Мария Каллас

Если верить откровениям Евангелии, то они вместе с Марией с угрозой для жизни приютили бедолагу генерала и даже поделились с ним остатками консервированной фасоли. Несмотря на подобную жертву с их стороны, гость остался недоволен и Мария, невзирая на его погоны, тут же поставила его на место.

К радости матери и дочери, генерал-министр покинул их гостеприимный дом несколько дней спустя. И сами они вот-вот должны были быть спасены. Однажды утром какой-то мальчик принес им билет: один английский офицер, любитель бельканто и большой поклонник Марии, пригласил ее вместе с матерью перебраться в британский сектор. Несмотря на то, что хождение по афинским улицам было весьма рискованным предприятием, Мария решила выйти из дома и пойти вслед за общительным мальчуганом. Два дня спустя Евангелия присоединилась к ней в посольстве Великобритании. Именно здесь они встретили Новый год. Здесь же Мария застала приезд энергичного улыбчивого господина преклонных лет в офицерской форме британской армии, курившего легендарную сигару: самого Уинстона Черчилля, который прибыл в Афины для того, чтобы на месте оценить масштабы понесенных потерь. Совершенно ясно, что юная Мария вряд ли могла предположить, что через каких-то пятнадцать лет, уже будучи великой Каллас, во время круиза на роскошной яхте Онассиса она вновь встретится все с тем же Уинстоном Черчиллем в тот момент, когда будет переживать еще более «исторический» момент своей биографии, чем спасение ее родины от коммунистической диктатуры…

После нескольких недель кровопролитных боев греческие правительственные войска при поддержке английской армии одержали победу над коммунистическими повстанцами, и страна наконец смогла вздохнуть полной грудью. Для Марии, напротив, наступили не самые лучшие дни. Как мы уже знаем, дирекция Королевского оперного театра, ссылаясь на ее выступления перед оккупантами, не пожелала оставить ее в труппе. Однако истинной причиной такого решения театральной администрации была удивительная способность Марии настраивать против себя коллег по сцене.

Как бы там ни было, но она оказалась в положении витязя на распутье. Какую из дорог выбрать, чтобы поскорее подняться на следующую ступеньку лестницы, ведущей к славе? Эльвира де Идальго часто повторяла, что земля Италии, словно созданная для вокального искусства, будет для нее тем идеальным полем, где в будущем она сможет пожать самые обильные плоды своего таланта. Однако судьба распорядится по-своему. Выйдет так, что живший в Америке Георгиос Каллас — почти забытый отец — вдруг напомнит о себе. За океаном богатство — именно так, по его словам, случилось и с ним — могло на следующий день обернуться банкротством и наоборот: Георгиосу вновь удалось купить аптеку. Он выслал семье 100 долларов с пожеланием, чтобы его младшая дочь приехала к нему. В то же время посольство Соединенных Штатов уведомило Марию о том, что она рискует утратить американское подданство — не будем забывать, что она родилась в Нью-Йорке — в случае, если она не проведет какое-то время на своей родине. Девушка не стала сопротивляться столь необыкновенному совпадению. Кроме того, она была не прочь уехать подальше от Евангелии, чей постоянный контроль становился для нее все более и более тягостным. В конце концов, ее охватило внезапное желание увидеть своего родителя, которого она едва знала. Как нам уже известно, если она чего-либо хотела, никакая сила не могла заставить ее отказаться от своего желания… И вот было решено, что она едет в Нью-Йорк. Попутно с этим она впервые поступила наперекор воле Эльвиры де Идальго, поскольку та не отступала от своей идеи отправить ее в Италию.

В августе 1945 года Мария, заработав напоследок необходимые для поездки деньги, уложила чемоданы. Мэр Пирея дал в ее честь прощальный обед, на который она отказалась пригласить мать и сестру, словно отрезала пуповину… Вот почему на пристани порта Пирей Эльвира де Идальго в полном одиночестве провожала глазами отплывавший небольшой океанский теплоход «Стокгольм», увозивший Марию и ее мечты…

Глава 4

Певица и ее избыточный вес

На борту корабля, направлявшегося в Новый Свет, мысли Марии в основном были заняты размышлениями об отце. Для нее он был почти мифическим персонажем. Существовавший между родителями разлад по сути лишил ее возможности делить свою привязанность между матерью и отцом, что бывает у большинства детей. Ей мало что было известно об этом далеком родителе. Представление о нем она имела только со слов матери. Евангелия постаралась нарисовать дочери самый нелестный и весьма искаженный портрет отца. В действительности Георгиос Каллас — так отныне мы будем его называть, поскольку вот уже двадцать лет, как он носил эту фамилию, — вовсе не был таким чудовищем, как его обрисовала супруга. Конечно, он был далеко не ангел и ему были свойственны многие недостатки. Полностью лишенный честолюбия, он не хватал звезд с неба; в народе про таких говорят: «Добрый малый», что совсем не устраивало мечтавшую о славе и почете Евангелию. Однако Мария, давая волю своему воображению, хотела поскорее узнать своего отца и изо всех сил приукрашивала портрет этого вполне заурядного мужчины. Совсем недавно она ничего не хотела знать о нем, теперь же с нетерпением ждала встречи с ним. В этом была вся Мария: без особой причины она могла внезапно увлечься человеком, а затем легко отвернуться от него.

