Страница 47 из 71
— Я пойду с Жако!
И Мимиль побежал вслед за приятелем.
— Хочешь работать с парашютистом? — спросил Баро у Октава.
— Гм… Почему бы и нет?
Наконец всех расставили по местам. Сперва работа шла медленно, потом все скорее и скорее. Парни, приставленные к лебедкам, понемногу освоили, на какой высоте надо остановить крюк, чтобы снять пустую бадью, избежав при этом двух лишних поворотов рукоятки, как сразу прицепить и поднять с земли полную до краев бадью. Они освоили, когда при повороте рукоятки надо налечь на нее изо всех сил, а когда несколько ослабить нажим, предоставив действовать напарнику. Вначале рабочим, подносившим к лебедкам полные бадьи, приходилось ждать, так как приготовление бетона подвигалось быстрее, чем подъем; приходилось ждать и рабочим, наклонявшимся над пропастью с высоты пятнадцатого этажа, так как укладка бетона шла быстрее, чем его доставка. Насмешки парней летели вниз по шахте подъемника, и эхо гулко повторяло их. Длинный Шарбен и Рыжий из Шанклозона готовили бетон. Они подходили к лебедке Жако, ставили полную бадью на землю и говорили с издевкой:
— Что‑то дело не больно шибко подвигается!
Жако бросал быстрый взгляд на другую лебедку, у которой ждали с двумя бадьями четыре человека, и отвечал:
— Если тебе здесь не нравится, можешь обратиться к соседям. Факт!
— Нет, спасибо! Я здесь прикреплен.
Рабочие, занятые приготовлением бетона, постепенно расширяли кольцо гравия, полные бадьи множились. Ребята, приставленные к лебедкам, быстро снимали пустую бадью и вешали полную. Все их движения были точны и хорошо согласованы. Тот, кто останавливал лебедку, снимал пустую бадью, а другой поднимал обеими руками полную и прицеплял ее к крюку. В этот момент его напарник успевал поставить храповик в рабочее положение, и оба парня начинали вертеть рукоятки. Но хотя бадьи быстро поднимались вверх и стремительно падали вниз, останавливаясь точно в полутора метрах от земли, теперь уже шесть рабочих с тремя полными бадьями стояли в очереди перед каждой лебедкой, и немудрено, так как производство бетона тоже ускорилось. Подносчики не знали пощады:
— Эй, пошевеливайтесь, ребята! Заснули вы, что ли, у своей кофейной мельницы!
С Жако пот лил градом. Он уже сбросил кашне, рабочую блузу. Мимиль тяжело дышал. Чтобы легче было работать, парашютист считал:
— Раз, два… а… а… Раз, два… а… а…
Октав ругался при появлении каждой новой бадьи.
Сняв пустую бадью, Жако вдруг остановил лебедку.
— Один момент! — бросил он подносчикам.
Он сбегал куда‑то и вернулся с крюком в руке; вскочил на лебедку и прикрепил его рядом с первым крюком, потом спрыгнул вниз и, отстранив четверых подносчиков, бросил Мимилю:
— А ну, давай поднажмем!
Они повесили рядом две бадьи. Прежде чем взяться за рукоятку, Жако крикнул парашютисту:
— Где нам до вас, мы в армии не служили!
Двое парней, работавших у второй лебедки, остановились, приглядываясь. Октав прошептал своему напарнику.
— Ничего не скажешь… смекалистые ребята!
Парашютист побледнел, яростно схватился за рукоятку, но тут же ее выпустил.
— Где это вы раздобыли крюк?
— В лавочке, конечно, ловкач ты этакий! — ответил Жако, расхохотавшись. И он налег на рукоятку, подмигнув Мимилю. Две бадьи были так тяжелы, что парням показалось, будто трос лебедки не сдвинулся с места. От напряжения мышцы на шее вздулись, ребята закрыли глаза.
Спаренные бадьи поднимались гораздо медленнее, и, несмотря на выигрыш в количестве, получался проигрыш во времени.
Но вскоре четыре подъемщика привыкли к дополнительной тяжести и темпы работы настолько убыстрились, что в очереди теперь стояло уже не больше одной бадьи. Парни, приставленные к каждой лебедке, настороженно следили за своими противниками. Жако орал, не оборачиваясь:
— Не лезь ты из кожи вон, черт возьми! Надо оставить хоть несколько бадей для других. — И тут же говорил шепотом напарнику: — Пошевеливайся, Мимиль, не то они нас переплюнут!
