Страница 68 из 80
— И что хотеть? — отложив очередной прутик в кучку, подняла голову Ева. Заметив на моей броне потёки помёта, она сморщила носик и отдвинулась от меня дальше.
— Девочки, да я просто так. Соскучился по своим красавицам.
Что-то не похоже, что они мне поверили. Где же я прокололся?
На лице Евы заиграла улыбка, но Надя, обломав весь политес, резанула в глаза, правду матку.
— Ты когда скучаешь, нас в дом тащишь, — как будто угадав мои мысли, ответила она на не заданный вопрос. — И от тебя так не пахнет.
Перестав улыбаться, Ева кивнула головой и, вытянув из одной кучки прутик, осмотрела со всех сторон и, переложила в другую кучку.
Я вздохнул. Переговоры пошли не так как надо, пришлось перейти на приказной тон. Плохой из меня дипломат.
— Я хочу вас ополовинить, барышни. Вас много, и скоро делать здесь будет нечего. Колючки кончаются…
Поднявшись на ноги, я посмотрел на притихших женщин.
— Мне нужно пять человек. Матрёну я беру сейчас, а остальные… сами решайте, кого отдадите, и отправляйте к нам. Жду.
Матрёна, услышав своё имя, медленно разогнула широкую спину с рельёфными трапецеидальными мышцами, и повернула ко мне голову, украшенную массивным квадратным подбородком, маленьким носом картошкой, и большими глазами, обрамлёнными густыми будёновскими усами… бровями. Вслед за головой повернулось и всё остальное накаченное тело с большой, размера эдак пятого, упругой грудью, которую она не под каким предлогом не хотела закрывать.
Имя я этой женщине дал, из-за её стати, которая при одном взгляде на неё, навевает картины с горящими избами, и разбежавшимися конями. Несмотря на то, что она, на мой вкус, была некрасивой, охотники вились около неё как ночные мотыльки у горящей лампочки. Взяв её с собой, я убивал сразу двух зайцев. Во-первых, приобрёл агрегат не на сто киловатт, а так на тысячу с гаком. И, во-вторых, охотники в её присутствии начнут между собой тихую конкуренцию, выкладываясь на лесоповале по полной программе. А ещё, Матрёна была мягкой и покладистой женщиной и, с ней было легче договориться, чем с Евой. Разумеется, в определённых рамках.
С помощью Матрёны, мы перевыполняли план на двести процентов ежесуточно.
Но, что-то было не так. Пробив просеку более ста метров, мы из леса так и не вышли. А ведь с нашей стороны реки ширина зарослей едва доходит до пятидесяти метров, и то не везде. Напротив Аурума было всего тридцать метров.
С одной стороны это хорошо. Извести эти заросли за восемь месяцев, как мы это сделали на своём берегу у нас не выйдет. Запасы дров здесь на порядок больше, о стройматериале и говорить не приходится. Уже сейчас, из того что мы нарубили, напилили и нарезали, можно сбацать хижин пять. Больших. Вместе с сортирами. А мы только просеку рубим.
С другой стороны, если заросли не кончаться в ближайшее время, мы рискуем не успеть обзавестись к зиме тёплыми вещами. Охотится пока не на кого.
***
Немо с охотниками и солью пришёл через две недели.
Я бы радовался, да нечему. Жира у нас нет, Правобережную Магистраль мы к их приходу не пробили. Сузив ширину прохода до полутора метров, мы прошли более двухсот, а на открытое пространство так и не вышли. Даже просветов не видно.
А еще, два дня нет солнца и моросит мелкий противный дождь. Едкий натр, получить проблематично. Зато простуду, мы словили все поголовно. Вода в реке стала холодной, и с каждым днём переходить её вброд, становится всё гаже и гаже. Мне вода доходит чуть выше пояса, а аборигенам по грудь. Мелких девчонок на работу я переношу на руках, иначе, небыстрое течение Яузы, их смоет. Нужен мост, но отвлекаться на его строительство, мне не хочется. Ширина реки в нашем месте, метров двадцать, если считать по урезу воды. А если считать раскисшие подходы, которые затапливаются водой особенно по весне, то метров шестьдесят вынь да положь. Так, что Немо, к моему состоянию раздвоенности добавил ещё одну вилку на два зуба, и я расчетверился. Буриданову ослу было проще, у него было только два стога сена.
