Страница 43 из 49
В парке влажно и душно. Рубахи прилипают к телу. Мы бродим по каменистым дорожкам парка, где, как утверждают проспекты, собраны абсолютно все растения и деревья тропиков. Любуемся пальмами, диковинными цветами и листьями-плотиками водяного растения виктория-регия. На такой лист, размером с таз для варки варенья, может встать ребенок, и лист удержит его. В мелких озерках снуют толстые рыбины, а по зеленым подстриженным лужайкам парка неторопливо ползают громадные «слоновые» — так они называются — черепахи. Я уже кое-что читал про них и рассказываю товарищам:
— Лет триста назад черепах на острове было множество. Однажды у острова бросил якорь английский корабль. Моряки увидели черепах, поймали несколько и кинули в трюм, чтобы показать дома эту диковинку. Корабль вышел в рейс. Он пробыл в море еще несколько месяцев. А про черепах забыли. Когда корабль пришел в порт и его стали разгружать, грузчики вдруг с криками выскочили из трюма: там какие-то чудовища! Удивительно — черепахи были живы-здоровы! А ведь их не кормили, не поили… В следующий рейс капитан корабля, лишь судно оказалось на острове Маврикии, приказал наловить несколько десятков черепах. Во время рейса их съели. Мясо у черепах оказалось жестковатым, но вкусным.
С тех пор любой корабль из тех, что оказывались у берегов острова, обязательно увозил с десяток черепах. К началу нашего века на острове сохранилось всего несколько животных. Теперь они находятся под охраной государства. Тут их разводят и продают в разные зоопарки мира.
— На берег бы океана! — предложил кто-то из парней.
— На полчасика заглянем в местный музей, — говорю я, — Посмотрим там птицу додо.
А вот птиц додо люди все же съели. Бескрылых, величиной с индюка птиц додо на острове было множество, они были малоподвижны, очень доверчивы и ленивы. Моряки били их палками и тащили на корабль. Вот она, эта птица додо, вернее, единственное в мире чучело этой птицы, сохранившееся в музее острова Маврикия!
Стоим возле витрины, разглядываем толстую, будто надутую воздухом птицу. Тут же небольшой портрет некоего моряка по фамилии Свеннсон. «Я съел последнюю в мире птицу додо!» — вот что написано под портретом самодовольного моряка. Есть чем гордиться!
Музей интересен: такая тут богатейшая коллекция раковин моллюсков! Но морякам не терпится на воздух, на побережье океана, и мы спешим к автобусу.
Через час езды, колыхаясь по разбитой проселочной дороге в клубах легкой желтой пыли, автобус вкатывается под кроны пальм. Слева горы, справа ослепительно белый — невозможно глядеть, не щуря глаза, — песок изогнувшегося дугой пляжа, а далее — ширь океана. Метрах в пятидесяти от берега кипит широкая полоса воды — риф. Перед рифом вода ярко-зеленая, дальше — темно-синяя: там начинаются глубины.
Автобус уходит. Парни сдирают с себя сырые от пота рубахи, шорты, джинсы. Всем не терпится ринуться в воду, но я удерживаю их.
— Океан — не пруд и не речушка с пескарями, — говорю я. — И если хотите вернуться домой на своих ногах, а не на костылях из красного дерева, то слушайте внимательно. Во-первых, без обуви лезть в воду нельзя. В песке могут быть осколки раковин, сами раковины с очень острыми шипами, морские змеи, зарывшиеся в песок, ядовитые рыбы и прочая тропическая живность. Не заплывайте в заросли кораллов. Это как лабиринт: туда вплывешь, а обратно не выплывешь. Следите, нет ли акул и барракуд! Не хватайте руками рыб: каждая из них может быть защищена ядовитыми шипами.
Моряки, как дети, несутся к воде.
А где же хижина Дика? Осматриваюсь. Куда пойти его искать — налево или направо? Захватив маску, трубку для ныряния и ласты, иду вдоль берега. Не терпится броситься в воду и поплыть к рифу, но я хочу найти мальчика. Наверняка он знает, где самые интересные места у рифа, где обитают моллюски с красивыми раковинами. Вот бы найти ципрею или хотя бы небольшую тридакну. Но я же не предупредил ребят, что тут, у коралловых рифов острова Маврикия, обитают гигантские моллюски тридакны! Раскрыв свои створки, каждая из которых величиной с большое блюдо, тридакны процеживают через нежные жабры воду, отлавливая мельчайших обитателей океана. Стоит наступить ногой в такую ракушку, как створки, будто гигантские челюсти, смыкаются… Хотя вряд ли возле этого пляжа обитают подобные моллюски. Всех уж, наверно, выловили. Ведь гигантская тридакна — желанное украшение любого зоологического музея.
