Страница 56 из 71
Мартен собирался взять слово, как вдруг дверь в глубине зала открылась и чей‑то голос крикнул:
— Раймон! Полицейские явились к тебе домой! Они хотят выкинуть вас с Ритоном на улицу.
Мартен застыл с открытым ртом, листки с текстом речи задрожали в его большой руке. Присутствующие переглядывались… Жако вскочил с места, выбежал из‑за стола и, остановившись у края эстрады, заорал:
— Чего же вы ждете? Надо сейчас же бежать туда всем! — Он спрыгнул с эстрады и бросился к двери.
Мартен опомнился. Он улыбнулся, видя, что все устремились вслед за Жако. Ла Суре взял под руку своего соседа и сказал ему тихо:
— Вы ведь не покинете нас в такую минуту, господин мэр!
Конечно, это мамаша Жоли со своего сторожевого поста первая заметила голубой фургончик. Она тотчас забила тревогу, предупреждая соседей о грозящей опасности, и мадам Лапмен вместе с мадам Валевской успели захлопнуть дубовую дверь Замка Камамбер.
Берлан тут же вскочил на свой велосипед и помчался предупредить Мартена. Полицейский комиссар решил, по-видимому, что лучше всего провести операцию в тот вечер, когда все боевые силы Гиблой слободы соберутся в «Канкане». Поэтому он и выбрал эту субботу. Толпа, возглавляемая Жако и Шарбеном, явилась как раз вовремя, и осаду Замка Камамбер пришлось снять. Полицейские вновь уселись в свой фургончик, а мэр с комиссаром отправились пешком, споря и яростно жестикулируя.
Мадам Лампен и мадам Валевская приготовили кофе. Его пили, примостившись на ступеньках парадной лестницы: собравшиеся все равно не поместились бы ни в одной из квартир, а расходиться им не хотелось. Раймон Мартен улыбался, глядя в свою чашку.
Жако сидел на верхней ступеньке лестницы, выше всех остальных. Вдруг чья‑то ложечка звякнула о чашку. В полумраке позади себя он различил фигуру Бэбэ. Девушка отвернулась. Жако допил кофе и поставил чашку рядом с собой на ступеньку лестницы. Сжал обеими руками голову и прошептал, не оборачиваясь:
— Послушай, Бэбэ…
Он слышал, как девушка встала, прошла в кухню мадам Валевской и принялась мыть посуду.
Жако посмотрел на ступеньку: пустая чашка, которую он там поставил, исчезла. Тогда он стремительно сбежал вниз по лестнице между сидевшими людьми, бормоча на всякий случай: «Извините, извините!»
* * *
Мать подала и Жако и Амбруазу глазунью из одного яйца, прибавив в нее немного уксуса.
— Это все же будет посытнее, чем кофе с молоком.
Она вздохнула.
— Ведь вам столько приходится работать!
Мужчины принялись за еду.
— Хоть бы платили, что полагается, тогда бы мы и горюшка не знали.
Они сделали вид, что не слышат.
— Даже если бы уменьшили зарплату, вы все равно получали бы столько же, сколько раньше, а может, даже больше: ведь и сверхурочные надо считать.
Мать отрезала им по ломтю хлеба.
— Должен же когда‑нибудь прийти этому конец!
Жако поднял голову. Он открыл было рот, но ничего не сказал и посмотрел на Амбруаза, который перестал есть. Амбруаз улыбнулся, Жако нахмурил брови.
— Помолчи лучше, — сказал Амбруаз матери, — ну что ты в этом понимаешь?
И вновь принялся за еду.
Жако улыбнулся и тоже опустил нос в тарелку.
— Я не понимаю? Это я‑то? Как я ни глупа, а понимаю, что малыш пробудет еще неделю или две в больнице, что страхкасса платит не за все лечение и разницу надо вносить самим, а мы даже не знаем, получим или нет деньги по социальному страхованию, а если деньги не будут внесены, мальчика выпишут из больницы, а он еще не оправился после коклюша… — Она перевела дух. — …И если мы привезем его, такого слабенького, домой, он совсем разболеется: ведь мы даже топить не можем как следует, уголь-то у нас уже кончается. — Она уперла руки в бока и прибавила решительно: — Ну, как, понимаю я что‑нибудь или нет?
Жако исподлобья взглянул на Амбруаза. Тот вытер куском хлеба тарелку и встал из‑за стола.
