Такие как мы

Показав, как и куда надо светить, и убедившись, что мадам в состоянии выполнить свои нелёгкие обязанности, я приступил к операции.

Очень надеюсь, что у меня, как у любого врача, не появиться своё кладбище.

Сначала я осмотрел раны на груди, предварительно обработав водкой прилегающие поверхности. С помощью пинцета, и ватного тампона, извлёк из них мусор, выдавил образовавшийся гной, и опять щедро залил водкой. Обработав края ран йодом, стянул их пластырем, увы, шовного материала у меня нет, и, смазав «Спасателем», залепил всю эту конструкцию подорожником, перенесённым сюда вместе с частью дороги. Бинтовал его укрывным материалом для растений, спондбондом, предварительно порезав его на ленты. Тратить нормальные бинты, было жалко. Был бы он чистым, то их можно было бы использовать по второму кругу после кипячения, а так…

Теперь рука. Здесь всё гораздо хуже. Крупные вены, слава богу, не задеты, но что мне делать с этими дырами? И где достать противостолбнячную сыворотку? Ещё и гной из ран течёт.

— Надо ставить дренаж. Да, где ж его взять? У меня здесь аптек нет, чтобы капельницы на каждом углу продавались. Похоже всё. Кандидат в покойники уже есть.

Но оставлять, так как есть, не хотелось. Поэтому промыл раны водкой и, смазав дырки тем же «Спасателем», наложил самодельный бинт.

— Какого хрена, я делаю, а? — ну, надо же быть таким тупым. Я метнулся в сарай и вытащил моток провода. Хороший ПВСик, толстенький и кругленький, то, что надо. Путём не хитрых манипуляций, я срезал с него четыре изоляционные трубки и, обработав… эх… водкой, натыкал их в раны, которые пришлось спешно разматывать.

Уф, неужели получилось?

Завтра посмотрим, а сейчас лубки примотаю и спать.

Это кто там у меня за спиной сопит?

— А, явилась, не запылилась. Ну, ну смотри, смотри. Глядишь, и научишься, чему ни будь полезному. Не всё же время кусты ломать.

Я медленно повернулся, и увидел отпрыгивающую от меня фигуру.

— Дикарка, однако, — я махнул на неё рукой и продолжил заниматься своим делом.

Наложив лубки, и туго перебинтовав руку, я достал самую большую драгоценность в моей аптечке — одноразовый шприц и ампулу с антибиотиком. Впрочем, все остальные лекарства, тоже большая ценность, потому как невосполнимы.

Спать я в дом не пошёл. Натаскал всякого старого шмотья из сарая и из дома, поставил рядом мангал, развёл в нём огонь, чем опять вызвал переполох среди аборигенок и, указав дамам рукой в кучу тряпья, завалился на надувной матрац.

Вызывало беспокойство затянувшееся тучами небо, но мне было уже всё равно. Нащупав успокаивающую твёрдость маленького топорища под подушкой, со счастливой улыбкой начал проваливаться в сон.

— Уар, уар, уар.

— Аук, аук, аук, — раздались испуганные звуки.

Понятно, включились светлячки. Можно, спать дальше. И я уснул.

***

Кто-то настойчиво дёргал меня за ногу.

— Ну, мам. Дай ещё пять минут поспать.

— Курды-мурды, — сказала «мама», и опять дёрнула меня за ногу.

Какие ещё мурды? Я нащупал топор, и рывком вскочил с места.

— Тьфу, ты, одноглазая, чтоб тебя икота до конца дней разобрала. — Ох, и много ещё чего я там наговорил с испугу.

Как же не испугаешься. Когда на меня, ещё не проснувшегося, смотрело какое-то вонючее чучело с одним глазом, да ещё и в сумерках. Это была первая. Колтуны волос закрывали её лицо, только из небольшой щели выглядывал чёрный, слегка раскосый глаз.

Нет, так дело не пойдёт. Первая, вторая… А когда третий очнётся? Мне их так и называть по номерам? Надо дать им какой ни будь другой идентификатор. Проименовать их всех скопом, и пускай привыкают к обновкам.

Я отложил топор в сторону, и хмуро посмотрел на испуганную барышню.

— Чего, ещё?

— Курды-мурды, — повторила она (впрочем, говорила она нечто иное, но я так и не разобрался, что), и показала рукой на потухший мангал.

