Страница 22 из 31
О чем говорю? Снимается сцена, как люди с нетерпением ждут последних известий: помер поэт или до сих пор нет? Кульминация. Он же не сразу богу душу отдал, а потрепал людям нервы. Туда – сюда, туда – сюда, душа маялась. Снимал режиссер Игорь Станиславович. Талантливый, но когда съемка – зверь. И укусить мог. Да!
Одному актеру ухо левое откусил. Правда, потом извинился, но когда съемка – береги уши! Вот он в мегафон и гавкает: «Приготовились! Дубль 16 402!» Он еще не договорил, народ хором как зарыдает! Когда Пушкин умер, по нему не так, думаю, убивались! Что значит деньги, сразу сострадание просыпается!
Одна дама в соболях на асфальт гикнулась, ножками сучит, пена изо рта, как из огнетушителя. То ли эпилепсия, то ли тянет на эпизодическую роль, потому как с деньгами худо.
Режиссер орет: «Стоп! Стоп! Прекратить истерику! Ни копейки не заплачу! Вам же еще не сказали, что Пушкин умер! Вы надеетесь, что он жив! Пока актер на балкон не выскочил, не сказал: „Пушкин умер!“ – ни одна сволочь не ревет! А вот когда рукой махну, слезами залейтесь!» Народ мысль понял. Слезу скупую смахивают, но ручей берегут под кончину.
Вроде все шло неплохо, но тут режиссер в камеру глянул и как заорет: «Битюгов!
Битюгов, твою мать!» Я думал, Александр Сергеевич в гробу перевернулся.
А Битюгов, он кто? Директор картины. Жуковатый тип, но спец. Мог все. За ночь дворец построит, колонну танков пригонит, поле брани украсит телами погибших. И себя не обидит. Уже в те годы у него дачка была, где можно было снять все семь чудес света, включая бассейн с русалками восемнадцати лет без хвоста. Но режиссера побаивался: знал, сгоряча и ухо откусит. Игорь Станиславович снова:
«Битюгов!» Причем на Мойке акустика дивная. Он орет: «Битюгов!» А эхо отвечает:
«Твою мать!» Такой эффект стереофонический.
Короче, Битюгов прискакал. Режиссер орет: «Глянь в объектив, вредитель!» Тот сощурился до китайца, смотрит: «Хорошо выстроен кадр! Впечатляющий!» Игорь Станиславович зубами лязгает, к уху примеривается: «Еще как впечатляющий. В кадре смерти Пушкина в девятнадцатом веке напротив японское консульство,
«тойоты» стоят! Он что, в Японии умер?!» Во, юмор! На Мойке-то напротив дома Пушкина открыли японское консульство.
Японский флаг развевается, машины и, естественно, японцы в кадре. На фоне карет, цилиндров и прочего русского средневековья! Глазеют как туристы на старинную русскую забаву «Похороны Пушкина».
Режиссер вопит: «Битюгов! Японцев из кадра вон!» А с ним не поспоришь, если уши дороги, и у тебя их всего два. