Усобники

Издали донесся собачий лай. Великий князь догадался: впереди город.

Услышал, как бояре советовались, в княжьи ли палаты либо в монастырь. Боярин Иван сказал решительно:

В монастырь, чтобы князь схиму принял, и там лекарь сыщется. Я же за князем Андреем отправлюсь…

Небо снова затянули тучи, спряталась луна. Наперед саней выехало несколько гридней, зажгли смоляные факелы, освещая дорогу. Заскрипели монастырские ворота. Гридни бережно сняли князя с саней, внесли в тесную келью, уложили на лавку, вышли. Удалились и бояре. Александр Ярославич остался один. Свеча тускло оснещала келью. Вдруг Невскому почудился до боли знакомый голос. Он раздался откуда-то с высоты. Голос позвал его:

«Княже Олександр!»

«Господи, да это же Дубравка меня зовет! — догадался Невский. — Но ведь ее нет в живых?»

Он вздрогнул, вытянулся, и в тот же миг смерть взяла его душу…

А во Владимире ждали великого князя. В палатах горели свечи, жировые плошки. Собрались бояре, духовенство. Все знали: князь болен. Началось утро. Блеклый рассвет пробился в гридницу. Распахнулась дверь, и на пороге встал епископ Кирилл. Стих говор, а епископ, воздев руки, воскликнул:

— Солнце отечества закатилось! Осиротела земля Русская. — Голос его задрожал. — Не стало Александра!..

Глава 1

Седые, с белесыми разводами тучи низко плыли над бревенчатыми стенами Новгорода, тянулись чередой, цеплялись за башни и звонницы, уползали к ливонскому рубежу, к морю Варяжскому.

К исходу дня сорвались первые снежинки. Лениво кружась, они опускались на бревенчатую мостовую, под ноги прохожим, ложились на крыши боярских хором, торговых складов и лавок, изб и мастерских ремесленного люда.

Ночью снег засыпал город и дороги, завалил монастырские строения за городскими стенами, хлопьями повис на деревьях, и только дальний лес, что за рекой Великой, темнел стеной. Белым покрывалом снег лег на дальние болота, сделал обманчивыми тропы за морошкой и другими ягодами.

К рассвету снег прекратился и начал забирать мороз. В избах и домишках новгородцев пробуждалась жизнь. В оконцах, затянутых бычьими пузырями, загорались огоньки лучин. Их блеклый свет едва пробивался на улицу.

Над Новгородом вставали сизые дымы, хозяйки затапливали печи, в стойлах и загонах подавала голоса всякая живность.

День начинался суетливый, хлопотный.

*

Новгород — город торговый, город ремесленного и иного люда. Новгород — город Великий.

Так именовали его еще с тех далеких времен, когда он богател торговлей, обогащался данью со своих многочисленных земель. В те времена по великому водному пути из варяг в греки плыли на Русь торговые гости. Трудную дорогу преодолевали они. Суров и безжалостен Днепр. За много верст слышался неистовый гул порогов. Нарастая, он переходил в рев и рвался в каменистых берегах, на перекатах.

Минуют торговые гости все опасности, бросят якоря в Киеве, передохнут и дальше, вверх по Днепру, а там волоком по малым рекам в Ильмень-озеро, в Волхов-реку, чтобы пристать к новгородским причалам, выгрузить диковинные товары и пряности, закупить пушнину, пеньку и другие товары. И за все платят пошлину в казну Великого Новгорода.

Пополнялась скотница[1] новгородская и данью с покоренных земель.

Но то было в прошлые лета, когда тверские орды еще не разорили Русь и бремя ордынское не легло на русичей.

И зачах торг новгородский…

Тому минуло почти сорок лет, когда тумены хана Батыя, внука Чингисхана, вторглись в землю Рязанскую и Владимирскую, опустошили ее, прошли загоном Тверь, Москву, Переяславль-Залесский и иные городки, угнали в плен мастеровых, чтобы позже в низовьях Волги-реки построить столицу Золотой Орды город Сарай.

И потребовал Батый от русских удельных князей явиться к нему на поклон. Поехали, не посмели ослушаться, и лишь новгородский князь Александр Невский, прозванный этим именем за победу над шведами на Неве, не последовал в Сарай.

