Страница 42 из 52
Раскрыв истинного «работодателя» Гапона, Вадик окончательно зарубил его карьеру как «вождя народных масс». Конечно, рабочие его не прибьют, как сделали в нашей реальности эсеры, но и слушать полицейского провокатора больше не станут.
— А остальных выборных — прошу! Его Величество ждет вас, для беседы о ваших во многом справедливых требованиях.
В Малой зале Зимнего дворца непривычно шкворчали три двухведерных самовара. Когда Вадик только планировал это чаепитие, он исходил из реалий своего времени. Не раз и не два он видел по телевизору, как президент принимает заслуженных учителей, шахтеров, военных и др. Он долго не мог понять, почему слуги не понимают, чего он от них хочет. Что для обывателя XXI века было совершенно естественным, для жителей начала XX столетия было совершенно невероятным и невозможным. Забежав проверить, все ли готово, Вадик был совершенно изумлен, не увидев привычных ему и расставленных буквой «П» столов и всего прочего антуража для чаепития. Он еще мог предположить, что чай и сладости подадут слуги во время беседы, но вот отсутствие столов его искренне возмутило. Скольких трудов ему стоило убедить Николая согласиться на это мероприятие, разжевывать все, как маленькому ребенку, да ладно ему, и Ольге тоже, без этой «тяжелой артиллерии» ему вряд ли бы это удалось. Что поделать, ну не понимают предки, даже такое чудо, как Оленька, всю важность пиар-кампании, да и информационной войны в целом. И вот, когда он с грехом пополам выдавил из царя согласие на чаепитие, этот балбес обер-церемониймейстер или гофмейстер (сам черт ногу сломит во всех этих: камергерах, обер-гофмейстерах, обер-шталмейстерах, просто шталмейстерах и др., лакей — он и в Африке лакей), завел свою «шарманку» — «ну гоже ли Его Императорскому Величеству сидеть за одним столом с простым мужичьем». Пришлось перейти на бас и «объяснить». И вот теперь, когда столы все расставлены, самовары растоплены и с минуты на минуту войдет Николай, обалдевшие от великолепия и красоты Малой залы мужики никак не решаются зайти внутрь и в нерешительности жмутся к стенам. Один так вообще учудил, увидев резной паркет, начал сапоги стягивать, еле остановили. С огромным трудом Вадик, матюгаясь про себя и вслух, причем на последнее мужики реагировали гораздо резвее, усадил-таки их за стол, куда они ни в какую не хотели садиться, даже подумать не смевшие о такой почести. Да и сели больше привыкшие к лавкам бывшие, а зачастую и нынешние крестьяне на самый краешек, чтобы «не дай Бог такую красоту не попортить». Все это благолепие разбилось за секунду, когда вошел царь. Мужики повскакивали, а большая часть даже рухнула на колени. Такое Вадик только в кино про Петра I видел.
Николай был бледен, буквально пять минут назад к нему в покои с возгласом «А ты нам не верил!» бушующим ураганом ворвалась Ольга. Она с торжествующим видом продемонстрировала ему маленький браунинг. Только увидев заряженный ЕГО пулей пистолет, Николай по-настоящему осознал, что ему грозило. «Господи, за что мне все это?» Еще только с утра они были на обедне, завтракали по-старому в круглой зале вместе со всеми. Потом он гулял со старшими детьми и Мама, в парке подстрелил трех ворон… И вот теперь эти карбонарии хотели его убить, так же, как дедушку и как они чуть было не убили Папа.
«Неужели Банщиков и здесь прав? Когда он рассказал про болезнь сына, я долго не мог поверить! А бедная Аликс долго плакала и рассказала, в конце концов, что это заболевание преследует мужчин ее семьи. Она так надеялась, что „маленькое сокровище“ эта участь минует… И поди же ты — первым принесший эту страшную весть Банщиков сейчас имеет на нее просто фантастическое влияние. Что неудивительно — когда у сына первый раз пошла кровь, доктор примчался буквально через 15 минут, наложил повязку и сделал переливание. Малыш был удивительно спокоен и весел. Теперь Аликс буквально боготворит Банщикова и всячески ему потворствует.»
