Страница 49 из 63
— Сэм, знаешь этого малого, Джейка Перкинса? — спросил Тони.
Знаю ли я? — подумал Сэм, возведя очи горе.
— Я знаю его, Тони. Что с ним?
— Шлялся по городу, дома фотографировал, люди на него жаловались, думали, может, делает снимки, планируя ограбления.
— Забудь про это, — сказал Сэм. — Он безвредный. Он воображает себя репортером-ищейкой. — Я бы не сказал, что просто воображает. Он сказал, что работает по делу исчезновения Лауры Уилкокс, являясь твоим спецассистентом. Можешь этоподтвердить? — Моим спецассистентом? Черт знает что! — Сэм рассмеялся. — В камеру его, — предложил он. — А потом нечаянно потеряй ключ. Пока, Тони, увидимся.
— Джин, у меня были достаточно веские причины, чтобы осведомиться у портье, получила ты факс или нет, — тихо сказал Марк, присоединившись к ней в буфете.
— Тогда, будь добр, просвети меня, — сказала она, соответственно понизив голос.
Официант усадил ее за тот же столик, за которым днем раньше они просидели несколько часов. Но сегодня теплота и ощущение растущей близости, которыми отличалась их предыдущая встреча, пропали. Вид у Марка был озабоченный, и Джин знала, что ему передаются подозрение и недоверие, охватившие ее.
Лили-Мередит в безопасности, скоро я увижу ее, думала она. Вот что важно, вот что должно меня волновать. Полученная в прошлом месяце по почте расческа, затем факсы с угрозами, роза на могиле Рида... Из-за всех этих происшествий она не находила себе места.
Я должна была получить тот факс вчера в полдень, вспомнила Джин, посмотрев на сидящего напротив Марка. Она чувствовала, что они присматриваются друг к другу, и сегодня видят друг друга в ином свете. Ей казалось, что Марку можно доверять. Вчера, когда она рассказывала о Лили, он проявлял столько сочувствия и понимания. Неужели он просто издевался надо мной?
На Марке был темно-зеленый спортивный костюм, и казалось, будто карие глаза Марка приобрели зеленоватый оттенок. И в них затаилась тревога.
— Джин, я — психиатр, — сказал он. — Моя работа — пытаться понять деятельность мозга. Бог знает, через какой ад тебе пришлось пройти и без моего вмешательства. По правде говоря, я надеюсь, что человек, высылавший тебе эти сообщения, будет продолжать это делать.
— Почему?
— Потому что это признак того, что он или она желают поддерживать связь. Сейчас с тобой связалась Лаура и ты убеждена, что она не причинит зла Лили. Именно поэтому она и связалась с тобой. Именно поэтому я и проверил вчера. Да, я забеспокоился, когда портье сказала, что ничего не пришло. Я волновался за безопасность Лили.
Он смотрел на нее, и его заботливое выражение сменилось изумлением.
— Джин, уж не думаешь ли ты, что это я высылал тебе факсы и знал, что вчерашний должен был прийти раньше? Ты на самом деле так считаешь?
Она промолчала.
Верю ли я ему? — колебалась Джин. Не знаю.
Официант стоял у стола.
— Кофе, — сказала Джин.
— Если я правильно помню, по телефону ты говорила мне, что весь день ничего не ела, — сказал Марк. — Помнится, в Стоункрофте ты любила поджаренный хлеб, с сыром и помидором. Все еще любишь?
Джин кивнула.
— Два поджаренных бутерброда с сыром и помидором и две чашки кофе, — заказал Марк.
Подождав пока официант отойдет подальше, он продолжил.
— Ты ничего не ответила, Джинни. Я не понимаю, что это значит: ты мне веришь, ты мне не веришь, или ты колеблешься? Признаюсь, я разочарован, но я все понимаю. Просто скажи, ты все еще рада, что Лаура посылала те факсы и что Лили в безопасности?
Я не намерена рассказывать ему о звонке от Крэй-га Майклсона, подумала Джин. Мне никому нельзя доверять.
— Я рада, что Лили в безопасности, — осторожно сказала она.
Марку было совершенно ясно, что она увиливает.
— Бедняжка Джин, — сказал он. — Не знаешь, кому можно доверять, верно? Я тебя не виню. Но что ты теперь намерена делать? Просто сидеть здесь и ждать неизвестно сколько, пока не появится Лаура?
