Осужден пожизненно

– Миссис Фрер, завтра или послезавтра мы поедем на перешеек, – обратился к ней Берджес, – и вы увидите «Чертову Дыру». Прелюбопытное место.

– А далеко это? – спросила Сильвия.

– Не очень. Туда мы поедем поездом.

– Поездом?

– Не удивляйтесь! Завтра вы все увидите. Вы, дамы из Хобарт-Тауна, не представляете себе, на что мы здесь способны.

– Ну, а как насчет этого дела с Керклендом? – осведомился Фрер. – Я полагаю, мы посидим с вами полчасика завтра утром и просмотрим показания.

– В любое время, когда вам будет угодно, – ответил Берджес.

– Я не собираюсь подымать из этого шум, – сказал Фрер, как бы извиняясь (обед ему понравился). – Но мне нужно послать начальству «полный, правдивый и подробный отчет». Вы сами это понимаете.

– Разумеется! – воскликнул Берджес весело и дружелюбно. – Все правильно. Я хочу, чтобы миссис Фрер увидела Остров Мальчиков.

– Это там, где живут мальчики? – спросила Сильвия.

– Вот именно. Их там около трехсот. Мы отправимся туда завтра, и вы, миссис Фрер, увидите, как с ними обращаются.

– Лучше не надо, – запротестовала Сильвия. – Я… я не интересуюсь такими вещами, хотя и должна бы. Я их боюсь.

– Ерунда! – сказал Фрер, нахмурясь. – Мы конечно поедем, Берджес.

Следующие два дня были посвящены осмотрам. Сильвию повели в лазарет и в мастерские, показали ей сигнальную систему, и Морис даже запирал ее в темный карцер. Ее муж и Берджес смотрели на арестантов как на прирученных животных, с которыми они могли сделать что угодно и чья врожденная свирепость была укрощена высшим разумом начальников. Им доставляло явное удовольствие демонстрировать молодой хорошенькой женщине все эти затворы и решетки. Морис всюду совал свой нос, расспрашивал арестантов, шутил с тюремщиками и даже от широты душевной угощал табаком больных.

В таких бесконечных занятиях они постепенно добрались до Острова Мальчиков, где им был приготовлен завтрак. Но в это утро там произошел несчастный случай, и все обитатели острова были взволнованы, хотя и старались это скрыть. Один двенадцатилетний воришка по имени Питер Браун бросился в воду с высокой скалы и утонул на глазах констеблей. Такие случаи происходили в последнее время довольно часто, и Берджес был взбешен тем, что несчастье произошло именно в это утро. Если бы он мог каким-нибудь чудом воскресить бедного маленького Питера Брауна, он задал бы ему изрядную порку за столь безответственный поступок.

– Надо же было такому случиться как раз сегодня, как это неудачно! – шепнул он Фреру, когда они стояли в камере перед трупом ребенка.

– Ну что ж, тут уж ничего не поделаешь, – сказал Фрер, нахмурившись и глядя в лицо покойного, губы которого словно улыбались ему. – Я знаю этих маленьких дьяволят. Они способны сделать это просто назло. А какой у него был характер?

– Очень скверный. Джонсон, дай мне книгу!

Джонсон принес книгу, и они увидели перечень проступков Питера Брауна, записанных безукоризненным почерком, и рапорты о наказаниях, которым его подвергали, очень изящно оформленные, с росчерками, сделанными красными чернилами.

«20 ноября. Нарушение порядка, двенадцать плетей. 24 ноября. Дерзость по отношению к служащему лазарета – сокращение порций пищи. 4 декабря – кража шапки у арестанта, двенадцать плетей. 15 декабря – убежал с переклички – два дня карцера. 23 декабря – дерзость и неповиновение, два дня карцера. 8 января – дерзость и неповиновение, двенадцать плетей. 20 января – дерзость и неповиновение, двенадцать плетей. 22 февраля – дерзость и неповиновение, двенадцать плетей. 6 марта – дерзость и неповиновение, двадцать плетен».

– Это было последнее? – спросил Фрер. – Да, сэр, – ответил Джонсон. – И после этого он – гм… – покончил с собой?

– Точно так, сэр. Именно так и было.

