Страница 28 из 57
В полицейском участке оказался радиопередатчик, единственное средство мобильной связи, позволявшее островитянам поддерживать контакты с материком. Другая связь с Индией осуществлялась паромом, раз в две недели доставлявшим на остров различные грузы — главным образом продовольственные товары, — которые перевозились на остров местными лодками. Однако график этот не всегда выполнялся. Когда мы пришли на Четлат, паром к тому времени не приходил в течение трех недель, и островитяне, преодолев свои опасения, стали подходить к «Сохару» на лодках, чтобы обзавестись сигаретами.
Пока один из полицейских по поручению офицера связывался по радио с вышестоящим начальством, находящимся в Индии, я принялся осматривать помещение. Обстановка была невзрачной: обшарпанный письменный стол, четыре истертых стула, картонная коробка, служившая урной, да две полки, приколоченные к стене. Тем временем офицер, порывшись в ящиках письменного стола, извлек оттуда помятый бланк и вопросительно взглянул на сержанта, зашедшего вместе с нами в полицейский участок. Сержант пошарил в карманах и протянул офицеру шариковую ручку, вероятно, единственную в участке.
Нам принесли кокосы, и я лишний раз убедился в том, что кокосовый сок утоляет жажду. Полицейские, время от времени заходившие в комнату, успели переодеться в саронги. Они готовились к ланчу, на который подавали рыбное карри.
Офицер стал заполнять бумагу, к его удовлетворению, найденную в столе, а я принялся разглядывать полки. К их нижним ребрам были приклеены написанные каллиграфическим почерком ярлыки, впрочем, успевшие потерять прежнюю привлекательность. Одна надпись гласила: «Отчеты», другая — «Текущие дела». Однако отчеты, видно, составлялись нечасто, а текущих дел не было вовсе, ибо обе полки были почти пусты, а те бумаги, что лежали на них, пожелтели от времени.
— Сколько у вас полицейских? — спросил я офицера.
Он собрался было ответить, но его остановил взгляд сержанта, предостерегавший выдать тайну государственной важности.
— Хватает, — в конце концов сказал офицер.
— А когда на острове было совершено последнее преступление?
— В прошлом году одного человека заподозрили в воровстве, но он оказался чист.
Я прикинул, что штат полицейских состоит примерно из пятнадцати человек. Стоит ли держать такой штат, если на острове ничего криминального не случается?
Я задал новый вопрос:
— А когда был образован ваш полицейский участок?
— В те времена, когда правительство Индии решило оказать Лаккадивам помощь и модернизировать остров.
— Но я читал, что в прежние времена на ваших островах не было преступлений. Зачем такое количество полицейских?
— Времена изменились. Теперь Лаккадивы шагают в ногу со временем, и потому преступления вероятны.
На Четлате мы пробыли всего несколько дней, но и этого недолгого времени оказалось достаточно для того, чтобы ясно понять, что рай, которым нарекли Лаккадивские острова около полувека назад окружные комиссары в своих отчетах, разрушен бюрократическим аппаратом, насажденным правительством Индии, объявившим себя защитником Лаккадивов. Так называемая защита и предоставление помощи островам на самом деле явились даром данайцев. В действительности самостоятельность островов была урезана под предлогом того, что островитян следует оградить от пагубного влияния внешнего мира. Направленную на Лаккадивы полицию обязали составлять донесения о жизни островитян и угрожать им тюрьмой, если они вступят в контакты с иностранными кораблями. Чтобы уехать с острова, жителям требовалось специальное разрешение. Кокосовые канаты (единственный источник скудного заработка) могли продаваться только через посредничество правительственных агентов, покупавших эту продукцию по грабительским ценам. Рис и сахар выделялись островитянам по квотам. Словом, их жизнь зависела от произвола чиновников и бесчестных дельцов.
