Стрела времени

Дэвис осторожно водил кисточкой по одному из гигантских следов, а Бартон заливал жидкую смолу в уже расчищенные отпечатки лап, С самого утра они подсознательно прислушивались, не шумит ли мотор, возвещающий приближение «джипа». Профессор Фаулер обещал забрать их на обратном пути, и приятелей отнюдь не очаровывала перспектива тащиться за две мили в лагерь под палящими лучами солнца. Помимо того, они горели нетерпением заполучить кое-какие новости.

— Как ты считаешь, — вдруг спросил Бартон и махнул рукой в сторону башен, — сколько человек там работает?

Дэвис выпрямился.

— Судя по размерам установок, не меньше десяти.

— А кто финансирует проект? Государство?

— Не обязательно. Они могут заниматься чем угодно, на свой страх и риск, впрочем, при своей научной репутации Эндерсону и Барнсу нетрудно было получить субсидию.

— Везет им с этой физикой! — вздохнул Бартон. — Достаточно убедить любое занюханное военное ведомство, что, мол, изобретаешь новое оружие, и, пожалуйста, получай миллион, а то и два.

Он произнес свою тираду с горечью. Как и у каждого большого ученого, его отношение к любому подобному вопросу было вполне определенным. Тем более что Бартон всю жизнь был принципиальным противником воинской службы. Именно вследствие этой принципиальности он весь последний год на войне пребывал в тяжбе с военным трибуналом, который вовсе не разделял его убеждений.

Послышался шум мотора. Из-за холма показался «джип», трясясь и подскакивая на колдобинах. Они поспешили навстречу профессору.

— Как дела? — выкрикнули они хором.

Профессор Фаулер задумчиво оглядел их, лицо его было непроницаемым.

— Хороший ли выдался денек? — спросил он наконец.

— Имейте совесть, шеф, — запротестовал Дэвис. — Выкладывайте откровенно, что вы успели там разнюхать.

Профессор выскользнул из автомобиля и снял пиджак.

— Извините, коллеги, — смущенно произнес он, — но я ничего не могу вам сообщить, буквально ничего.

Раздались вопли протеста, но профессор остался непреклонным.

— Сознаюсь, я узнал много интересного, но дал слово молчать. Не могу сказать, что я уяснил, чем именно они занимаются; несомненно одно: это истинная революция в науке, революция, вряд ли уступающая открытию атомной энергии. Впрочем, завтра сюда прибудет, доктор Эндерсон, посмотрим, что вы сможете вытянуть из него.

От разочарования и возмущения двое палеонтологов какое-то время не могли сказать ни слова. Первым пришел в себя Бартон.

— Хорошо, но откуда вдруг такой пристальный интерес к нашей работе?

Фаулер задумался.

— Да, моя поездка к ним была не просто визитом вежливости, — наконец признался он. — Скоро я попрошу вас кое в чем мне помочь. А сейчас если зададите еще хоть один вопрос, то я заставлю вас тащиться до лагеря пешком.

Доктор Эндерсон приехал на раскопки после обеда. Перед палеонтологами предстал чуть грузноватый молодой господин, одетый не совсем обычно — единственной видимой частью его туалета был ослепительно белый лабораторный передник. Впрочем, в столь жарком климате такое эксцентричное одеяние обладало несомненными достоинствами.

Поначалу палеонтологи разговаривали с Эндерсоном довольно сдержанно: они были обижены, и не скрывали своей обиды. Но Эндерсон расспрашивал их со столь неподдельным интересом, что скоро они начали питать к нему нечто вроде симпатии. Профессор Фаулер предоставил им возможность показать гостю раскопки, а сам отправился к рабочим.

Картина давно минувшей эпохи произвела на физика глубокое впечатление. Целый час приятели водили его по раскопкам и рассказывали о существе, которое оставило здесь свои следы, строили предположения о будущей находке. Вправо от выкопанного рва отклонялась широкая траншея: заинтересовавшись следами чудовища, профессор Фаулер прекратил все другие исследования. Немного дальше траншея обрывалась: за неимением времени профессор распорядился копать отдельные ямы. Неожиданно последний шурф оказался пустым. Начали копать вокруг, и тогда выяснилось, что гигантский зверь внезапно свернул в сторону.