— Ну-с, что у вас тут, — я подошёл к тележке, и залез рукой в первую корзину. Несмотря на мерзкую погоду, Немо светился как лампочка, предвкушая встречу с Веркой и Дашкой, и ожидая от меня похвалы.
Соль… если это можно назвать солью была странного серовато-коричневого цвета, с вкраплениями чего-то тёмно-буро-зелёного.
— Ты воду, прежде чем выпаривать, процеживал? — меня стали терзать смутные подозрения. Я осторожно лизнул отсыревшую массу. По вкусу, самая обыкновенная соль, только песок на зубах хрустит.
Улыбка на лице Немо, сменилась большим знаком вопроса.
— Дай бумажку, которую я тебе написал.
Достав из рюкзака помятый документ, Немо отдал его мне.
Я развернул лист и стал читать.
«Набрать воды и выпарить. Если набрать глины, развести с водой. Воду слить, глину выбросить. Перед выпариванием воду процедить…», ну и так далее.
— Так процеживал воду или нет?
— А как это? — Знак вопроса на лице Немо, углубился и стал более осязаемым. И с чувством выполненного долга он добавил, — мы её пробовали.
Понятно. Надо было мне расписать эту процедуру более подробно, без заумных слов. Типа — налить из, вылить на, отлить с, и в конце, залить в.
— Ладно, Немо. Молодец. Тащите это в погреб, и идите отдыхать. Сегодня у вас выходной, а завтра…
Из горла так и рвалось наружу сакраментальное, земное — вешайтесь черти, пипец вам пришёл.
— …. Добро пожаловать в ад господа. Девчонок заменить надо. Нечего им там больше делать. И меня тоже. Печи класть надо, зима на носу.
На следующий день всё в Ауруме вошло в свое прежнее русло. Две созданные мной артели, трудились по своему профилю, создавая огрубевшими женскими руками материальные блага Аурума, а охотники, войдя в ритм, продолжили пробивать Правобережную Магистраль к новым горизонтам, и новый путь к процветанию нашего маленького городка деревенского типа.
***
(347 день)
Мастерок, провернувшись пару раз подхватил немного цемента и бросил его на лежащий кирпич.
Хорошо, подумал я и, разровняв серую массу по шершавой поверхности, положил сверху следующий кирпич. Печная труба, уютно расположившаяся на плоской поверхности маленькой печки, медленно продвигалась вверх.
Весёлое хрюканье, заменяющее аборигенам русское «Ура!», я услышал после обеда, когда подводил печную трубу под крышу, то есть через полторы недели после возвращения Немо.
— Лёнька, узнай, что за шум.
Прекратив изображать из себя бетономешалку, Лёнька отложил в сторону горшок с густой массой и, выбежав из хижины, сразу вернулся обратно, произнеся всего одно слово:
— Степь.
Знакомое слово, однако. Но ничего не понятно.
— И что со степью?
Разровняв комочек цемента, я притёр кирпич к другому кирпичу, подобрал плоской щепкой, служащей мне вместо мастерка, вывалившийся по бокам раствор, бросил его к торцу только что положенного кирпича и потянулся за следующим.
— Чего мочишь?
Лёнька смотревший заворожено на мои руки встрепенулся.
— Там, другая степь. На том берегу.
Твою мать… Больно-то как.
Кирпич выскользнул у меня из руки и точно попал по большому пальцу правой ноги.
— Чего орёшь, — сморщился я, массируя ушибленное место, — нормально сказать, не мог? Садись, и продолжай работать, видишь, цемент застывает. Я сейчас приду.
Меня смели сразу у порога. Но в хижину я влетал не один, а с трепыхающимся в моих объятиях мужиком. Фу, какая гадость.
— Стас, какого хрена я тебя спрашиваю… — оттолкнув от себя Стаса, я встал на ноги, отряхивая их от налипшей земли. Стас не ответил, а задом на карачках вылетел на улицу и исчез из моего поля зрения.
— Лёнька, не отвлекайся. Активнее мешай, видишь, цемент застыл. — Подойдя к выходу, я осторожно выглянул наружу. Похоже, пронесло, табун вооружённых до зубов охотников, дружно ломился в калитку, выходящую к Яузе.