Страница 55 из 72
Мальчишка молча показал рукой на засыпанный осколками пол.
– Карта Аксинии.
– Приторговываешь левым товаром, Джош?
Неожиданно заговорила девчонка.
– Оставьте Джоша, мистер Рич! Этот ролик я украла у своего отца. Кусочек запретных знаний, только и всего.
Белее Белого посмотрел на нее, как на ненормальную.
– Потом договорим, Джош. В сухом остатке – непонятный человек с дыркой в плече и слегка просроченными фэбээровскими документами. Я его увожу и помогаю ему забыть дорогу в Совсем Цветную. А ты больше не используешь мое оборудование не по назначению, договорились?
– Рич… Ты…
– Хочешь спросить меня, собираюсь ли я стереть ему воспоминание об этом, со всех точек зрения, неудачном дне? Безусловно. Правда, он в отключке, а работая не в диалоге, я наверняка попорчу что-то еще. Но я не убийца, Джош. Лучше ходить с легкой амнезией, чем лежать под землей. У твоего друга уже сегодня начнется новая жизнь. Иногда полезнее забыть, чем помнить. Я беру на себя этот маленький грех, чтобы на тебе не повис больший. Вопросы есть?
Рич развернулся и, не прощаясь, зашел в лифт. Стремительный и высокий. На фоне своей охраны – белее белого.
Аксиния
Они остались одни.
Осторожно ступая по осколкам, Джош дошел до лифта, заблокировал дверь и вернулся к Аксинии. Она кончиками пальцев дотронулась до его разбитой скулы.
– Цел?
Джош задумчиво посмотрел под ноги. Стекло стеклом. Наверное, только в микроскоп можно разглядеть, из чего же сделана брейн-карта.
– Что там хотя бы было?
Аксиния прислушалась к себе, улавливая чужое воспоминание. Чувствуя чужие мышцы. Окутываясь гулом трибун. Замирая в колодках.
Дождь, к счастью, закончился, и солнце стремительно сушит дорожку. Влажный воздух пахнет забегом. Терпкая адреналиновая волна чужого пота, пластмассовый душок покрытия, кислый дымок первого выстрела. Кубинец соскочил в фальстарт. Теперь все будут бояться повтора.
Слева, плечом к плечу, покачивается Аткинс, нюхая воздух горбатым носом. Он бежит на золото. В него вкладываются деньги, его имидж уже пошел в раскрутку. Аткинс чувствует взгляд, скалит зубы.
«Время белых прошло, – слова тренера. – Ты с последнего парохода, Смит, – говорит прямо при всех, в раздевалке, перед выходом на дорожку. – Никто не ждет подвигов, парень! Сделай корейца и кубинца. За остальных наших я спокоен – а вот тебе надо постараться».
– Ему было просто некому отдать это, – Аксиния старается, чтобы губы не задрожали, прижимает их к зубам. – Допинг – это как СПИД: только намекни – и ты один. Его бросили все, отвернулись и забыли вмиг. А папа поверил каждому его слову.
Сотка – это быстро только со стороны. На середине пути дорожка становится бесконечной.
Кислород полыхает в легких, разрывая их изнутри. С каждым шагом железные штыри втыкаются в пятки до колен. Взмахом руки можно оторвать себя от земли и улететь в космос.
Аткинс висит черным призраком на периферии зрения. И это хорошо, потому что они идут вровень.
«Надо подкрепиться, Джон, – врач команды подкарауливает в уголке и протягивает пилюлю. – Тебе уже не двадцать пять, а эта штука поддержит сердце, чуть снизит кислотность, и безо всякого следа – проверяли в той самой лаборатории. Давай-давай, ковбой!»
– Эту запись надо было вывозить в Канаду. Или в Китай, или в Мексику – куда-то, где вещи можно называть своими именами. Здесь же… Здесь же одно вранье!
Воздух – патока, воздух – лед, воздух – ртуть. Остается три шага, и нужно вдавить себя в невидимую стену, разорвать мироздание, сломить ход событий. Плевать на антропологические исследования, плевать на гнилые теории. Просто сделать предпоследний и последний шаг чуть быстрее и дальше, чем остальные.
