Мария Каллас

В январе 1964 года Мария выступила на сцене театра «Ковент-Гарден» в произведении Пуччини. «Мария обожает создавать событие», — заявил Дзеффирелли. На этот раз это удалось ей, ибо неожиданно для всех она пела так, как в свои лучшие дни. Собрав волю в кулак, Мария забыла обо всех своих сомнениях и обидах. Она доказала, что ей нет равных в оперном мире.

Би-би-си сняла второй акт оперы. Много лет спустя мне довелось увидеть на экране, как Мария отдавала свое дыхание, душу и сердце Флоре Тоске. Можно ли без волнения смотреть на эти кадры, в то время как певицы давно нет с нами? И какое чувство сопричастности они вызывают! По-прежнему действуют чары великой певицы. И нет уже небольшого экрана, оперы, комнаты! Мы рядом с Тоской, переживаем вместе с ней драму, которую она нам рассказывает голосом, от которого мурашки идут по коже. Мы становимся свидетелями патетической трагедии, разворачивающейся на наших глазах. И вот мы уже готовы схватить за руку Скарпья, чтобы он пожалел эту самоотверженную женщину. Речитативы, а именно они с наибольшим трудом воспринимаются зрителями, у Каллас превращаются в рассказы, исполняемые на одном дыхании, в трамплины, откуда разгоняется действие. Однажды я слышал, как Мария объясняла, почему ей не нравится «Тоска». Для нее это была несерьезная роль… Возможно, но когда она хваталась за нож, чтобы убить тирана, она вкладывала в свой жест столько отчаяния, мужества и самоотверженности женщины, которая любит так сильно, что идет на преступление…

Вспоминая о лондонских представлениях, справедливо уточнить, что Каллас делила свой успех с Тито Гобби. Он исполнил свою партию с таким же блеском, как и она. Однако, как воспитанный человек, он заявил, что своим успехом спектакль обязан его партнерше.

В тот вечер и в последующие шесть представлений оперы «Тоска» в театре «Ковент-Гарден» восторг публики был беспределен. Зрители радовались возвращению «их» Каллас. Когда занавес опустился в последний раз, шквал аплодисментов не утихал целых двадцать минут. Марии пришлось стоять на сцене до тех пор, пока не утихло финальное «браво».

Лондонский триумф был только прелюдией к тем аплодисментам, которыми ее наградила публика в парижском театре «Опера», когда 22 мая Мария вышла на его сцену в «Норме». Я уже рассказывал об одном неординарном событии, произошедшем на четвертом представлении произведения Беллини. Мария совершила в тот вечер поступок, который не мог бы себе позволить ни один артист: она остановила оркестр и взяла «до» верхней октавы, не покорившееся ей с первой попытки. Я также упоминал о царившей в зале приподнятой атмосфере, созданной одним только присутствием оперной дивы на сцене дворца Гарнье. И все восемь представлений оперы прошли с огромным успехом. Поистине Мария устроила праздник для всех парижских любителей оперы. И так ли важно, что на каждом спектакле она показывала разный уровень исполнения? Как и в Лондоне, публика без конца вызывала ее на поклон после последнего акта. Как и в Лондоне, сотни фанатов ожидали ее у выхода из театра.

Мария, окрыленная восторженным приемом публики, обрела новые силы, чтобы на последнем представлении 24 июня выступить во всем блеске своего исполнительского таланта. Она успешно справилась со всеми ловушками, имеющимися в партитуре. Когда Дзеффирелли, ставивший этот поистине грандиозный спектакль, посоветовал певице обойти некоторые подводные камни, она с гордым видом ответила: «Никогда я не пойду на хитрость! Если моя карьера закончится провалом, тем хуже для меня!» Вместо провала в парижском театре «Опера» ее ждали успех и боготворившая ее публика. Некоторые критики, предполагавшие, что в зале будет более спокойная атмосфера, выражали недовольство столь бурной демонстрацией зрительской любви к певице. Вот и Антуан Голеа высказал свое мнение, которое мы не разделяем, но обязаны к нему прислушаться. «Бесспорно, она — великая трагедийная актриса, — писал он, — талант которой оказывает такое же воздействие на публику, как ее бесподобный голос со всеми свойственными ему неровностями и шероховатостями, со всеми некрасиво звучащими нотами. Колдовское воздействие Каллас на публику является одним из самых удивительных современных примеров коллективного гипноза. Я готов признаться, что и сам каждый раз попадаю под ее чары. Всегда ли? Нет. Если быть честным до конца, то я прихожу в себя тотчас, когда Каллас превосходит нормальную тесситуру меццо-сопрано и пытается убедить пришедшую аплодировать и готовую верить всему публику в том, что ее голос — это лирическое и даже драматическое сопрано».