— Хелло-оу-уу!.. Сэр, вы приехали? — слышу я звонкий от радости голос.
Оборачиваюсь. Бежит ко мне по берегу мальчишка, размахивая руками. Ну конечно, это Дик. Подпрыгивая, он подбегает и протягивает руку.
— Я не думал, что вы приедете так рано. Пойдемте ко мне, я покажу вам наш дворец.
— А на риф ты меня сводишь?
— Конечно! — Он поворачивается лицом к океану, оглядывается по сторонам и говорит, понизив голос: — Сэр, вот тут, за рифом, он лежит. Да-да, вот тут и покоится знаменитый «Питер-Бот»…
— Но его же наверняка искали многие экспедиции, малыш.
— Конечно, искали! И нашли!.. Обломки «Питер-Бота» и пушку с него можно увидеть в музее. И говорят, когда его нашли, то из разбитых трюмов подняли много сундуков с золотом.
— Что ж теперь?
— А то… — Мальчик останавливается, смотрит мне в лицо, сощурив глаза, размышляя, сказать мне что-то очень важное или промолчать, и, приподнявшись на носки, громко шепчет: — А то, сэр, что когда «Питер-Бот» выскочил на риф, он затонул не сразу. И пираты стали вывозить сундуки с золотом на шлюпке. Были сильные волны, сэр, и шлюпка перевернулась. Понимаете? Я уже это вам говорил, но вы невнимательны, сэр, она перевернулась!.. Вот что знаю я и мой отец… Ну, а теперь и вы. Прошло много лет, сэр, над сундуком вырос коралловый лес.
Мальчик смотрит в океан, вздыхает. «Фантазер», — думаю я, а сам уже представляю себе тяжелые, окованные медными полосами сундуки, обросшие кораллами… Попробуй-ка найди! Мальчик трогает меня за руку и говорит:
— Вы, конечно, всему этому не верите, сэр, порой и я тоже. Но я вам кое-что покажу. Идемте же.
Среди пальм показывается домишко, поставленный на сваи. Он сколочен из старых досок, а крыша сложена из широких, сухих пальмовых листьев. На площадке перед дверью на обрубке бревна сидит Большой Дик. Возле него грудой навалены мелкие и крупные раковины тридакны, витые тритоны, золотистые, в коричневых крапинках, раковины каури. На стене дома висят белые ветки кораллов. От них исходит терпкий, морской запах. Ближе к воде виднеется шлюпка «Санта Маргарита». На ее левом борту свежая заплата из отшлифованной доски.
Опускаю на плечо Большого Дика руку. Тот кивает: «Здравствуйте».
Дик зовет меня в дом. У одной стены — стол, два плетеных стула, две кровати. Керосиновая лампа свисает с потолка, на полках лежат раковины, наверно уже подготовленные к продаже. Из-за одной раковины вдруг выглядывает чья-то плоская голова. Я невольно отшатнулся: змея? Мальчик смеется, подставляет стул, шарит на полке и протягивает мне руку. В ней, сжатая пальцами за шею, упруго шевелится крупная, сантиметров в двенадцать, толстая, с коротким хвостом, ящерица.
— Это Гук, — говорит мальчик. — Домашняя ящерица.
— Домашняя?
— Ну да. Они живут почти в каждом доме. Ползают по стенам и потолку. Ловят разных насекомых. Иди, Гук, трудись!
Дик будто прилепляет ящерицу к стене, особое устройство на лапках позволяет ей ходить даже вниз головой, а сам с таинственным видом ищет что-то среди раковин, достает тряпочку, разворачивает и протягивает мне сжатый кулак. Я с опаской поглядываю на него. Какой еще сюрприз приготовил? Несколько мгновений не разжимая пальцев, Дик глядит мне в лицо. Потом пальцы раскрываются. На ладони матово сияет тяжелая на вид золотая монета.
— Это настоящее золото, — говорит Дик. — Попробуйте на зуб. Я нашел ее среди рифов. Вы понимаете? За эту монету я куплю запасной парус и мачту, я уже договорился. И поплывем мы в вашу страну!
— Дик, послушай меня внимательно, — обеспокоенно говорю я. — От острова Маврикия до моей страны многие тысячи миль. И потом, в первый же шторм твоя ветхая «Маргарита», хоть она и святая…