За несколько дней до отъезда она еще сомневалась, так ли хочется ей увидеть этого столь недостойного, по словам матери, родителя. Теперь же она считала дни до встречи с ним. Была еще и другая причина, по которой ей хотелось поскорее воссоединиться с отцом: антагонизм на уровне подсознания по отношению к собственной матери значительно усилился за последние два или три года. Когда Мария окончательно сожгла все мосты между собой и членами ее семьи, семейство Каллас можно было с уверенностью сравнить с их знаменитыми соотечественниками — артридами…

Во время путешествия через океан Мария не могла не думать еще об одной своей проблеме: избыточном весе. Ограничения, связанные с войной, повлияли на объем ее талии самым благоприятным образом. Эйфория освобождения с притоком восточных сладостей и американских конфет имела для ее фигуры печальные последствия. Впрочем, существуют противоположные высказывания о том, как она выглядела в то время. Евангелия приписывала ей 110 килограммов; Менегини, ее будущий муж, не намного расходился с ней в подсчетах, поскольку позднее заявил журналистам — если только его слова не исказили газетчики, — что когда он встретил Марию, она весила 105 килограммов. Этот вес, впрочем, указывается чаще всего. Когда Каллас задавали вопрос на эту щекотливую тему, она всегда отказывалась отвечать. Из чего можно заключить, что она без особого удовольствия вспоминала о том, как выглядела в те времена. После многих сопоставлений можно с уверенностью сказать, что приписываемые ей 105 килограммов были некоторым преувеличением; Мария весила в то время всего 95 килограммов. Это свидетельствует только о том, что двадцатидвухлетняя девушка отнюдь не страдала худосочием. До сей поры она не сильно расстраивалась из-за своих пышных форм. Когда в Афинской опере она слышала колкости в свой адрес, то немедленно отвечала тем же. И все же никакие насмешливые замечания не могли умерить ее аппетит.

По мере того как она приближалась к берегам Америки, в ее душу закрадывалось некоторое беспокойство. В глянцевых журналах она видела немало голливудских кинозвезд, и теперь ее мучил вопрос, не станет ли ее полнота препятствием при поиске ангажемента. Однако эти заботы не мешали девушке объедаться в свое удовольствие на борту «Стокгольма».

И вот эта юная особа «в полной форме» — в прямом и переносном смысле — высадилась на берег в Нью-Йорке и попала в объятия шестидесятилетнего немного уставшего от жизни мужчины, изо всех сил старавшегося выглядеть бодрячком, своего отца Георгиоса Калласа. Увы, действительность не совсем соответствовала тому, что Мария представляла себе в мечтах: в отличие от того, что можно было ожидать, если судить по письмам Георгиоса, он не был владельцем аптеки, а работал там в скромной должности начальника отдела. Он жил в тесной квартирке на 157-й улице, а комната, которую он предоставил Марии, оставляла желать лучшего. В приподнятом настроении из-за того, что так кардинально она поменяла свою жизнь, Мария не обращала внимания на несоответствия. Не будем забывать, что Мария прибыла из страны, где бедность встречалась на каждом шагу, а в результате войны стала почти вопиющей. Как могла не восхититься молодая эмигрантка сверкавшим тысячами огней Нью-Йорком с его гигантскими небоскребами, с его роскошными магазинами на 5-й авеню? Конечно, Америка не была ей в диковинку, поскольку она здесь родилась, но ее увезли отсюда еще ребенком. И главное, после всех тяжких испытаний, выпавших на долю ее страны, не знавшая бед Америка на фоне обескровленной Европы, тщетно пытавшейся возродиться, казалась девушке такой ликующей, живой и праздничной! В глазах Марии огни Нью-Йорка светились еще ярче, небоскребы увеличивались в размерах, а магазины на 5-й авеню выглядели еще шикарнее. Мария посчитала сказкой полученную возможность хотя бы одним глазком посмотреть на все эти сокровища; она была счастлива, ее не охватывали тайные мысли и сомнения; такое состояние души было совсем не свойственно Марии и не могло оставаться незамеченным.