Страница 4 из 25
О популярности сочинения Анаксагора в Афинах в конце V в. свидетельствует Платон, ссылающийся на это сочинение в «Апологии Сократа», «Федоне» и «Кратиле», причем из слов Сократа в «Апологии» следует, что незнание этого сочинения считалось в то время признаком невежества. Любопытно, что там же имеется место, рассматриваемое многими исследователями как указание на цену, которую платили тогда в Афинах за копию (вернее, за один свиток) сочинения Анаксагора. Хорошо помнили афиняне и самого Анаксагора, о котором ходили многочисленные рассказы, впоследствии образовавшие устойчивую, прошедшую через многие века легенду. Из этой легенды — при всей недостоверности ее отдельных деталей — выступает цельный и, по-видимому, исторически верный образ философа.
Прежде всего легенда рисует нам Анаксагора как человека, целиком посвятившего себя науке, т. е. как ученого-профессионала. В Греции середины V в. это был новый, дотоле небывалый тип человека. Все предшественники Анаксагора, о жизни которых у нас имеются хотя какие-либо сведения, — Фалес, Пифагор, Ксенофан, Гераклит, Парменид — были государственными деятелями, поэтами, религиозными вождям и, но профессиональных ученых в позднейшем смысле слова среди них не было. То, что это был действительно новый тип, вызывавший удивление, а порой даже насмешки, показывает комедия Аристофана «Облака», в которой под маской Сократа был выведен и осмеян именно ученый-профессионал. Но в легенде об Анаксагоре к этому общему типу добавляются некоторые индивидуальные черты.
Весьма необычным, с точки зрения греков того времени, было у Анаксагора отсутствие узкого патриотизма, приверженности к родному полису. Покинув Клазомены — город, где он родился и вы рос и где у него остались родственники, Анаксагор, насколько известно, никогда не стремился туда возвратиться. Как сообщает Диоген Лаэртский, на вопрос: «Неужели родина тебя нисколько не интересует?» — Анаксагор ответил, указав на небо: «Помилуй бог! Родина даже очень интересует меня» (26, 242–243). А согласно другому рассказу, когда Анаксагор умирал в Лампсаке и друзья спросили его, не желает ли он быть перевезенным на родину, в Клазомены, он сказал: «Совсем этого не нужно: ведь путь в подземное царство отовсюду одинаково длинен» (там же, 257). Подобный космополитизм, осознание себя гражданином вселенной, предвосхищал мироощущение философов эллинистической эпохи, но отнюдь не был типичен для V в.
Вторая черта Анаксагора как человека — равнодушие к материальным благам. Отказавшись от полученного им по наследству имущества, Анаксагор полагал, что тем самым он обрел внутреннюю свободу, столь необходимую для философа, посвятившего себя поискам истины. По свидетельству Аристотеля, Анаксагор не считал счастливыми ни богача, ни властелина, говоря, что он не удивился бы, если бы по-настоящему счастливый человек показался толпе глупцом. У нас нет достаточных сведений о частной жизни Анаксагора, но можно с основанием предполагать, что его быт отличался скромностью и простотой. В этом отношении Анаксагор полностью соответствовал аристотелевскому идеалу философа, ведущего умеренный, «созерцательный» образ жизни. Кроме того, он был неизменно серьезен (по словам одного источника, его никогда не видели ни смеющимся, ни улыбающимся) и, по-видимому, не отличался особой общительностью — свойство, объясняющее, почему, живя в одном городе с Сократом, он никогда с ним не беседовал.