Грозно прикрикнул Батый, и Александр Ярославин склонил голову: не время сопротивляться Орде. Радушно встретил его Батый, сыном назвал, особую пластину дал. Возвратился Невский в Новгород и велел принять ханских баскаков[2] и счетчиков, какие учетом и переписью по всем уделам ведали…

Что ни год, падает мощь Новгородской республики и уж совсем ослабела со смертью Александра Невского. Остановилось сердце великого князя, защитника русских западных рубежей. В час смерти Александра Ярославина, возвращавшегося из Сарая, епископ Кирилл воскликнул в горести: «Солнце отечества закатилось! Осиротела земля Русская!»

Еще при жизни Александр Невский посадил сыновей на княжение по уделам: Дмитрия — в Переяславле-Залесском, Андрея — в Городце, а самому юному, Даниилу, выделил Москву. Городок малый, только и всего, что деревянный Кремль на холме да вокруг две-три деревеньки.

Напутствуя Даниила, Невский говорил:

Небогатый удел у тебя, ан верю, с хваткой своей обустроишь Московский удел.

Прошли годы, не стало Александра Невского. Сел великим князем Владимирским князь Переяславль-Залесекий.

*

В один из первых зимних дней, когда мороз сковал землю, а снег порошил новгородские улицы и дома, в палату посадника, что в Детинце, явился тысяцкий Олекса, коренастый, крепкотелый новгородец с аккуратной бородой и глубоко запавшими глазами, отчего казалось, что он смотрит на мир из-под кустистых бровей.

Следом за Олексой пришли один за другим кончанские старосты во главе со старостой кузнечного ряда рыжим здоровяком Архипом. Подминая валенками снег, они ступили на крыльцо, обмелись веником, проследовали в хоромы.

Тут же появились бояре новгородские, купцы знатные. На боярах кафтаны теплые, шубы с воротниками из дорогого меха бороды подпирают. Поднимались в палату, рассаживались вдоль стен на лавках.

Вскоре вошел и посадник Семен Михайлович, боярин тучный, годами умудренный. Великой властью наделили его новгородцы. Он поклонился, уселся в высокое кресло и цепким взглядом повел по палате. Заговорил чуть хрипло, простужено:

Люди именитые, доверием народа новгородского облаченные, позвал я вас совета вашего выслушать. Всем вам ведомо, как скудеет казна Господина Новгорода. С Батыева

разорения, и особливо когда он Киев порушил, и днепровский путь гостям заморским перекрыл, редко какой купец рискует добраться до Новгорода. Да и с верховьев, из земель скандинавских, по Волхову купцы не доходят. Одним словом, не жалуют нас гости торговые.

Он замолчал, на Олексу посмотрел. Тысяцкий не заставил ждать себя:

Истину сказывает Семен Михайлович, не та наша казна ноне, что в прежние лета, и чем пополнять ее, вам виднее. Да и пушниной, и кожами беднеет скотница. Счетчики ордынские выход с лопарей берут, а Новгороду что остается?

Боярин Тимофей, из бывших торговых людей, голос подал:

Твоя правда, тысяцкий, однако не верю, что у лопарей зверья битого мало. Кабы поскрести по их чумам и избам, не один санный поезд этого добра наберешь.

То так, — согласился кончанский староста кузнечного ряда рыжий Архип, — казной беднеем, истинно, и лопарей потрясти — боярин Тимофей дело говорит. Не все татарские баскаки у них повыгребли — поди, и на долю Великого Новгорода осталось.

Так, так, — кивнул староста гончарного ряда Еремей, с лицом, опаленным обжиговой печью. — Не грех лопарей пощупать.

Боярин Лука подскочил, бородой затряс и тоненько взвизгнул:

Нарядить к лопарям ратников!

К чему ратников? — перебил Олекса. — Аль запамятовали, что есть на Руси великий князь Дмитрий Александрович, сын Невского, а Новгород, сколь помню, от него не отрекался?

Воистину, — зашумели в палате. — На князя новгородцы завсегда возлагали обязанность город оборонять и дань собирать. Как вече в прошлые лета поступало? Звали князя, чтоб напомнить, какая за ним служба.

Боярин Спиридон руки воздел:

Люди именитые, князь Дмитрий на дружину денег потребует!