Страница 7 из 83
– Война закончилась, господа, – продолжал старший лейтенант, уходя от опасной темы. – Подписание мира – вопрос нескольких дней.
– И что дальше, Алексей Васильевич? – задиристо спросил Бобринский, полоснув Ливитина злым взглядом. – Пока шла война, матросиков хоть как-то можно было держать в узде – правда, не всех, на линкорах команды бесились от безделья, – а теперь? Мы с вами и шагу не можем ступить без оглядки на судовой комитет, и это называется военный флот? – он безнадёжно махнул рукой. – Жаль, что господин Ливитин не позволил тогда мичману де Ливрону поломать торпедами этот плавучий шифоньер с клопами, – штурман кивнул в сторону иллюминатора, за стеклом которого виден был тяжёлый силуэт "Гангута", – господин Ливитин у нас не иначе как якобинец...
– Набиваетесь на ссору, мичман? – с ледяным спокойствием спросил артиллерист. – Или мечтаете о дуэли?
– Прекратить! – повысил голос старший офицер. – Может, вы ещё вздумаете заколоть друг друга кортиками? Стыдитесь, господа, – вы офицеры российского флота!
– Нет больше этого флота, – мрачно произнёс Бобринский. – И державы, именуемой Российская Империя, тоже нет. Доигрались в либерализм...
– Вот только не надо заупокойных молитв, – вмешался доселе молчавший механик, – рановато вы хороните Россию, мичман, так я вам скажу.
"Интересно, – подумал лейтенант Ливитин, переводя взгляд с механика на штурмана, – кто из них прав?".
* * *
апрель 1917 года
Девятого апреля тысяча девятьсот семнадцатого года от немецкой железнодорожной станции Готтмадинген, расположенной на швейцарской границе, отошёл небольшой поезд, состоявший всего из одного вагона и паровоза. И вагон этот был странным: три из четырёх его дверей были наглухо заперты, а за четвёртой неусыпно наблюдали два молчаливых офицера германского Генерального штаба: капитан фон Планец и лейтенантом фон Буринг. С такими предосторожностями возят опасных преступников, однако пассажиры странного вагона, среди которых были женщины и дети, казались людьми вполне приличными: хорошо одетые и вежливые, они отнюдь не походили на уголовный контингент. На станциях вагон они не покидали – свежие газеты и молоко для детей покупал их представитель Фридрих Платтен, – и вообще вели себя пристойно. Правда, пассажиры иногда пели "Марсельезу" и другие песни из революционного репертуара – это весьма раздражало сопровождающих офицеров, и Платтен (во избежание осложнений) прекратил эти вокальные экзерсисы.
Поезд-призрак почти безостановочно пересёк всю Германию с юга на север, и прибыл в Засниц, где его пассажиры – сплошь русские эмигранты – пересели на пароход "Королева Виктория", следовавший в шведский порт Треллеборг. Балтика была спокойной – морская болезнь не угрожала хорошо одетым людям, любящим хором петь "Марсельезу".
...Британская подводная лодка "Е-19" в сентябре 1915 года прорвалась в Балтийское море, где вошла в состав британской подводной флотилии, действовавшей на Балтике против немецкого флота. Её командир, лейтенант-коммандер Френсис Кроми, был самым успешным британским подводником на Балтийском театре военных действий: за время двухнедельного боевого похода он потопил четыре германских парохода и ещё три вынудил выброситься на берег. Кроме того, Кроми привёл шведский пароход с железной рудой в Ревель, где судно было конфисковано после судебного разбирательства. Британские подводники действовали в соответствии с призовым правом: немецкие пароходы досматривались, а перед потоплением их экипажи пересаживались в шлюпки. Крупным успехом "Е-19" стало торпедирование в западной Балтике немецкого крейсера "Ундине": Кроми выпустил по крейсеру две торпеды, и корабль быстро затонул. За этот бой английский офицер был награждён высшей русской офицерской наградой за храбрость – орденом Святого Георгия 4-й степени – и удостоился от русской императорской семьи приглашения на обед. Британия наградила Кроми орденом "За выдающиеся заслуги", чином коммандера и назначением командиром флотилии подводных лодок.
Британская подводная лодка типа "Е"
Однако сегодня Френсис Кроми, подменивший командира своей любимой "Е-19" и вышедший на ней в море на поиск германских военных кораблей, был мрачен и оживился, увидев в перископ большой немецкий пароход, идущий на запад, к Треллеборгу.
– Атакуем! – коротко бросил он.
– Как обычно, сэр? – осведомился его помощник. – Всплываем, и...
– Нет, – перебил его коммандер. – Это немец, и мы потопим его без предупреждения: так, как германцы топили наши суда. Меня не интересуют ни награда, ни призовые деньги: в ноябре на дредноуте "Айрон Дьюк" погиб мой лучший друг, и это моя личная месть немцам. Война скоро кончится – другого шанса у меня уже не будет.