Намерение защитить самобытную культуру островитян обернулось подлинным фарсом в исполнении нахлынувших на Лаккадивы функционеров: полицейских, сельскохозяйственных консультантов, специалистов по рыболовству, медиков, клерков биржи труда (список этот можно продолжить). Так, на Четлате с полуторатысячным населением оказалось с полсотни функционеров, принесших на остров свою мораль и отношение к жизни, от которых островитян собирались отгородить.
Функционеры обыкновенно бездельничали. У полицейских работы не было, и они, пожалуй, выполняли роль соглядатаев. Так называемые специалисты по рыболовству ничему новому научить потомственных рыбаков, разумеется, не могли. Когда случался большой улов, продать рыбу на сторону не представлялось возможным, и большая часть улова сгнивала. Нечем было заняться и клеркам биржи труда. Строительство на Четлате не велось — машин на острове не было, и надобность в дорогах отсутствовала, как и нужда в мостах за неимением рек. Единственным проектом, который собирались осуществить, являлось строительство новой пристани. Однако строительство не закончили в связи с прекращением финансирования работ, а железные сваи, которые успели забить, в соленой морской воде со временем заржавели. Посланцы из Индии попытались научить местных жителей выращивать новые сельскохозяйственные культуры, но эксперимент не удался, и, когда я замыслил пополнить наши продовольственные запасы, мне предложили несколько невзрачных папай, горстку перцев и три-четыре десятка лаймов. Главной пищей островитян остались кокосы и рыба. Появление функционеров на Четлате негативно сказалось и на здоровье островитян. Приезжие завезли на Четлат болезни, о которых на острове раньше даже не слышали. Когда мы пришли на Четлат, на острове свирепствовал грипп, а лекарств катастрофически не хватало, и мы поделились с островитянами аспирином.
Офицер полиции свел меня в одно из длинных строений, стоявших близ пристани, чтобы показать одам — сохранившееся с прежних времен тридцатифутовое сшивное суденышко. Еще лет двадцать назад одамы нередко ходили в Индию с грузом кокосовых тросов, пользовавшихся устойчивым спросом. При переходе на материк островитяне для ориентации в море использовали камаль. Однако теперь, как посетовал офицер, на острове не осталось ни одного человека, знакомого с навигацией, и потому одамы больше не строят, а единственный сохранившийся простаивает без дела. В тех редких случаях, когда кто-нибудь уезжает, люди пользуются паромом, а торговля тросами стала невыгодной из-за крайне низких закупочных цен, которые теперь устанавливают посредники.
Островитяне могли бы торговать рыбой, но на нее не было спроса, а рыба у берегов Четлата водилась в несметном количестве. Когда во второй половине дня я вернулся на судно, Дейв Таттл, профессиональный аквалангист (имевший опыт погружения в воды Тихого океана), вооружившись подводным ружьем, отправился на охоту, чтобы наловить рыбы на ужин. Не прошло и двух-трех минут, как он неожиданно вынырнул и, вытащив изо рта мундштук, возбужденно провозгласил:
— Поблизости от нашего корабля риф. Рядом с ним столько рыбы, что ничего другого не видно. И рыба непуганая: на меня — ноль внимания. Просто невероятно!
Через пять минут Дейв вынырнул снова, на этот раз с великолепным уловом: он добыл с десяток приличных рыбин, в шесть-восемь фунтов каждая.
— Ничего подобного мне видеть не приходилось, — сообщил Дейв, поднявшись на палубу. — Погрузившись, я чуть не угодил на спину огромной гаропы, должно быть, фунтов за пятьдесят. Но дело не в этом. Гаропы обычно плавают по одной, а тут я увидел по меньшей мере дюжину этих рыбин. Я их нисколько не испугал. Они продолжали неспешно плавать, как ни в чем не бывало, напоминая коров на пастбище.
Богатство подводного мира у берегов острова приводило в восторг наших морских биологов. В течение четырех дней, что мы стояли у Четлата, они не раз погружались в воду. Один из них, Эндрю, интересовался морскими звездами и моллюсками, — Посмотрите! — воодушевленно восклицал он, демонстрируя нам отвратительное на вид существо. — Уникальный моллюск! Такого мне видеть еще не приходилось.