Отбить руку дающую. Блестящая капсула летит к потолку. «Ах ты, тварь неблагодарная!» – врач кривится, а тренер смотрит оловянными глазами…
Остается просто долететь последние сантиметры. Рядом Аткинс падает грудью вперед на выдохе. Уже чувствует, что его обошли, обогнали, сделали. Остается позади и исчезает.
Ноги по инерции несут тело вперед. Не осталось воздуха, не осталось притяжения, пульс стучит в зубах, плечах, щиколотках, хочется перестать быть. И надо повернуться к табло и посмотреть результат.
Носорог стоит на четвереньках, упершись лбом в свою несчастливую дорожку. Какие-то люди бегут навстречу. Нереальные, запредельные цифры разгораются красным на самом большом экране.
«Сдохнешь на дорожке!» – хорошее пророчество перед забегом.
«Смииииииииит!» – кричит стадион единым тысячеэхим голосом.
Белый, знай свое место?! Не в этот раз, политкорректные ублюдки, не в этот раз!..
Джош гладит ее по плечам, по волосам, медленно прислоняет к себе. «Здесь жизни нет!» – утверждает размашистое граффити на заваленном заборе автопарка. Здесь нет будущего, а скоро совсем не станет прошлого. Замерли, прижавшись друг к другу, две смятенные фигурки, черная и белая.
Аксиния перебирает пальцами кудряшки на затылке Джоша, смотрит через его плечо на мертвенные воды Сент-Клера и никак не решит, плакать ей… или плакать.
Как вы понимаете, запись абсолютно нелегальна. Ни гарантий, ни претензий. Чисто по знакомству могу впаять. Оба брэйн-ролика всего по сорок секунд, одно объятие, но подоплека, чувственный ряд – башню сносит! Новое искусство, амиго!
Парень – восемь долларов, девчонка – пятнадцать. За пару – двадцатка, по рукам?
Андрей Силенгинский
Спокойной ночи
Нет, что ни говори, я – горожанин. Типичный. Хомо урбанис, так сказать. Безусловно, я бы погрешил против истины, если бы стал утверждать, что не люблю природу. Люблю, конечно, люблю! У меня дома есть аквариум с рыбками и цветы на подоконнике. Всё! Этого мне вполне достаточно, никогда не стоит брать от жизни больше, чем тебе действительно необходимо.
За каким таким дьяволом меня понесло в этот лес – не знаю. Это не оборот речи, я на самом деле не имею ни малейшего представления, что мне здесь надо. Что это за лес, как я сюда попал и как мне отсюда выбраться – на эти вопросы ответы также отсутствуют. Меня это почему-то не волнует. Пока. Я осматриваюсь.
Лес… Ну как вам его описать? Лес и лес. Из деревьев состоит. Некоторые деревья хвойные, другие лиственные, на этом мои познания в ботанике заканчиваются. Не надо требовать от меня слишком многого, последний раз я был в лесу в довольно далеком уже детстве. И особого восторга от того посещения сквозь годы не пронес.
Как же я все-таки оказался в этом лесу? Этот вопрос постепенно занимает главенствующее место в моем сознании. По соседству расположилась мысль о том, что мне здесь очень не нравится. Очень. Все деревья высокие и жмутся друг к дружке так же тесно, как пассажиры общественного транспорта в час пик. От этого вокруг темно и мрачно. Мрачно – вот ключевое слово. И неуютно: наиболее нахальные из деревьев так и норовят залезть своими лапами, то есть ветками, мне в лицо. Особенно усердствуют в этом занятии хвойные. Елки или сосны – от злости я извлекаю из глубин памяти эти невесть как затесавшиеся туда названия.
В общем, не нравится мне здесь. Так, это я уже говорил. Надо отсюда выбираться – вот свежая и здравая мысль! Начнем же двигаться в этом направлении. Кстати, о направлении. В какую сторону мне надо идти, если я понятия не имею, где у этого леса край? То есть края-то, само собой, есть во всех направлениях, но где ближайший? Ответ на этот вопрос искать бессмысленно, сколько ни крути головой, пейзаж выглядит одинаково непривлекательно.
Пораскинув мозгами, я пришел к мудрому выводу, что, двигаясь куда угодно, я выберусь из леса с большей вероятностью, нежели стоя на одном месте подобно окружающим меня деревьям. Поздравив себя с принятием логичного и не противоречащего здравому смыслу решения, я начал пробираться вперед. То есть, в прямом смысле слова, куда глаза глядят.