Осужден пожизненно

– Дело в том, что я… – начал Ричард, и на лице его появилось неприятное выражение, – дело в том, что, если говорить напрямик – а вам лучше узнать правду сейчас, – мне очень нужны деньги.

– Тебе нужны деньги? – в ужасе вскричал мистер Уэйд. – Я знаю от Перкиса, что имение приносит тебе двадцать тысяч фунтов в год.

– Может быть, так и было лет пять назад, но игра на скачках, тотализатор, пари да и другие развлечения, относительно которых не советую вам проявлять любопытство, изрядно уменьшили эту сумму.

Он говорил вызывающе дерзко и грубо. Видно, от успехов он совсем обнаглел. Его «дендизм» был напускным. Бедность и необходимость изворачиваться заставляли его играть роль «джентльмена», а теперь, когда нужда миновала, его природная грубость вышла наружу. Мистер Уэйд с отвращением взял щепотку табаку. – Я не желаю слушать о твоих дебошах, – сказал он. – Наше имя и так уже достаточно опозорено.

– «Кто сел черту на спину, тот свалился ему под брюхо!» – резко отпарировал Ричард. – Мой старик загребал деньги еще более грязными путями, чем я их трачу. Клянусь, что такого прожженного негодяя и скряги свет не видывал.

Фрэнсис Уэйд встал.

– Ты не смеешь оскорблять память отца, Ричард! Он оставил тебе все.

– Да, но по чистой случайности. Он не хотел мне ничего оставлять. Если бы не его смерть, то все досталось бы этому прохвосту Фреру, по которому виселица плачет. Между прочим, – добавил он другим тоном, – вы что-нибудь слышали о Морисе?

– Уже много лет ничего не слышал, – ответил Уэйд. – Он, кажется, в Сиднее, служит в Департаменте по делам ссыльных.

– Да неужели?! – воскликнул Рекс, невольно вздрогнув. – Надеюсь, он там и останется. Однако вернемся к делу. Я решил все продать.

– Все продать?!

– И клянусь, что сделаю это. Продам дом в Хэмпстеде и прочее.

– Как? Нортэнд?! – вскричал потрясенный Фрэнсис Уэйд. – Да ведь там резьба Гринлипга Гиббонса, лучшая в Англии!

– Ничего не поделаешь, – усмехнулся Ричард и позвонил в колокольчик. – Мне нужны деньги во чтобы то ни стало, Смитерс, подайте завтрак. Я собираюсь ехать.

У Фрэнсиса Уэйда от изумления перехватило дыхание. Все его воспитание, традиции и привычки воспротивились этому плану. Он скорее бы согласился продать собор святого Павла, чем место, где он хранил свои сокровища искусства – монеты, кофейные чашки, картины и манускрипты.

– Ричард, наверное, ты шутишь? – спросил он, задыхаясь.

– Я говорю всерьез.

– Да, но кто купит все это?

– О, таких людей много. Я разделю землю на участки для строительства. Кстати, говорят, что собираются проложить подземное сообщение с конечной станцией в Сент-Джонс-Вуде, и тогда сад будет перерезан. Вы точно помните, что вы завтракали? Тогда извините меня – я поем.

– Нет, Ричард, ты пошутил! Ты никогда этого не сделаешь!

– Я собираюсь прокатиться в Америку, – сказал Ричард, разбивая яйцо. – Европа мне осточертела. И потом, зачем все это мне нужно? Ваша «семейная традиция», «родовое поместье» – вздор все это! Теперь, дорогой дядюшка, нужны только деньги. Вот что! Наличные денежки! Звонкая монета.

– И что ты намерен сделать?

– Выкупить пожизненную долю матери, как предусмотрено завещанием, затем продать имение и отправиться путешествовать, – сказал Ричард, уплетая тушеную куропатку.

– Ты удивляешь меня, Ричард. Ты меня поражаешь! Конечно, ты волен поступать как тебе заблагорассудится. Но такое внезапное решение… Старый дом – разрозненные участки – вазы, монеты, картины… Я просто теряюсь! Ну, что ж, это твое имущество, и я… я пожелаю тебе приятно провести день!

«Как захочу, так и сделаю, – говорил себе Рекс, заканчивая завтрак. – Пусть он продает с аукциона свои безделушки и отправляется за границу, в Германию или в Иерусалим, куда пожелает. По мне, чем дальше укатит – тем лучше. А я продам имение – и в путь-дорогу. Путешествие в Америку полезно для моего здоровья».

Стук в дверь заставил его вздрогнуть.

– Войдите! Черт возьми, как расшатались нервы. В чем дело? Письма? Давайте их мне. Смитерс, какого дьявола ты не поставил на стол бренди?

