Клипер «Орион»

— Джентльмены, адмирал весьма сожалеет… — он перевел дух. — Он не может принять вас, джентльмены. Весьма неотложные дела.

Командир клипера и старший офицер переглянулись. Воин Андреевич сказал, четко выговаривая английские слова:

— Мы тоже весьма сожалеем, что еще раз обратились к его высокопревосходительству адмиралу сэру Эльфтону.

Отдав честь, русские направились к выходу так решительно, что группа английских морских офицеров, столпившихся посреди приемной, невольно раздалась, уступая им дорогу.

Лейтенант, помедлив в нерешительности, бросился за ними:

— Еще одну минуту, джентльмены. — Лейтенанту Фелимору захотелось загладить неприятность, как-то смягчить ее, облечь в корректную форму. Он догнал их: — Адмирал срочно выезжает в Лондон. Уже выехал. Перед отъездом он просил довести до вашего сведения, что в случае изменения обстановки он немедленно отдаст распоряжение о выходе клипера «Орион» из порта… Надеюсь, вы правильно меня поняли, джентльмены?

— Вполне, как не понять, — ответил командир клипера.

Молчавший все время старший офицер сказал так громко, что все невольно притихли и повернули головы:

— Передайте вашему патрону, что мы приходили не просить, а требовать уважительного отношения к России и русским, с которыми англичане, лучшие из англичан, дрались плечом к плечу против общего врага.

Воин Андреевич поморщился и сказал по-русски:

— Этим их не проймешь, мамочка моя.

— Да, вы правы, — согласился старший офицер. — Для них нужны не слова… Вы намерены нам еще что-то сообщить? — спросил он лейтенанта.

Фелимору было жаль этих русских, с таким достоинством выдержавших унизительный отказ в приеме. И его положение было не лучше, пожалуй, еще хуже, и это сближало его с ними. Ему захотелось дать им дружеский совет, и он сказал доверительно:

— Если желаете знать мое мнение, то Россия сейчас не то место, куда следует спешить, джентльмены.

Командир клипера ответил:

— К большому сожалению, наши мнения сильно расходятся, лейтенант. Мы считаем, что революция в России нам не безразлична, так же, как и все то, что делается сейчас на родине. И если вы читали сегодняшние утренние газеты, то вам должно быть известно, что войска новой России побили немцев под Нарвой и Псковом. В то же время на остальном театре военных действий успехи союзников гораздо скромнее. — Сказав все это по-английски, командир клипера добавил по-русски: — Вот так-то, мамочка моя.

У бедного лейтенанта Фелимора до того были взвинчены нервы, что в непонятной фразе и особенно в интонации, с которой она была сказана, он уловил оскорбительную насмешку. Не нравилось ему и язвительное сообщение о победе большевиков. Лейтенант Фелимор считал себя патриотом и был убежден, что если и будет достигнута победа над немцами, то только благодаря несокрушимой мощи английского флота и армии. После слов командира лейтенант постарался придать своему лицу «каменное выражение», которое так нравилось Элен, и пошел к выходу, несколько отстав от русских. Он решил до конца сохранить корректную вежливость, которая тоже нравилась его Элен. Тем более что сегодня вечером он должен будет рассказать ей об этом дне со всеми мельчайшими подробностями.

Когда они поравнялись с дубовой дверью, командир клипера остановился и, подмигнув лейтенанту, взялся за ручку и резко распахнул дверь настежь.

Лейтенант издал возглас, похожий на крик раненой чайки. Где-то в душе у него еще тлела надежда, что его шеф сменит гнев на милость, а теперь, встретившись взглядом с адмиралом, он понял, что все кончено. Увидев русских, адмирал не изменился в лице, он посмотрел на них невидящим взглядом и склонил голову к столу.

Фелимор закрыл дверь, прошептав:

— Джентльмены, ведь это ужасно…

Воин Андреевич воскликнул со смехом:

— Невероятно, мамочка моя! Чудеса! — И обратился к лейтенанту: — Не знаю, как вы, молодой человек, а я только что видел самого адмирала сэра Вильяма Эльфтона! Или у меня начались галлюцинации?