— По крайней мере, еще несколько дней, — сказала Джин как можно неопределеннее. — А ты?
— Я останусь до утра пятницы, потом я должен вернуться. Ко мне на прием придут пациенты. К счастью, у меня есть телепередачи в записи, но я уже не могу медлить со съемками новых. Как бы там ни было, а в пятницу мой номер займет некий делегат лампочного съезда или что там будет.
— Награждение сотни выдающихся коммивояжеров, — сказала Джин.
— Опять выдающиеся... — сказал Марк. — Надеюсь, все сто вернутся домой невредимыми. Полагаю, ты откликнулась на мольбу ректора Даунза прийти к нему вечером на прием и фотосессию?
— Я ничего об этом не знаю, — удивилась Джин.
— Думаю, он оставил сообщение на твоем автоответчике. Это ненадолго. Со слов Даунза, он намеревался устроить торжественный ужин, но у Картера и Гордона уже были планы на вечер. Впрочем, и у меня тоже. Отец снова хочет встретиться со мной.
— Наверное, он ответил на вопросы, которые ты хотел ему задать, — предположила Джин.
— Да, ответил. Джинни, ты не все знаешь. Ты заслуживаешь услышать и остальное. Мой брат Деннис погиб через месяц после окончания Стоункрофта. Осенью он рассчитывал поступить в Йель.
— Я слышала о несчастном случае, — сказала Джин.
— Ты что-то слышала о несчастном случае, — поправил Марк. — Я как раз окончил восьмой класс в школе Святого Фомы и должен был в сентябре пойти в Стоункрофт. Родители подарили Деннису кабриолет в честь окончания академии. Ты не знала его, но он был отличником во всем. В своем классе он был первым — капитан бейсбольной команды, председатель студенческого совета, видный, веселый, отличный парень. После четырех выкидышей матери удалось произвести на свет чудо-ребенка.
— С которым ты ни шел ни в какое сравнение, — заметила Джин.
— Да, я знаю, о чем говорят, но на самом деле Деннис был для меня всем. Он был моим старшим братом. К слову, о культе личности...
Джин казалось, что Марк рассказывает скорее себе, чем ей.
— Он играл со мной в теннис. Научил меня играть в гольф. Он брал меня с собой покататься в кабриолете, а потом, уступив моему нытью, научил меня водить.
— Но тебе было всего лишь тринадцать или четырнадцать, — сказала Джин.
— Тринадцать. Нуда, я никогда не ездил по улицам, а он всегда сидел в машине рядом со мной. Перед нашим домом огромный участок. В тот самый день я донимал Денниса, чтобы покататься. В конце концов, около четырех, он дал мне ключи и сказал: «Ладно, ладно, садись в машину. Сейчас приду».
— Я сидел, ждал его, считая минуты до его прихода, и уже готов был вести кабриолет. Но тут пришли несколько его друзей, и Деннис сказал, что немного поиграет с ними в баскетбол. «Я обещаю, что через час с небольшим тебе улыбнется удача», — крикнул он. Затем добавил: «Выключи зажигание и убедись, что поставил на ручной тормоз».
— Я был разочарован и взбешен. Я зашел в дом, сильно хлопнув дверью. Мать готовила что-то на кухне. Я сказал ей, что был бы рад, если бы машина Денниса скатилась с холма и разбилась о забор. Сорок минут спустя она скатилась с холма. Баскетбольный щит стоял в конце подъездной дорожки. Его друзья увернулись, а Деннис не успел.
— Марк, ты психиатр. Ты должен понимать, что в этом нет твоей вины.
Вернулся официант с бутербродами и кофе. Марк откусил от своего бутерброда, запил кофе. Джин понимала, что он боролся с собой, подавлял эмоции.
— Если руководствоваться разумом, то да, но после этого мои родители уже не относились ко мне, как прежде. Деннис был венцом творения в глазах моей матери. Я это понимал. У него было все. Он был так одарен. Я слышал, как мать говорила отцу, что я намеренно снял машину с тормоза, не с тем, чтобы причинить зло Деннису, но в надежде отплатить ему за разочарование.
— Что на это сказал твой отец?
— Скорее, что он не сказал. Я ожидал, что он будет защищать меня, а он не стал. Потом один из ребят сказал мне, что слышал, как мать говорила, раз уж Бог решил забрать одного из ее мальчиков, то почему именно Денниса?