Вне корпорации

— Официально об этом объявят… часа через два.

Джанет вздохнула с облегчением. Значит, Гектор получил информацию, как говорят журналисты, «из источников, близких к Верховному суду». Жаль, что он так явно стремится продемонстрировать свое превосходство.

— Спасибо, что предупредили, — кивнула она, садясь. — Кстати, время дорого… Чем скорее я выиграю дело, тем лучше.

— Вы уверены, что сможете выиграть? — спросил Гектор, как показалось Джанет, с неподдельным интересом.

— Вам не о чем беспокоиться. Джастина Корда заставят инкорпорироваться и тем самым положат конец шумихе, которая окружает Человека вне корпорации. — Джанет говорила с полной уверенностью человека, который готовится нанести кому-то вполне заслуженный ответный удар.

— И ничто не способно спасти Джастина Корда? — не сдавался Гектор. — Мэнни Блэк не достанет из шляпы кролика, который вынудит Верховный суд отменить приказ об инкорпорации?

Джанет ответила не сразу. Архивариус Чун прислал ей короткий, всего на страничку, доклад, в котором указывал на одну потенциальную проблему. С другой стороны, Мэнни Блэк никак не мог получить доступ к этой информации. И все же, если Гектору так нужно знать…

— Кое-что есть…

«Джастин Корд вернулся в Женеву, чтобы участвовать в судебном разбирательстве. Трудно поверить, что слушания по делу начались всего неделю назад. Хотя суть дела осталась той же, мир изменился. У здания суда неспокойно — площадь заполнена демонстрантами, одни выступают за, другие против Человека вне корпорации. Представители полиции дали понять: если снова начнутся беспорядки, они применят „Выводин“, весьма мощный, хотя и безопасный, усыпляющий газ. Полицейские силы Женевы заказали большую партию».

Обстановка в суде накалялась. Прошло всего полторы недели после вступительных речей, но все присутствующие понимали: атмосфера уже не та, что в начале процесса. Слишком многое изменилось за стенами зала суда. Общество, долго жившее в ладу с собой, раздирали противоречия. Хотя многие по-прежнему полагали, что Мэнни Блэк непременно проиграет, находились и те, кто считал, что он обязан выиграть дело. И те и другие сходились в одном: ставки значительно возросли.

Хорошо, что поставившие на Мэнни не имели возможности поговорить с ним лично. Мэнни подробно объяснил Джастину Корду, что их шансы на победу призрачны. Мэнни даже признался, что мог бы вынудить Верховный суд снизить планку до одного или двух процентов. Такой маленький пай противоречит конституции, однако можно было опереться на спорное положение в преамбуле… Впрочем, даже на такой исход надежды было мало.

Перед самым началом заседания к месту защиты подошел курьер — судя по форме и фирменной кепке, из «Вестерн юнион». Непонятно было, как ему удалось проникнуть в зал суда. Мэнни распорядился, чтобы его никто не беспокоил, с помощью денег Джастина Корда он добился того, чтобы его приказы неукоснительно выполнялись. И вдруг какой-то курьер, грубо нарушив все мыслимые правила, пробрался прямо к нему — к тому же в день суда!

— «Вестерн юнион», — как-то слишком лучезарно улыбаясь, заявил курьер. — Мэнни Блэк, у меня для вас важная телеграмма.

— Охрана! — позвал Мэнни, не удосужившись поднять голову. Он не отрывался от своих записей, готовясь произнести речь. Два агента охранного предприятия немедленно скрутили курьера, но тот сохранял невозмутимость.

— Перечитайте закон HR 27–03.

Мэнни вскинул голову и с подозрением посмотрел на курьера.

Тот пожал плечами:

— Мне велели передать вам это, если вы вызовете охрану.

— Не понимаю, — парировал Мэнни, — при чем здесь колонизация Марса.

Охранники поволокли курьера прочь.

Тот выгнул шею и крикнул:

— …Аляскинской федерации!

Мэнни продолжал работать. Но поскольку в подсознании он не переставал искать выход, он вдруг почувствовал: вот оно! Открытие оказалось таким поразительным, что он продолжал перечитывать текст вступительной речи, одновременно вспоминая недавнюю историю.

— Погодите! — крикнул он охранникам, которые успели заковать нарушителя покоя в наручники и тащили его к выходу.

Повинуясь приказу Мэнни, охранники приволокли курьера обратно и поставили перед Мэнни и Джастином.