— Посмотрите‑ка на этих бахвалов, — кричал в свою очередь парашютист, — настоящие петухи: вся сила у них в глотке.
И шахты подъемников, словно рупоры, громко разносили веселые голоса парней.
Доски помоста гнулись под тяжестью бадей с бетоном, и подносчики каждый раз придумывали новые шутки.
— Эта бадья для министерства…
— А вот эта для Акционерного общества…
Вдруг сверху донесся голос Ахмеда:
— Эй вы, потише, больше не успевай!
Жако выпрямился, уперся руками в бока, дважды проделал упражнение для корпуса и с торжествующим смехом обернулся ко второй лебедке. Парашютист, продолжавший крутить рукоятку, пожал плечами. Жако сказал очень громко Мимилю:
— Придется пополнить бригаду на покрытии. Бедняги… — и проревел, обращаясь к парашютисту: — …они прямо с ног сбились там, наверху!
И он тотчас же прицепил две новые бадьи, появившиеся во время этой короткой передышки.
Шум гравия, перекатываемого лопатами, становился все громче, подносчики тащили бадьи чуть ли не бегом, и дощатый помост ходуном ходил у них под ногами.
В шесть часов прозвучал свисток, и оживление, царившее на стройке, сразу прекратилось. Но рабочий день не кончился, как обычно. Люди оставались на местах в нерешительности. Бадьи были подняты лишь на греть высоты здания. Жако решительно взялся за рукоятку, и обе бадьи мигом взлетели на пятнадцатый этаж. Наверху Ахмед и Али опорожнили их, и несколько камешков упало вниз, ударяясь о стенки шахты. Жако, кряхтя, потянулся. Но тут он заметил, что длинный Шарбен и его рыжий помощник стоят сзади с новой бадьей. Тогда Жако снял пустую бадью, отдал ее взамен полной, еще раз поднял бетон на пятнадцатый этаж и остановил лебедку только тогда, когда услышал, что двое алжирцев опорожнили и эту бадью.
Потом обмотал вокруг шеи кашне, надел свою рабочую блузу, застегнул ее и, бросив Мимилю: — Пошли? — устремился вверх по лестнице. Мимиль последовал за ним.
— Куда вы? — крикнул Шарбен.
Жако отозвался с третьего этажа:
— Хочу посмотреть, что делается наверху.
Шарбен и Рыжий побежали вслед за ними. Парашютист с Октавом тоже.
Добравшись до покрытия, они заметили, что уже наступила ночь. Ларидон, Моктар, Вислимине и Салем укладывали в опалубке последние бадьи бетона. Рири убирал обрезки проволоки и свои кусачки. Панталон, спустив засученные рукава на свои огромные ручищи, с трудом застегивал обшлага. Али соскабливал с бадьи лопаткой присохший бетон. Хуашуш ходил взад и вперед, подбирая инструменты. Виктор сидел на краю опалубки, свесив ноги над бездной, и курил.
Жако, Шарбен, Мимиль, Рыжий, парашютист и Октав встали в ряд перед покрытием, сделанным после того, как выключили ток. Парашютист вынул сигарету, закурил и пустил пачку по рукам. Когда пачка вернулась, он, не глядя, пощупал ее, скомкал и бросил. Все смотрели как зачарованные на железобетонное покрытие.
— Можно сказать, что мы его подняли на собственном горбу, факт, — прошептал Жако.
— Да уж хозяин тут ни при чем! — добавил Шарбен.
Мимиль насмешливо крикнул:
— Мы перекрыли хозяина с перекрытием! — и рассмеялся. Остальные удивленно посмотрели на приятеля, словно он заговорил на иностранном языке. Смех Мимиля сразу оборвался. Рири лениво потянулся и вздохнул:
— Черт возьми!.. До чего спать хочется!
Ветер затих, сырая холодная пелена тумана незаметно окутала все кругом.
Вдали морем сверкающих огней расстилался Париж. Железные дороги и шоссе казались светящимися пунктирами. По дорогам бежали легковые и грузовые машины, похожие на светлячков. Сияли красные и зеленые семафоры станции Антони, сверкали желтой россыпью неоновые лампы. Из долины, словно вздох облегчения, доносился приглушенный шум.
Ребята выпрямились и застыли на месте, любуясь панорамой.
— Вот это да!.. — прошептал Жако.
— Да! — хрипло подтвердил Панталон. Он откашлялся и изо всех сил топнул по свежему бетонному настилу, словно вся долина находилась у него под ногами.