— Ты прекрасно понимаешь все. И нечего болтать попусту.
Он направился к двери, но мать преградила ему дорогу.
— Послушай, Амбруаз, я всегда тебя понимала и соглашалась с тобой, но сейчас, когда дело касается мальчугана, я слышать ничего не хочу. — Она с ожесточением тряхнула головой. — И понимать ничего не понимаю!
Жако кончил есть, но все еще сидел за столом и наблюдал за Амбруазом. Землекоп нахмурил брови. Он сердито застегнул обшлага рубахи и проговорил хрипло:
— Мальчуган! Мальчуган! Как будто его не коснется, если…
В дверь постучали.
— Войдите! — крикнул Амбруаз таким голосом, словно хотел выругаться.
На пороге появился Морис. Он поздоровался со всеми и, обратившись к Жако, спросил:
— Ты готов?
— Да, поехали.
Жако встал и потер руки. Проходя мимо Амбруаза, он легонько толкнул его локтем в бок. Амбруаз повернулся к юноше, и его грубое лицо просветлело, засияло улыбкой. Выйдя на улицу, Жако и Морис вскочили на свои велосипеды, но тут послышалось знакомое тявканье, и вслед за этим чей‑то ворчливый голос окликнул их:
— Так, значит, Морис, ты едешь сегодня работать вместе с Жако?
Это высунулась из своего окна мамаша Жоли. Гиблая слобода просыпалась…
В квадратном проеме на самом верху шахты подъемника вместо привычных лиц Али и Ахмеда вдруг появилась голова Панталона.
— Кончай подачу!
Две спаренные бадьи останавливаются на полдороге.
— Можете спускать их вниз.
— Какая вас муха укусила? — с беспокойством спрашивает Шарбен, притащивший вместе с Рыжим еще одну бадью бетона.
— Кончай подачу! — отвечает Жако.
Вместе с Мимилем он подходит к парашютисту и Октаву, которые тоже стоят без дела у своей лебедки среди неотправленных бадей.
На пороге здания появляется Ла Суре.
— Эй, ребята, ко мне, на подмогу! — кричит он.
Все вместе взбираются по лестнице, и каждый несет по нескольку пивных кружек. Шествие замыкает Ла Суре, который тащит ящик с бутылками.
Наверху Панталон подходит, наклоняется над ящиком, проверяет:
— Десять литров красного вина. Счет верный. Порядок!
Ящик торжественно водворяют в самый центр законченного покрытия.
Но прежде чем чокнуться, ребята, желая продлить удовольствие, выстраиваются в ряд у края площадки и смотрят на расстилающееся внизу предместье. Свистит паровоз, гудит легковая машина, ей глухо отвечает грузовик, воет сирена, звонит колокол в церкви, возвещая не то свадьбу, не то похороны.
— Все‑таки вроде потеплело, — говорит один из парней.
— Пора как будто и потеплеть, — отзывается другой.
— Ну, что, опрокинем по стаканчику? — нетерпеливо спрашивает третий.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
«САМАЯ ЛУЧШАЯ»
Иньяс не взял еще на аккордеоне даже первой ноты первого танца. Канкан и Октав дежурили за стойкой бара, и непонятно было, кто из них за кем присматривает. Выпивал пока всего один посетитель — Виктор.
Парни из Гиблой слободы и Шанклозона стояли кружком в полной боевой готовности. Жако и длинный Шарбен на цыпочках скользили по залу, поглядывая, все ли в порядке.
Едва появились Рири, Шантелуб, Жюльен и Клод с забинтованной рукой, как Жако бросился им навстречу.
— Ну, как? Были вчера вечером в кино?
Они дружно закивали.
— Ну, что? Говорили с директором? Просили у него разрешения провести сбор пожертвований во время перерыва?
Они опять кивнули.
— Ну и как?
Парни смущенно отвели глаза.
— Он нас сразу признал, будьте уверены! — пробормотал Жюльен.
— Признал? Как так… признал?
— А так. Он нам сказал: «А, это ваша компания каждый раз затевает бузу?»
— Вот сукин сын!
Они опять закивали, подтверждая верность этого определения.
— Ну и что?
— Ну, он и сказал: «Согласен дать вам такое разрешение, но только обещайте больше не затевать бузы».
Последовало молчание. Жако резко спросил:
— И вы обещали?
Парни опустили головы.
— Мы собрали зато семь тысяч восемьсот пятьдесят франков, — прошептал Шантелуб.