Николай понял, что его пугает тот напор, с каким «доктор Вадик» доказывает свои решения. «Господи, как я устал от него!» Его язык и манеры, хотя здесь надо отдать должное Ольге, она постоянно с ним занимается. Но самое худшее — неужели он прав, и наше будущее настолько ужасно? Но ради детей и Аликс приходится терпеть. Теперь, после новости о готовившемся покушении, Николай бы вряд ли пошел на встречу с выборными, но Аликс и поддержавшая ее Ольга убедили, что «меня ждет мой народ и необходимо доказать всем и каждому, что Русский Царь всегда стоял на страже интересов России».
Занятый этими мыслями и терзаниями, вошедший в зал Николай был бледен, но решителен. Он поднял выборных с колен и попросил всех садиться, и на этот раз, к немалому удивлению Вадика, мужики повиновались безропотно. Немного подождав, Николай обратился к делегатам с речью. Для собравшихся же депутатов буря чувств на лице Николая и суровое, решительное выражение его лица означали несгибаемую решимость принять народную петицию, несмотря на происки «врагов народа» (Вадик не удержался и ввернул это выражение еще при обыске Рутенберга). Тихий одобрительный гул, пронесшийся среди почтительно поклонившихся депутатов, был услышан и Николаем. Приободрившись, он вдруг понял, что написанная совместно с Вадиком (опять он, досадливо поморщился Никки, но прогнал эту мысль подальше, пока подальше) речь вполне соответствует моменту.
— Ну что ж, господа рабочие, итак — я здесь. Вы вполне справедливо просили, чтобы я с вами встретился, и вы были услышаны. Несмотря на то, что вашим походом ко мне пытались воспользоваться те, кто готов любым образом помешать усилению моей, НАШЕЙ России. Вы думаете, они хотели в меня выстрелить? Нет, они целились не в Николая Второго, они метили во всю Россию. Вместо того чтобы кропотливо, долго и тяжело работать, строя и перестраивая нашу страну для будущего наших детей, они хотят все сломать. Вот кому из вас, обычных русских людей, придет в голову сначала сжечь старую хату, а потом уже думать, как и где строить новую? Нет и не может быть простых путей в обустройстве такой обширной страны, как наша. И моя смерть ничего, кроме смуты, не породила бы. Да я и сам согласен — в России надо многое менять. Но полностью сносить дом, в котором мы все живем, даже не представляя толком, что именно мы пытаемся построить вместо него… Этого я понять не могу!
— Проклятые жиды! — полушепотом, но с явно различимой ненавистью в голосе донеслось со стороны стола, где сидели депутаты, в которых невооруженным взглядом легко узнавались приехавшие в Питер на заработки крестьяне.
— Кто это сказал? — от неожиданности Николай повысил голос, проклятый Вадик угадал с «репликой из зала» практически дословно, и у него был заранее готов ответ. — Вы правда думаете, что если из трех покушавшихся один иудей, а второй литвин, это как-то бросает тень на всех евреев в России? Простым евреям живется ничуть не лучше, чем русским хлебопашцам и рабочим. Просто не надо путать тех банкиров, заводчиков, купцов и хлеботорговцев, которые наживают миллионы на труде простого крестьянина и рабочего, с вашими соседями — евреями бедными, которые обычно страдают при погромах, вызванных жадностью и беспринципностью евреев богатых. У них, кроме веры, ничего общего нету, а во время погромов, кстати, именно истинные виновные ничуть не затрагиваются. У них-то и охрана хорошая, да и живут они зачастую вообще не в России. Ну и к тому же негодяев и нечистых на руку купцов хватает, увы, и среди православных. А кто конкретно вложил оружие в руки именно этих троих, разберутся жандармы. И забудем пока об этом, мы здесь собрались не за этим. Лучше наливайте чай и давайте поговорим о том, как нам сделать жизнь в России лучше для всех нас. Чтобы вам было легче и выгоднее работать, а мне не приходилось проверять всех идущих ко мне за правдой на металлонаходителе. Прежде всего, у меня есть для всех нас хорошая новость. Как мне вчера сообщил из Токио мой брат Михаил, переговоры о мире с Японией практически завершились. Еще необходимо уточнить кое-какие мелкие детали, но перемирие уже официально переросло в мирный договор, и военные действия не возобновятся. Наши солдаты и матросы опять доказали, что они лучшие в мире, очередная война закончилась, дай Бог последняя во время моего царствования.