Пунцовый лейтенант сосредоточенно молчал, бывшие в комнате свидетели этой сцены тоже осуждающе молчали или сдержанно улыбались,

— И мне показалось, что за столом работает какой-то военный моряк, — сказал старший офицер клипера. — И в этом нет ничего удивительного. В каждом приличном английском доме, особенно в таком древнем, как этот, должно жить хоть одно привидение. Ваше мнение, лейтенант?

— Сюда иногда заглядывает тень самого Френсиса Дрейка, — ответил опять махнувший на все рукой лейтенант под одобрительный шепот и смех английских моряков. — Последний раз его видели перед самой войной. Что же касается адмирала, то он уже подъезжает к Лондону.

— Боюсь, как бы мы не стали для вас причиной больших неприятностей. Пожалуйста, извините.

— Ну что вы… пустяки… Мне давно хотелось оставить канцелярию и перейти на корабль. И я только буду благодарен, если адмирал пойдет мне навстречу. Этим в какой-то степени я буду обязан вам. И мне остается поблагодарить вас, джентльмены.

— Какая уж там благодарность, когда посыплются шишки, да еще с такой… высоты.

Лейтенант проводил русских, моряков до ожидавшего их кеба и сказал, пожимая руки:

— Должен вам сказать, джентльмены, что у меня свой взгляд на все, что здесь происходит.

— Вот это одобряю. Каждому человеку, мамочка моя, необходимо всегда, при всех обстоятельствах иметь свой взгляд на вещи и говорить правду, находясь адъютантом не только при адмирале Эльфтоне или привидении Френсиса Дрейка, аи при самом господе боге!

— Пока мне предоставят последнюю должность, я бы хотел встретиться с вами, джентльмены, только при других, более свободных для меня условиях, и доказать свое искреннее к вам расположение. Всегда к вашим услугам Кристофор Фелимор!

Кебмен хлестнул длинным кнутом тощую рыжую лошадь, она рванула с места и, пробежав футов сто, поплелась усталым шагом. Возница повернулся к седокам:

Пегги всегда к воротам порта сбавляет скорость. Потому что порт в противоположном конце от ее стойла. Вот домой она бежит довольно охотно в надежде получить порцию овса. Но я вам должен сказать, что по большей части ее надежды не оправдываются. Плохо у нас с продовольствием. Когда окончится эта война? У меня двое сыновей служат в королевском флоте. Джек — на «Канопусе», а Чарли — на «Отранто».

Возница говорил без умолку. Он знал, что русскому клиперу отменили разрешение на выход в море, и искренне сочувствовал.

Воин Андреевич поддерживал разговор, чтобы не обидеть симпатичного старика, и в то же время слушал язвительные замечания старшего офицера по поводу пресловутой английской вежливости.

— Такого унижения я не испытывал еще никогда в жизни. Действительно, адмирал держался как выходец с того света, как он посмотрел сквозь нас! И ни тени угрызений совести, смущения! И этот юнец хорош! Нашелся: Дрейк, говорит. Дух пирата! Нет, всеми силами надо стремиться покинуть «гостеприимных» союзников и — домой! Надо действовать немедленно! Сегодня же!

— Вы, мамочка моя, не горячитесь. И адмирал, и этот симпатичный лейтенантик, наверное, неплохие люди, да служба у них собачья. Разве не чувствуете, что тут политикой пахнет? А раз политика, то и не такие привидения являются. Я думаю, что. адмирал здесь не при чем. Все исходит из Лондона от первого лорда адмиралтейства. Сэр Черчилль — хитрющий и умнейший политик. В нашей революции он усматривает величайшую опасность для всей цивилизации. Читайте, мамочка, газеты!

— Мы только и делаем, что читаем газеты. Организуя интервенцию в Россию, они, естественно, боятся, что наш груз попадет не в те руки. И в этом случае я тоже с ними не могу не согласиться.

— Вполне резонно, мамочка моя, мы тоже не хотим, чтобы наше оружие попало бог знает кому. Но оружие нужно фронту. Наши солдаты без винтовок, стрелять нечем, патронов нет! Наверно, и подлинно прогрессивные силы, ну, те, за которыми народ, лучшие люди России, — тоже плохо вооружены.

— Кого вы имеете в виду?