Точно так! Великолепная система морить голодом и избивать двенадцатилетнего ребенка, пока он не покончит с собой. Так именно и было…

После завтрака обход продолжался. Все выглядело восхитительно. Большая классная комната, где люди, подобные Микину, распинались о том, как Христос любил маленьких детей. За классной комнатой были карцеры, в коридорах находились констебли, затем шел маленький дворик, где дети получали свои «двадцать плетей». Сильвия содрогнулась, увидев их лица в выстроившейся шеренге. Начиная от флегматичного девятнадцатилетнего парня с хмелевых плантаций Кента до маленького хитрого десятилетнего цыганенка с лондонских улиц, все разновидности и ступени юношеских пороков были представлены этими подростками, которые либо злобно усмехались, либо строили притворные благочестивые мины. «Да придут ко мне малые сии и не препятствуйте им, ибо их есть царствие небесное!» Так: говорил, по словам учеников его, основатель нашей религии! И для «малых сих» множество почтенных джентльменов вместе с верноподданной палатой общин в парламенте совместными усилиями создали царствие адово.

После того как фарс был разыгран снова, к дета вставали и садились, и пели гимн, и ответили на вопрос, сколько будет дважды пять, и повторили, что «веруют во единого отца вседержителя, творца неба и земли», гости осмотрели мастерские и церковь и побывали всюду, кроме камеры, где на деревянной скамье лежало застывшее тело Питера Брауна с глазами, устремленными к тюремному потолку, отделявшему его от неба.

Возле этой камеры с Сильвией произошло маленькое приключение. Микин где-то замешкался. Берджеса вызвали по служебному делу, и Фрер ушел с ним, оставив свою жену отдыхать па скамейке над морем. Отдыхая там, она вдруг почувствовала чье-то присутствие и, повернув голову, увидела маленького мальчика, который стоял с шапкой в одной руке и молотком в другой. Вид этого мальчика, одетого в серую форму, которая была ему велика, и державшего в исхудалой ручонке молоток, который был слишком тяжел для него, внушал жалость.

– Что тебе, миленький? – спросила Сильвия.

– Мы подумали, что вы его видели, мэм, – сказал мальчик, широко раскрыв синие глаза, ибо непривычная приветливость обращения его удивила.

– Его? Кого его?

– Шутника Брауна, мэм, того, кто прыгнул сегодня утром. Мы с Билли знали его, мэм. Это наш товарищ, нам хотелось узнать, счастливое ли у него лицо.

– О чем ты говоришь, детка? – спросила она, и непонятный ужас проник в ее сердце. И тут же, почувствовав жалость к маленькому существу, Сильвия притянула его к себе и, повинуясь женскому инстинкту, поцеловала в лоб. Он взглянул на нее с радостным изумлением.

– О!

Сильвия поцеловала его еще раз.

– Разве никто никогда не целовал тебя, бедняжка?

– Мама целовала, – ответил он. – Но она ведь осталась дома. О, мэм, – внезапно покраснев, пробормотал мальчик. – Могу я привести сюда Билли?

Ободренный улыбкой на ее добром юном лице, он заглянул за выступ скалы и вывел оттуда еще одного малыша в серой форме с молотком в руках.

– Это Билли, мэм, – сказал он. – У Билли совсем не было мамы. Поцелуйте Билли.

Молодая женщина почувствовала, что слезы подступили к ее глазам.

– Бедные ребятишки! – воскликнула она. И, забыв, что она дама, одетая в шелк и кружева, упала на колени и, плача, заключила в объятия обоих несчастных мальчиков…

– В чем дело, Сильвия? – спросил Фрер, вернувшись. – Ты плакала?

– Нет, ничего, Морис. Расскажу тебе потом. Когда они остались одни в этот вечер, она рассказала ему о мальчиках, и он рассмеялся.

– Хитрые маленькие плуты! – сказал он и привел такое множество примеров зловредных проделок этих юных преступников, что его жена против своей воли почти убедилась в его правоте.

К несчастию, когда Сильвия ушла, Томми и Билли решили привести в исполнение план, который уже несколько недель зрел в их головенках. – Сейчас я могу это сделать, – сказал Том. – У меня хватит силы!

– А это очень больно, Томми? – спросил Билли, который не чувствовал себя таким храбрым.

– Пустяки, меньше чем от порки.

– Я боюсь! О, Том, там так глубоко… Не оставляй меня, Том!