Страница 38 из 77
Японцы не забыли и не простили «бледнолицым братьям» ничего: ни ограничений Вашингтонской конференции, лишившей Японию возможности выстроить мощный военный флот, ни экономических санкций, ни силового взлома японских дверей эскадрой коммодора Мэтью Перри. И главное – наиболее аппетитные куски, на которые плотоядно облизывался азиатский дракон, лежали не к северу, а к югу от островов усилившейся японской Империи. Война с Россией не обещала той добычи, которую могла дать война против США и старых колониальных держав – Британии, Франции, Голландии, – владевших в бассейне Тихого океана обширными территориями, богатыми ценнейшими природными ресурсами. Выбор был сделан: Япония, подписав с Народной Россией договор о нейтралитете и ненападении, готовилась к большой войне и выжидала удобного момента, чтобы вонзить в спину Америке, сосредоточившей своё внимание на событиях в Европе, остро отточенный самурайский меч.
Дальновидный и расчётливый президент Рузвельт отлично понимал всю сложность ситуации. С одной стороны, с политикой изоляционизма было необходимо кончать, и как можно скорее, пока Англия не разделила судьбу Франции и не легла под гусеницы немецких танков, с другой стороны – вступление в войну Японии не давало американцам возможности выделить достаточные силы на европейский театр военных действий. По его инициативе и под его давлением были смягчены экономические санкции в отношении Японии, и Америка была даже готова уступить настырным японцам китайский рынок – пусть подавятся. «Не надо дразнить голодного дракона, – говорил Рузвельт. – Кинем ему жирный кусок, а пока он будет его переваривать, мы сплетём для него железную узду. С японцами мы сочтёмся, но позже, а сейчас главное – остановить наступление тевтонских варваров, объединившихся с русскими ордами». Конгресс ещё колебался, не решаясь объявить войну России и Германии, но обработка общественного мнения уже шла полным ходом – газеты в один голос клеймили позором «русских дикарей, подло потопивших авианосец «Рейнджер», не производивший по отношению к ним никаких враждебных действий».
В этой ситуации образ ещё одного врага был не нужен (враг уже нарисовался, а войны с Японией следовало пока избегать), и Рузвельт распорядился убрать из Пёрл-Харбора все ценные боевые корабли, дабы не вводить в соблазн японских адмиралов, и всемерно усилить охрану этой главной военно-морской базы США на Тихом океане – «жертвенная овца» уже не требовалась. Соединённые Штаты начали перебрасывать свои морские силы в Атлантику – в конце октября на рейде Гуантанамо бросили якоря «Йорктаун» и «Энтерпрайз», «Уосп» и лучшие линейные корабли стояли в Норфолке, а в Тихом океане остались только «Саратога», «Лексингтон» и восемь старых линкоров так называемых «сил сдерживания». Англия пока что держалась, хоть и слабела день ото дня, и Соединённые Штаты надеялись не опоздать со своей помощью.
Японский авианосец «Акаги» – флагманский корабль вице-адмирала Нагумо
Но японцы, впечатлённые Исландской победой Хохзеефлотте, сочли, что подходящий момент наступил, и восьмого ноября 1940 года начали боевые действия. «Внезапный удар» по Пёрл-Харбору сорвался: японская ударная волна была обнаружена на подлёте и рассеяна американскими истребителями (понёсшими при этом тяжёлые потери), а четыре авианосца адмирала Нагумо были атакованы американской авиацией берегового базирования и отбили эту атаку с большим трудом, сумев избежать потерь и повреждений. Первый раунд кончился вничью, но это не обескуражило адмирала Исороку Ямамото, командующего императорским флотом Японии. Преимущество в силах всё равно было на стороне японцев – оставалось только его реализовать, дав американскому флоту решительный бой. А покамест японские вооружённые силы развернули широкое наступление по всему Тихоокеанскому фронту – в полном соответствии со своими предвоенными планами.
Одиннадцатого ноября 1940 года США объявили войну Германии и России, опередив немецких и русских дипломатов, уже получивших указания сделать то же самое. Война стала поистине мировой…
«Европа и Азия зажали нас в тиски, – резюмировал президент Рузвельт, выступая на заседании комитета начальников штабов, – и это может для нас очень плохо кончиться».
