «серую скотинку» чинопочитание, не прогуляется по твоей физиономии. «Равенство!» – и это тоже ясно-понятно. Все равны перед Господом, и это справедливо. А то что же это получается, а? Моя Фёкла день-деньской колготится с детьми малыми да по хозяйству деревенскому, покуда муж-кормилец кровь проливает за отечество, стареет до сроку-времени, а фря городская напомаженная, у которой всех забот – передок ловко подставить тузу козырному, в неге да бархате живёт-поживает, да на лихачах с дутыми шинами раскатывает. А вот накося выкуси – придём мы в квартиры богатые, да прикладом по зеркалам, да штыком по брюху шёлковому: хватит, пожировали! «Власть народная, советская!» – а как же иначе? Сами будем теперь себе губернаторы, всем миром дела решать будем, вот так. Земля – крестьянам, фабрики – рабочим. Эх, что за жизня наступит расчудесная! За такую жизню и подраться можно, благо навострились руки за два с половиной военных года пули вгонять в человечьи головы, а ноги попривыкли перешагивать через кровь, текущую по окопам водицею. Даёшь счастье народное!
– Пронзительно говорит (слово «подлец» сказано не было, но оно подразумевалось), – произнёс хорошо одетый человек, стоявший у открытого окна на втором этаже Мариинского дворца и внимательно слушавший оратора, – доходчиво. И если он даже скажет этим людям в серых шинелях «Я избавлю вас от химеры, именуемой совестью!», они всё равно пойдут за ним в огонь.
– Семена падают на благодатную почву, – его собеседник пожал плечами. – Россия созрела для революции как никакая другая страна, и даже перезрела. А перезрелый плод при надавливании лопается и брызжет…
– …кровавым соком. И наша задача – я имею в виду всех здравомыслящих людей и в рядах нашей партии, и среди эсеров, и среди анархистов, – не допустить этого. Революцию надо держать в узде, иначе она превратится в чудовище, пожирающее собственных детей. Так уже было – во Франции, – а у нас пиршество этого чудовища получится куда более обильным. Выход один: консолидация всех сил, радеющих за Россию, причём не на словах, а на деле. Тогда, и только тогда наша революция обернётся светлым будущим, а не тёмным прошлым.
– Согласен, Леонид Борисович. Вот только, боюсь, без диктатуры нам не обойтись, хотя бы на первых порах. Свобода – это очень пьянящее вино, а пьяный человек способен на всё, в том числе на самые глупые и дикие поступки. Таким человеком легко управлять, а уж охотники поуправлять найдутся – хотя бы вот это пламенный трибун.
– Вы правы, Александр Александрович. К сожалению, исторически так уж сложилось, что свободы русский человек не видел веками. Свободные славяне полегли под копытами татарской конницы, а уцелевшие были загнаны в ярмо на двести пятьдесят лет. Потом были грозные цари, потом – крепостное право. Русский человек привык к суровой руке правителя, другого он не ведает, и мягкость он считает слабостью. Русский человек не знает, что такое свобода, он не пробовал её на вкус, и позволить ему перекушать этой свободы всё равно что дать человеку после голодовки наесться до отвала – чем это кончится, вы, как врач, хорошо себе представляете.
– Значит, диктатура?
– Да. Но диктатура коллегиальная, чтобы никто – ни вы, ни я, ни Савинков, и никакой, как вы выразились, пламенный трибун вроде вот этого, – хорошо одетый человек кивнул на оратора в кожанке и пенсне, – не подмял под себя партию, революцию, а потом и всю страну.
– Трудная задача…
– Трудная. Но это – единственный выход. Никакой хирургии – только терапия, что не исключает, однако, применения сильнодействующих лекарств. Временное правительство недееспособно, это историческая фикция. Власть должна перейти в руки Советов – вопрос только в том, какими будут эти Советы, начиная с низовых и кончая Верховным, и кто будет ими управлять. И с какой целью – это важно.
1918 год
…Гражданская война раздирала на части громадную Империю, строившуюся веками. Власть Советов установилась (в большинстве случаев – со стрельбой и кровью) в крупных городах, оседлавших сплетения железных дорог (и то не везде), а в деревнях, станицах и сёлах, притаившихся за лесами и скорее отделённых, чем связанных с промышленными центрами непроезжими трактами, грибами после ливня возникали скороспелые уделы, где тёмные, но энергичные личности, опиравшиеся на «войско», сильно напоминавшее обычную банду разбойников, объявляли себя «батьками» и даже «князьями», ведущими родословную (в зависимости от вкусов и фантазий) и от Рюриковичей, и от атамана Кудеяра, и даже от былинных персонажей вроде Добрыни Никитича. «Красные», «белые», «зелёные», «жёлто-голубые» – в кровавых схватках схлёстывались чуть ли не все цвета радуги, и только кровь у всех была одного цвета: алого. И бронированными рыцарскими отрядами проходили по ним маленькие, но сильные и профессионально умелые офицерско-казачьи армии, возглавляемые царскими генералам, каждый из которых объявлял себя законным регентом при малолетнем цесаревиче Алексее и гарантом восстановления Империи.
Украина, исхлёстанная гуляй-польским свинцовым ливнем, сеявшимся с махновских тачанок; Сибирь с её немногословными охотниками-староверами, бившими белку в глаз, и забайкальскими всадниками Даурии, свирепо-яростно рубившимися с чахарами и баргутами, потомками нукеров Чингисхана; «новые абреки» Кавказа и джигиты Туркестана, снявшие с настенных ковров прадедовские кривые сабли, – все тянули одеяло на себя, отрывая от него большие и малые куски и пытаясь выкроить из них нечто хотя бы отдалённо похожее на государственное образование. Пленных в этой войне не брали (вернее, брали, но только для того, чтобы довести их до ближайшего оврага и там перестрелять, быстро и деловито, или, экономя патроны, порубить шашками). И приливной волной катилась к границам бывшей Империи новорождённая Красная Армия, не считавшая потерь и бравшая числом и верой в рай земной, который непременно грядёт, надо только перебить всех в этом сомневавшихся.
5
В нашей Реальности Френсис Ньютон Алан Кроми, произведённый в чин кэптена, в мае 1917 года был назначен исполняющим обязанности британского военно-морского атташе в России. После большевистской революции и выхода России из войны Кроми отказался передавать британские лодки немцам, как это было предусмотрено соглашением о перемирии между большевиками и Германией. Он перевёл флотилию в Гельсингфорс, а после высадки немецких войск в Финляндии руководил взрывом и затоплением лодок. Кроми направил Георгия Чаплина, служившего офицером связи на британской субмарине «E-1», в Архангельск для организации там антибольшевистского переворота и подготовки высадки английских войск. В июне 1918 он встретился с двумя латышскими агентами ВЧК, которые выдавали себя за участников московского контрреволюционного подполья, и представил их разведчику Сиднею Рейли, а также дал им рекомендательное письмо к британскому дипломатическому представителю в Москве Роберту Локкарту.
31 августа 1918 года, после убийства Урицкого и покушения на Ленина, советские власти решили арестовать британских дипломатов-разведчиков. Чекисты ворвались в здание британского посольства в Петрограде. На верхнем этаже сотрудники посольства под руководством Кроми жгли документы. Капитан бросился вниз и захлопнул дверь перед носом агентов ЧК. Они взломали дверь – англичанин встретил их на лестнице с двумя браунингами в руках. Бывший подводник застрелил двоих чекистов; те открыли ответный огонь, и капитан Кроми упал с простреленной головой.