— Отсюда начинается самое интересное, — рассказывал Бартон утомленному от впечатлений физику. — Помните ли вы место, где чудовище остановилось и, по всей вероятности, оглядывало окрестности? Мне кажется, оно что-то заметило и кинулось бежать в другом направлении — об этом можно судить по расстоянию между следами его ступней.

— Никогда не подозревал, что эти существа умели так бегать!

— Выглядел такой бег не очень-то грациозно, но при шаге в 15 футов зверь мог развить приличную скорость. Если повезет, мы еще успеем узнать, за кем он гнался. Сдается мне, что профессор Фаулер мечтает открыть роковое поле битвы с разбросанными там и сям костями жертвы. Тогда все и объяснится.

— Картина в стиле Уолта Диснея, — усмехнулся Эндерсон.

Но Дэвис был настроен оптимистично.

— Ни за кем зверь не гнался, просто его кликнула домой женушка… Наша работа иногда бывает неблагодарной: думаешь, что уже на пороге открытия, — и вдруг все летит кувырком. То пласт размыт, то все разрушено землетрясением, то — и это самое отвратительное! — некий идиот, сам того не подозревая, растащил по кускам ценнейшую находку.

— Могу лишь посочувствовать, — кивнул Эндерсон, — нам, физикам, все-таки приходится легче. Мы знаем, что ответ существует, и рано или поздно находим его.

После многозначительной паузы он заговорил, тщательно взвешивая каждое слово:

— Все было бы значительно проще, если бы мы могли созерцать прошлое собственными глазами, вместо того чтобы шаг за шагом восстанавливать его с помощью убийственно медленных и неточных методов. За два месяца вы прошли по следам зверя около ста ярдов и все же, если не повезет, можете оказаться в тупике.

Последовало долгое молчание.

— Вполне естественно, доктор Эндерсон, что нам весьма интересны ваши исследования, — задумчиво проговорил Бартон, — а поскольку профессор Фаулер связал себя обетом молчания, мы начали строить самые невероятные предположения. Не хотите ли вы сказать, что…

— Не торопите меня с невыполнимыми обещаниями, — быстро перебил физик.

— Я просто грезил наяву. Что же касается наших исследований, то они весьма далеки от завершения. Мы ничего ни от кого не скрываем, но сейчас мы вступили в совершенно неизведанную область, и, покуда не нащупаем твердую почву под ногами, лучше всего молчать… — Эндерсон смахнул со лба капли пота и неожиданно улыбнулся. — Говорят, едва на ваших раскопках появляются геологи, профессор Фаулер прогоняет их с киркой в руке?

— Они сами исчезают, — усмехнулся Дэвис, — из боязни быть немедля запряженными в работу! Но я вполне вас понял, сэр. Позвольте надеяться, что нам не придется ждать слишком долго.

В эту ночь свет в палатке палеонтологов горел дольше обыкновенного. Бартон не скрывал своих сомнений, но Дэвис умудрился на основе нескольких замечаний Эндерсона построить целую остроумную теорию.

— Теперь-то мне все понятно. И главное — почему они выбрали именно это место. Здесь нам с точностью до одного дюйма известен каждый пласт земной коры за последние сто миллионов лет. Значит, мы можем абсолютно точно датировать каждое событие. Не уверен, что на всей нашей планете сыщется другой такой район, где геологическая летопись была бы изучена столь досконально. Вот почему я утверждаю: наши раскопки — самое подходящее место для подобного эксперимента.

— Но ты действительно допускаешь, что возможно, хотя и теоретически, построить машину, способную видеть прошлое?

— Лично я даже не могу себе представить принцип ее действия. Но не рискую утверждать, что подобное невозможно для таких ученых, как Барнс и Эндерсон.

— Гм. Я бы предпочел доводы поубедительней. Слушай, а не можем ли мы проверить твои предположения? Ты что-то говорил относительно статей в «Нейчур»?

— Я уже послал запрос в библиотеку колледжа. Думаю, журналы получим через несколько дней. В публикации каждого ученого всегда прослеживается определенная преемственность; быть может, статьи кое-что и подскажут.