Анаксагор

Это положение, являющееся безусловно оригинальной чертой теории Анаксагора, мы обозначим как принцип «универсальной смеси». «Во всем заключается часть всего» — эту фразу Анаксагор повторяет неоднократно и настойчиво. Отсюда следует, что в тяжбой вещи содержатся какие-то доли или порции всех без исключения «существующих вещей». Анаксагор, по-видимому, тщательно продумал следствия, вытекающие из этого парадоксального принципа. И он понял, что его теория может считаться логически безупречной лишь в том случае, если к принципу «универсальной смеси» добавить еще два дополнительных положения.

Первое из них — положение об относительности большого и малого. Так как в любой, сколь угодно большой или сколь угодно малой вещи заключена «часть всего», то тем самым стирается принципиальная разница между большим и малым. Мельчайшая пылинка содержит в себе то же богатство «существующих вещей», что и весь космос. Ее малость не имеет абсолютного характера и познается лишь в сравнении с другими вещами.

Если же рассматривать ее изолированно от остального мира, то она может с одинаковым правом считаться и большой и малой. «И у малого ведь нет наименьшего, но всегда еще меньшее… Но и у большого всегда есть большее. И оно равно малому по количеству, [т. е. по числу входящих в его состав „существующих вещей“]. Сама же по себе каждая вещь и велика и мала» (фр. 3).

Отсюда необходимо вытекает и второе положение — о безграничной делимости вещества. В отличие от атомистов Анаксагор не допускал существования мельчайших, далее уже неделимых частиц — не допускал по следующим причинам. Если бы такие частицы существовали, то они были бы простыми и качественно однородными. Но это находилось бы в противоречии с принципом «универсальной смеси». С другой стороны, такие неделимые частицы оказались бы естественным масштабом абсолютной малости. Но такого масштаба, согласно Анаксагору, быть не может. Любая сколь угодно малая частица вещества заключает в себе все «существующие вещи» и, следовательно, не может считаться простой и однородной. И ее малость есть относительная малость, ибо по сравнению с более мелкими частицами она будет казаться большой. А «у малого ведь нет наименьшего, но всегда еще меньшее…» (фр. 3).

Разумеется, положение о безграничной делимости не означало допущения практической возможности осуществить такое деление. Хотя у нас и нет прямых высказываний Анаксагора по этому вопросу, но он несомненно понимал, что достаточно малые частицы уже не поддаются дальнейшему разделению как в силу своей невидимости, так и потому, что мы не обладаем соответствующими орудиями для выполнения такой операции, отличая практическую осуществимость от принципиальной возможности.

Допущение безграничной делимости вещества делало теорию Анаксагора полярно противоположной атомистике Левкиппа — Демокрита. Хронологические расчеты показывают, что Левкипп должен был быть современником Анаксагора. Но знал ли Клазоменец что-либо о воззрениях Левкиппа? Соображения, высказанные нами в другой книге, дают основание полагать, что Анаксагор создавал свою теорию в качестве сознательной антитезы учению Левкиппа (см. 26, 160–188), но полной уверенности в этом у нас быть не может.

В заметках на полях «Лекций по истории философии» Гегеля В. И. Ленин подчеркивал в атомистике Левкиппа «оттенок („момент“) отдельности; прерыв постепенности; момент сглажения противоречий; прерыв непрерывного, — атом, единица» (3, 29, 238). В учении же Анаксагора, наоборот, на первый план выступает «момент» непрерывности, связанности, взаимопроникновение противоположностей. Ничто не существует отдельно, само по себе; во всем есть часть всего; «не отсечено топором ни теплое от холодного, ни холодное от теплого» (фр. 8). В своем отношении к категориям непрерывного и дискретного, качества и количества атомистика Левкиппа — Демокрита и теория материи Анаксагора оказываются двумя противоположными полюсами античного материализма.

Мы не выделяем положений об относительности большого и малого и о безграничной делимости в качестве самостоятельных принципов, поскольку они являются необходимыми предпосылками для принципа универсальной смеси. И наоборот, последовательное применение принципа универсальной смеси неизбежно приводит к признанию относительности большого и малого и безграничной делимости вещества. Эта взаимосвязь отчетливо сознавалась самим Анаксагором, который писал об этом, имея в виду процесс космообразования, следующее: «Так как не может быть наименьшего, то невозможно обособление и возникновение чего-либо, что существует само по себе, но как в начале, так и теперь все вместе. Но во всем заключается многое, причем отделяющихся веществ одинаковое число как в больших, так и в меньших вещах» (фр. 6).

Итак, с помощью с формулированных выше принципов — принципа сохранения материи и принципа универсальной смеси, а также связанных со вторым из этих принципов положений об относительности большого и малого и о безграничной делимости вещества Анаксагор решает проблему, поставленную Парменидом. Ему остается только объяснить, почему вещь, представляющая собой смесь бесчисленного множества качественно однородных веществ («существующих вещей»), представляется нам состоящей из какого-то одного вещества. Это происходит потому, говорит Анаксагор, что наши органы чувств воспринимают только то вещество, которое преобладает в данной вещи. Если бы все вещества находились в ней в одной и той же пропорции и были распределены равномерно, то она казалась бы качественно-неопределенной. Такова первичная смесь, в которой «ничто не было различимо» (фр. 1). В ходе космообразования такая равномерность была нарушена, и хотя каждая вещь, подобно первичной смеси, содержит в себе все качественно-определенные вещества, однако последние присутствуют в ней в различных пропорциях и почти всегда находится одна, которая количественно оказывается преобладающей. «Полностью же ничто не отделяется и не разделяется одно от другого, но чего всего более в каждой вещи, тем одним она кажется и казалась» (фр. 12).

Это положение непосредственно не вытекает ни из принципа сохранения, ни из принципа универсальной смеси, поэтому его можно рассматривать в качестве самостоятельного принципа теории Анаксагора. Мы назовем его «принципом преобладания».

Краткое изложение теории материи Анаксагора дает Аристотель в первой книге «Физики». Сопоставляя, по своему обыкновению, мнения ранних философов, из которых одни полагали в основу сущего единое тело — или одну из трех стихий, или что-нибудь иное, а другие, как Эмпедокл и Анаксагор, считали, что все вещи выделяются из смеси, Аристотель останавливается на воззрениях этих двух мыслителей: «Отличаются же они друг от друга тем, что первый признает чередование этих состояний, второй же — однократное [возникновение], и тем, что Анаксагор признает бесконечные по числу подобочастные и противоположности, а Эмпедокл — лишь так называемые стихии. По-видимому, Анаксагор считал [подобочастные] указанным образом бесконечными потому, что он признавал истинным общее мнение физиков, что из не-сущего ничто не возникает… а еще потому, что противоположности возникают друг из друга, следовательно, они содержались одна в другой. Ведь если все возникающее необходимо возникает либо из существующих [вещей], либо из несуществующих, а возникновение из несуществующих невозможно (в этом мнении сходятся все [писавшие] о природе), то они (последователи Анаксагора. — И. Р.) считали, что отсюда с необходимостью вытекает и остальное, а именно возникновение из существующих и имеющихся в наличии [частиц], но не воспринимаемых нами ввиду малости их масс. Поэтому-то они и говорят „все вмешано во всем“, ибо видели, как все возникает из всего, кажутся же [вещи] различными и называются по-разному в зависимости от того, что в смеси бесчисленных [подобочастных] преобладает по количеству; вполне же чистым и целым не бывает ни светлого, ни темного, ни сладкого, ни мяса, ни кости, но, чего имеется больше, такой и кажется природа предмета» (Физ. А 4, 187а 20–187Ь 10).