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. НОВЫЕ НОРМАННЫ
Могучий дуб может простоять века, меняя зелень летней листвы на багрянец и золото осени, презирая наскоки холодных ветров и радуя глаз человеческий своей воплощённой природной мощью. Но жить он будет только до тех пор, пока его разветвлённая корневая система будет питать древесного титана живительными соками – если приток живой силы земли иссякнет, цветение быстро сменится увяданием. Осыпятся листья, засохнут ветви, с кряжистого ствола пластами сойдёт кора, и рухнет столетний исполин под напором первого же шквала, прилетевшего с моря, и обратится в труху, и развеется невесомой пылью.
Нечто подобное случилось и с Великобританией – с империей, над которой никогда не заходит солнце. Англия могла воевать, напрягать свои индустриальные мышцы и вообще жить только когда в её портах ежедневно разгружались десятки танкеров и сотни грузовых судов, доставлявших всё необходимое, от промышленного сырья до колониальных товаров, пахнущих экзотическими ароматами дальних стран. И как только тевтонский морской топор разрубил тысячемильные корни океанских коммуникаций, питавшие метрополию, Англия зашаталась, теряя силы в голодном обмороке и неумолимо сползая в экономический коллапс, в тисках которого даже пудинг, бекон и традиционный эль становятся предметами роскоши.
Стаи «зигфридов» и «валькирий» ежедневно взлетали с континентальных аэродромов и обрушивали тысячи тонн бомб на города Британии, оставляя за собой дымящиеся руины. Им навстречу взмывали «спитфайры», но число английских истребителей от вылета к вылету уменьшалось – конвейеры авиазаводов работали с перебоями, не успевая восполнять потери, и всё чаще и чаще нечем было заправить даже имевшиеся боевые машины. Над опустевшими пирсами английских западных портов заунывно выл ветер – полноводный поток ленд-лиза иссяк, обернувшись скупыми каплями редких блокадопрорывателей. Флот кайзера перекрыл Атлантику – конвои рассевались комбинированными ударами с моря и воздуха и добивались торпедами немецких U-boats и скорострельными орудиями быстроходных «корсаров»: вдали от своих берегов британские «каунти» и «линдеры» становились лёгкой добычей палубных «берсерков» и «нибелунгов» и тяжёлых орудий германских линейных крейсеров, оставляя беззащитными караваны транспортов. «Василиски», вооружённые планирующими бомбами, методично атаковали базы Ройял Нэйви: в Скапа-Флоу погиб дредноут «Куин Элизабет», в Росайте были тяжело повреждены линкор «Дьюк оф Йорк» и новый авианосец «Формидебл» (оба корабля сели на грунт), а Хамбере полузатонул линейный корабль «Кинг Эдуард VII». Бритты спешно переводили свои уцелевшие боевые единицы в западные порты, спасая их от ударов авиации и уступая кайзермарине Ла-Манш и воды восточного побережья Альбиона.
Океан между Исландией и Шотландией кишел подводными лодками четырёх стран, охотившимися друг за другом, и зачастую английский или русский подводник отказывался от атаки, опасаясь торпедировать американскую или германскую субмарину. Ощутимого успеха в этой битве добилась британская подлодка «Тайгрис», торпедировавшая германский авианосец «Блюхер»; субмарина погибла, закиданная глубинными бомбами и протараненная немецким эсминцем, но «Блюхер» на три месяца вышел из строя. Черчилль тут же сообщил об этом Рузвельту, взывая о помощи и недвусмысленно давая понять, что в случае высадки немцев на британские острова английский флот станет добычей кайзера, который наверняка найдёт такому трофею должное применение. Рузвельт обещал помочь, туманно намекая на некую американскую «диверсионную» операцию против Исландии и заклиная коллегу «ради спасения свободного мира не сдавать корабли Ройял Нэйви тевтонским варварам и русским дикарям», а перевести его (вместе с королевской семьёй и английским золотым запасом) в порты США, где британцы «в полной мере смогут вкусить американского гостеприимства и продолжить борьбу».