— Где ваша телеграмма? — рявкнул Мэнни.

Джастин, который молча наблюдал за происходящим, с удивлением заметил, как Джанет Дельгадо сначала побледнела, а потом покраснела — будто от ярости. Она выхватила цифродруга и что-то пылко заговорила в него. Курьер из «Вестерн юнион», с которого сняли наручники, передал Мэнни инфопланшет, Мэнни расписался в получении. Покончив с делом, курьер вежливо приподнял фуражку, словно желая продемонстрировать, что он не обиделся. Мэнни загрузил нужные сведения в цифродруга, раскрыл голографическую клавиатуру и, не произнеся ни слова, принялся набирать команды так быстро, что за ним невозможно было уследить невооруженным глазом. Мэнни был всецело поглощен своим делом, лицо его оставалось невозмутимым, но глаза жадно впитывали все доступные сведения. Джастин понятия не имел, что происходит. Но реакция Джанет Дельгадо впервые за много месяцев вселила в него надежду. Прошло минуты две, главный судья ударил молотком, призывая всех к молчанию, но Мэнни по-прежнему продолжал печатать с нечеловеческой скоростью.

— Итак, мистер Блэк, мы слушаем вашу вступительную речь, — довольно вяло произнес главный судья Ли. Судя по всему, он не ожидал, что Мэнни удастся произвести на него хоть какое-то впечатление.

Мэнни, поглощенный своим занятием, даже не поднял головы.

— Мистер Блэк! — повысил голос главный судья. — Мистер Блэк!

Мэнни вздрогнул и резко дернулся, как человек, которого разбудили, позвенев над ухом колокольчиком.

— Чем я могу вам помочь? — спросил он вежливо, словно продавец в магазине.

Публика захихикала. Мэнни покраснел, поняв, как оплошал.

— Мистер Блэк, — обратился к нему главный судья. — Извините, что отрываю вас от дел, но учтите, вы не смеете тратить понапрасну наше драгоценное время. У вас было почти две недели на подготовку речи, ведь представитель обвинения свои доводы уже изложила. Я нахожу ваше поведение неэтичным, но мои коллеги охотно вас послушают. Если вы готовы произнести вступительную речь, прошу вас, приступайте. А лучше — сразу признайте свое поражение и позвольте суду заняться другими насущными делами.

Хотя главный судья славился своей вспыльчивостью, а адвокатов умел отбрить так, что о его гневных речах ходили легенды, Мэнни и глазом не моргнул.

— Приношу суду свои извинения, — начал он. — Если суду будет от этого легче, я не стану произносить речь, которую готовил загодя.

— Вот и хорошо, — буркнул судья Ли.

— По-моему, хватит, Чан, — нараспев произнес судья Тадасуке. — Пусть вы и славитесь своей сварливостью, но сейчас вы откровенно грубы.

Мэнни продолжал, не дав главному судье Ли ответить.

— Если это устроит суд, могу дать присягу, что моя вступительная речь — не та, которую я готовил заранее. Я даже готов пройти психоревизию, чтобы подтвердить свою правоту… Итак, на основании новых сведений, полученных нами всего несколько минут назад, я готов произнести совершенно новую речь.

Публика ахнула, даже главный судья Ли на некоторое время пришел в замешательство. Вместо него ответил судья Тадасуке:

— Мистер Блэк, в психоревизии нет необходимости. Пожалуйста, приступайте.

Мэнни вскочил с места и принялся расхаживать туда-сюда.

— Позвольте заметить, что данное дело далось мне нелегко. Готов признаться даже в том, что я испытывал трудности отчасти потому, что боялся проиграть…

После такого откровенного признания в зале послышались смешки. Даже судьи не сумели сдержать улыбок. Не смеялась лишь Джанет Дельгадо.

— И все же главное для меня, — продолжал Мэнни, — найти способ для моего клиента, мистера Джастина Корда, удовлетворить законные запросы общества, не жертвуя при этом своей свободой. Думаю, все согласятся с тем, что наш строй предоставляет личности несравненно более широкие права, нежели государству и не допускает попрания данных священных прав. В преамбуле к нашей конституции записано, цитирую: «Мы, народ Земной конфедерации, принимаем данную конституцию в обеспечение внутреннего правопорядка, сохранения мира и защиты личности от незаконных, несправедливых или аморальных действий со стороны общества и государства». Следовательно, государство не имеет права без веских оснований лишать человека того, с чем он не желает расставаться.