Без всякого сомнения, Антуан Голеа был прав, и оперная дива не могла больше идти на риск так же легко, как она это делала раньше. Однако мы не могли отказать себе в удовольствии и ходили на ее спектакли, даже если становились, как писал критик, объектами коллективного гипноза. Никогда еще гипноз не был таким сладким и приятным. Каждый зритель мечтал только о том, чтобы сказка не кончалась и за пределами дворца Гарнье.

И поскольку речь зашла о мистическом воздействии, которое оперная дива оказывала на публику, вспомним одну малоизвестную историю. У Каллас обнаружился еще один «фанат». Это была женщина, которая также поднимала бурю на своем пути: Сесиль Сорель. Вечная Селимена обладала странным сходством с оперной дивой как в жизни, так и на сцене, где использовала те же приемы пластики и жеста. Мария Каллас была для Сорель в какой-то мере ее оперным продолжением. Когда она узнала, что Мария вернулась на сцену, то не сдержалась и написала одному из своих друзей: «Мой дорогой, мне нужен такой же плащ, как у папы, чтобы пойти в «Оперу». Он останется у тебя на память о святой Сесили».

Сорель получила свой папский плащ. Однако его ореол не смог уберечь «святую Сесиль» от насморка. И она была вынуждена остаться дома, сообщив об этом оперной диве в послании, написанном с той же «простотой»: «Я так радовалась, что пойду аплодировать самой знаменитой артистке века, но у меня температура и я не могу отправиться в «Оперу». Это самое суровое наказание, которое послал мне Всевышний».

После парижского триумфа Мария снова много месяцев не выходила на сцену, однако не прекратила свою профессиональную деятельность. Под руководством своего лучшего друга и соратника Жоржа Претра певица записала на диск оперу «Кармен». Столь яркое, темпераментное, наполненное светом исполнение заставляет лишний раз сожалеть о том, что певица так и не захотела выступить в роли Кармен на сцене.

После этого — да здравствуют каникулы! Остановившись перед отъездом в очередной круиз на «Кристине» в гостинице «Эрмитаж» в Монте-Карло, Мария подверглась атаке со стороны бывшего мужа. На этот раз Менегини решил проявить настойчивость. Богатство Марии не давало ему спокойно спать. Он посчитал, что она оставалась у него в долгу и потому обязана поделиться. Бывший муж претендовал на половину ее состояния, что привело Марию в ярость. В один прекрасный день Баттиста получит свою долю пирога, но для этого ему надо будет дождаться ее смерти.

В оставшиеся до конца года месяцы певица решила жить по новым правилам. Понимая, что отныне она должна беречь голос, Мария вновь остановила свой выбор на «Тоске» Пуччини для выступления на парижской сцене.

Если оценивать все девять представлений «Тоски» в парижском театре «Опера» в период между 19 февраля и 13 марта 1965 года, прошедших с большим успехом, ввиду чего был дан дополнительный спектакль, не предусмотренный контрактом, — то следует рассматривать вокал певицы отдельно от ее актерской игры. Конечно, нельзя было не заметить, что голос дивы едва был слышен при высоких аккордах оркестра. Однако ее игра, драматическая сила и мощь исполнения, высокая техника воспроизведения звука покорили публику. Каллас подарила нам девять сказочных спектаклей. Как можно сохранить объективность, когда перед тобой такая потрясающая, страдающая, великолепная женщина? Без сомнения, во дворце Гарнье я был отнюдь не единственным зрителем из тех, кто кричал ей «браво» до тех пор, пока не сорвал голос.