Ох-хо-хо. Ну, и словарный запас, у этого существа. Эллочка-людоедочка отдыхает. Что не фраза, то курды-мурды, или мурды-курды, иногда что-то шипящее слышаться, а всё остальное дополняется жестами.

— Ну, что ты хочешь?

— Курды-мурды, — повторила она, и снова показал на мангал.

— Ну, потух, и что? — и только сейчас я заметил, что вокруг что-то не так. А, понятно. Лёгкая водяная пыль, висела в воздухе, и барышни, кутаясь в отсыревшем тряпье, начали замерзать. Чего уж там, я и сам испытывал неприятные ощущения, от начинающей прилипать к телу, одежде.

Отмахнувшись от неё рукой, я слез с матраса, и первым делом занялся осмотром больного.

Тот, после вчерашнего врачевания, ещё не умер, но всё также находился без сознания. Ну, даст бог, выживет.

Я пощупал ему лоб. Жар спал, но не до конца. Насчёт бледности или румянца, определиться сложно, для этого его надо отмыть. Ну, это не срочно. Я достал вчерашний использованный шприц, и простерилизовав его всё в том же септике, что и вчера, вколол ему ещё одну ампулу антибиотика. Перевязку делать не стал, не так много времени прошло.

А теперь, гостей надо определить где ни будь под крышей, не оставлять же их под дождём. Можно поставить дачный шатёр, но на это нужно время, а его-то как раз нет.

— Ладно, барышни, собирайтесь. Сейчас я вас определю, в более нормальные условия, авось, там не отсыреете.

Пришлось размещать их в бане, хорошо, что предбанник большой, его планировали как комнату отдыха, но не доделали. То что пришлось размешать гостей в бане, с одной стороны не очень хорошо. Пускать в светоч чистоты, грязных дикарей, натуральный моветон. С другой, пускай привыкают. Скоро они познакомятся с ней, с другой, ещё неведомой им стороны, и боюсь, она им не очень понравится.

Разместив раненного на лавке в предбаннике, а дам, там же но на куче тряпья, я стал собираться, прогуляться к реке. Кушать-то хочется, а там ещё и ведро застряло.

Пока я одевался, из бани выползла вторая (Тьфу, ты!), и стала крутиться возле меня, норовя пощупать всю мою амуницию. От барышни так и веяло любопытством.

Вера, Надежда, Любовь. Это первые имена, что пришли мне в голову, когда я собрался прекратить бардак с номерами, и дать аборигенам нормальные имена.

Закинув за спину щит, я подошёл ко второй, и ткнул себя в грудь.

— Алекс. — Потом показал пальцем на неё. — Надя.

Похоже, с первого раза, до девочки не дошло. Я повторил ещё раз, и вопросительно посмотрел на неё.

Надя посмотрела на меня и, показав на меня пальцем, повторила: — Алес.

— Алекс, — повторил я.

Вообщем с десятой попытки она научилась выговаривать моё имя, а потом и своё.

— Приду, повторим урок, — я повернулся, что бы идти, но Надя, обогнала меня, и стала указывать пальцем, то на меня, то на себя, а потом и на выход.

— Со мной, что ли хочешь? — догадался я. Она непонимающе посмотрела на меня.

А, что. Неплохая идея, не так скучно будет. И ведро будет, кому нести, а то у меня руки заняты. Заодно буду учить говорить.

— Хорошо, идём.

Прогулка получилась удачной. Ведро оказалось на месте, там, где я его и бросил вчера, никто на него не посягнул… разве, что попугаи в меткости попрактиковались. Рыбы, несмотря на вчерашнее разорение, тоже полное ведро набрали. Пока я осматривался по сторонам, в поисках возможной угрозы, Надя ловко натаскала руками рыбу, не доставая вершу и не развязывая её. Я аж крякнул, от удивления. А она выгребла оттуда всё, даже мелочь, которую я раньше выбрасывал, но я спорить не стал. Ртов теперь прибавилось.

Порадовала, Надя, и своей сообразительностью. Помимо своего и моего имени запомнила ещё пару тройку слов. Их язык, я учить не стал. Слишком скудна для меня их тарабарщина, носителя великого и могучего. Вру. Слаб я на иностранные языки, ни хрена в них разобраться не могу.

И ещё одно приятно событие произошло, когда мы проходили мимо выкопанной мной кучи корней около незаконченной пашни.