Он жадно опрокинул стаканчик бренди и стал вскрывать корреспонденцию.

– Невежа! – пробормотал Смитерс за дверью. – Не может слова сказать по-человечески. Да, сэр, – отозвался он, услышав призывный рев хозяина.

– Когда пришло это письмо? – спросил Ричард, протягивая конверт со множеством штемпелей.

– Вчера вечером, сэр. Оно адресовано в Хэмпстед, сэр, и было доставлено сюда с почтой. – И поймав гневный взгляд черных глаз хозяина, он добавил: – Надеюсь, ничего плохого, сэр?

– Ничего, кроме того, что ты дурак и осел! – взорвался побелевший от злости Ричард. – Надо было тот-час же передать мне это письмо! Неужели ты не видишь, что здесь написано «Срочное»? Ты что – не умеешь читать? Букв не знаешь? Ладно, хватит вранья. Иди!

Оставшись один, Ричард стал быстро мерить шагами комнату, отирая пот со лба, затем выпил коньяку и, наконец, уселся и стал перечитывать письмо. Оно было кратким, но весьма деловым.

Гостиница «Джордж», Плимут. 17 апреля 1846 г.

Дорогой Джек!

Как видишь, я тебя разыскала. Каким образом – тюка не имеет значения. Мне все о тебе известно, и если мистер Ричард Дивайн не примет свою супругу как подобает, он будет арестован полицией. Телеграфируй, голубчик, на имя миссис Ричард Дивайн по вышеуказанному адресу.

Как всегда твоя Сара.

На конверте значился адрес:

«Мистеру Ричарду Дивайну, эсквайру. Нортэнд-Хаус, Хэмпстед».

Удар был неожиданный и жестокий. Нелегко было, находясь на самом гребне волны успеха и счастья, вдруг снова оказаться ввергнутым в прежнюю неволю. Он не обольщался ласковым тоном письма, ибо слишком хорошо знал женщину, с которой ему предстояло встретиться. Минуту за минутой он в тихом бешенстве молча разглядывал письмо – в таких случаях мужчины обычно молчат, – однако мысли его были достаточно красноречивы.

«Опять эта женщина на моем пути! И именно сейчас, когда я поздравил себя с полной свободой! Как она меня разыскала? Бесполезно строить догадки. Что же мне делать? Удирать от нее – глупо, она все равно поймает меня. К тому же у меня нет наличных. По счету Мастермана я перерасходовал две тысячи фунтов. Если уж бежать, так надо сейчас, сегодня же. При всем моем богатстве мне вряд ли удастся сразу же получить больше пяти тысяч. Понадобиться день или два. Сорок восемь часов – и у меня будут двадцать тысяч фунтов… Но этого слишком долго ждать. Черт бы побрал эту женщину! Уж я – то ее знаю! А как же все-таки она меня разыскала?! Да, плохи дела! Но как будто она не намерена причинять мне особых неприятностей. Какое счастье что я не женился вторично! Может, удастся пойти на мировую, а там видно будет? Все-таки она была мне верным другом. Бедняжка Салли! Если бы не она, я бы сгнил на этом чертовом Орлином перешейке. В общем-то, баба она неплохая, смазливая. С ней можно договориться. Так или иначе, придется все продать и уехать… Да, могло быть и похуже!.. Сколько же стоит это имение? Вероятно, не меньше трехсот тысяч фунтов. Недурно, чтобы начать новую жизнь в Америке. Только бы от нее избавиться! А сейчас надо подыграть ей. О, будь она трижды проклята! (Звонит.) Смитерс! (Появляется Смитерс.) Принесите мне телеграфный бланк и приведите кеб. Стойте! Упакуйте мой саквояж, я уезжаю на день-другой. (Про себя.) Лучше уж самому к ней поехать. (Вслух.) Да, еще мне нужен путеводитель. (Про себя.) Будь она проклята, эта чертовка!

Глава 62

БОЛЕЗНЬ КАПЕЛЛАНА

Дом коменданта па острове Норфолк был комфортабелен и хорошо обставлен, и все отвратительные приметы каторжного поселения старательно из него изгонялись. Но это не уменьшило отвращения, с которым Сильвия относилась к этому последнему и самому страшному во всей колонии олицетворению каторжного режима, хотя она и имела несчастье жить здесь. Ее окружали страдания, она слышала крики боли несчастных жертв. Она не могла без содрогания выглянуть из окна своей комнаты. Она боялась наступления вечера, когда ее супруг возвращался домой, потому что он мог в любую минуту заговорить о новом жестоком наказании. Утром она опасалась спросить его, куда он идет, чтобы не услышать убийственный ответ, что он отправляется на очередную экзекуцию.