Еще одна черта Анаксагора, отмечавшаяся древними авторами, — твердость духа в любых, даже самых тяжелых для него обстоятельствах. Во многих источниках сообщается о словах Анаксагора, якобы сказанных им при получении известия о смерти сына: «Я знал, что родил его смертным» (там же). Некоторые авторы говорят о смерти сразу обоих сыновей философа и о том, что он похоронил их собственными руками. В древности единодушно считалось, что именно к Анаксагору относится следующее место из «Алкесты» Еврипида:
Другой рассказ, характеризующий ту же черту Анаксагора, связан с судебным преследованием, которому он подвергся в Афинах. Узнав о вынесении ему смертного приговора, Анаксагор будто бы спокойно сказал: «Природа давно присудила [к смерти] и меня, и их, [судей]» (там же, 245).
Не следует принимать слишком буквально все эти рассказы. Некоторые из приведенных высказываний Анаксагора относились к числу так называемых бродячих сюжетов и приписывались в разное время то одному, то другому лицу. Однако мы не станем здесь подвергать этот вопрос тщательному критическому анализу: это было сделано нами в другом месте. Важно то, что из всей совокупности свидетельств об Анаксагоре выступает образ человека, который бесспорно должен был внушать уважение всем, кто с ним встречался. Этот образ Анаксагора перешел в века и сделался прототипом идеального образа мудреца и философа вообще.
Как же могло получиться, что такой достойный и уважаемый человек был предан суду и осужден в Афинах — в городе, который к тому времени уже стал признанным центром греческой культуры? О политической подоплеке суда над Анаксагором было сказано выше. Что же касается существа обвинения, то оно заключалось в том, что взгляды Анаксагора действительно резко расходились с господствовавшими в то время религиозными представлениями. Утверждения Анаксагора, что звезды — это раскаленные камни, оторванные от Земли силой космического круговращения, что Солнце — огромная воспламенившаяся глыба, а Луна — тело, во многом подобное Земле и, может быть, обитаемое, не могли не вызывать возмущения у ревнителей старых традиций и обычаев. Убеждение в божественной сущности небесных светил было одной из неотъемлемых черт греческой, да и вообще любой политеистической религии. Это убеждение преодолевалось медленно и с трудом, о чем свидетельствует то обстоятельство, что еще Платон причислял небесные светила к богам, а Аристотель, пришедший в своей метафизике к весьма абстрактной форме монотеизма, резко противопоставлял их вещам подлунного мира, поскольку они состоят из эфира — элемента небесных сфер, имеющего особую, божественную природу.
Сколь ни наивны были взгляды Анаксагора с современной точки зрения, в его эпоху они были смелым вызовом общепринятым религиозным предрассудкам и в этом смысле имели бесспорно прогрессивное значение. Не случайно знаменитый немецкий филолог Г. Дильс проводил далеко идущие параллели между делом Анаксагора и судом инквизиции над Г. Галилеем, хотя эти события отделяют две тысячи лет. Как и Галилей, Анаксагор был убежден в правильности своих воззрений. Падение эгоспотамского метеорита было для Анаксагора таким же подтверждением его теории, каким были для Галилея обнаружение фаз Венеры и открытие спутников Юпитера. И хотя Анаксагор не отрекся публично от своих взглядов (этого, собственно, никто от него и не требовал), он все же вынужден был бежать из Афин, чтобы спасти свою жизнь.
Гораздо меньше общего (при наличии чисто внешнего сходства) можем мы усмотреть в деле Анаксагора с делом его младшего современника Сократа. Несмотря на большое число описаний суда над Сократом (Платона, Ксенофонта и других античных авторов), смысл обвинений, выдвинутых против Сократа, остается значительно менее ясным. В суде над Сократом мы не находим того конфликта мировоззрений, который с такой отчетливостью выступает в деле Анаксагора. Сократ был образцовым гражданином своего полиса, он добросовестно выполнял все государственные и религиозные установления, и если он отказался последовать советам друзей и бежать из Афин, то сделал это именно потому, что считал своим долгом выполнение решения своих сограждан — даже если это было решение о его смерти. Анаксагор же, не имевший афинского гражданства, не был связан перед афинянами никакими моральными обязательствами, поэтому его бегство не может быть поставлено ему в укор в качестве признака малодушия или душевной слабости.