Помощник спорить не стал – в королевском флоте это не принято, а коммандер Кроми пользовался непререкаемым авторитетом среди своих подчинённых. И в конце концов, в его действиях был определённый резон: врага надо топить, а оправдываться перед начальством за нарушение перемирия (пусть неофициального), не вызванное острой необходимостью или прямым приказом, – дело малоприятное. Зачем оставлять лишних свидетелей?
"Королева Виктория", получив торпеду в середину корпуса, затонула очень быстро. Спасшихся были единицы – "Е-19" не стала никого подбирать: пусть немцы подумают, что пароход налетел на русскую мину.
– Запишите в журнал, – приказал коммандер Кроми,[5] – что мы потопили германский вспомогательный крейсер.
* * *
лето 1917 года
...Огромная толпа, заполнившая площадь перед Мариинским дворцом, Синий мост и всё пространство между зданием бывшего германского посольства, Исаакиевским собором и гостиницей "Англетер", тяжко дышала и ворочалась как многоглавый зверь, вылезший на свет из тёмной берлоги. Она волнами плескалась у подножия памятника Николаю Первому, поворачивая белые пятна лиц к самодельной трибуне у ступеней Мариинского дворца и к черноволосому человеку в пенсне и в кожаной куртке, стоявшему на этой трибуне.
Человек этот рубил воздух энергичными взмахами рук и бросал в жадно внимавшую толпу раскаленные сгустки слов, обжигавших души, исстрадавшиеся по справедливости. "Свобода!" – это значит, что не будет больше над тобой никаких господ, и даже мосластый кулак краснорожего "унтерцера", вколачивающего в "серую скотинку" чинопочитание, не прогуляется по твоей физиономии. "Равенство!" – и это тоже ясно-понятно. Все равны перед Господом, и это справедливо. А то что же это получается, а? Моя Фёкла день-деньской колготится с детьми малыми да по хозяйству деревенскому, покуда муж-кормилец кровь проливает за отечество, стареет до сроку-времени, а фря городская напомаженная, у которой всех забот – передок ловко подставить тузу козырному, в неге да бархате живёт-поживает, да на лихачах с дутыми шинами раскатывает. А вот накося выкуси – придём мы в квартиры богатые, да прикладом по зеркалам, да штыком по брюху шёлковому: хватит, пожировали! "Власть народная, советская!" – а как же иначе? Сами будем теперь себе губернаторы, всем миром дела решать будем, вот так. Земля – крестьянам, фабрики – рабочим. Эх, что за жизня наступит расчудесная! За такую жизню и подраться можно, благо навострились руки за два с половиной военных года пули вгонять в человечьи головы, а ноги попривыкли перешагивать через кровь, текущую по окопам водицею. Даёшь счастье народное!
– Пронзительно говорит (слово "подлец" сказано не было, но оно подразумевалось), – произнёс хорошо одетый человек, стоявший у открытого окна на втором этаже Мариинского дворца и внимательно слушавший оратора, – доходчиво. И если он даже скажет этим людям в серых шинелях "Я избавлю вас от химеры, именуемой совестью!", они всё равно пойдут за ним в огонь.
5
В нашей Реальности Френсис Ньютон Алан Кроми, произведённый в чин кэптена, в мае 1917 года был назначен исполняющим обязанности британского военно-морского атташе в России. После большевистской революции и выхода России из войны Кроми отказался передавать британские лодки немцам, как это было предусмотрено соглашением о перемирии между большевиками и Германией. Он перевёл флотилию в Гельсингфорс, а после высадки немецких войск в Финляндии руководил взрывом и затоплением лодок. Кроми направил Георгия Чаплина, служившего офицером связи на британской субмарине "E-1", в Архангельск для организации там антибольшевистского переворота и подготовки высадки английских войск. В июне 1918 он встретился с двумя латышскими агентами ВЧК, которые выдавали себя за участников московского контрреволюционного подполья, и представил их разведчику Сиднею Рейли, а также дал им рекомендательное письмо к британскому дипломатическому представителю в Москве Роберту Локкарту.
31 августа 1918 года, после убийства Урицкого и покушения на Ленина, советские власти решили арестовать британских дипломатов-разведчиков. Чекисты ворвались в здание британского посольства в Петрограде. На верхнем этаже сотрудники посольства под руководством Кроми жгли документы. Капитан бросился вниз и захлопнул дверь перед носом агентов ЧК. Они взломали дверь – англичанин встретил их на лестнице с двумя браунингами в руках. Бывший подводник застрелил двоих чекистов; те открыли ответный огонь, и капитан Кроми упал с простреленной головой.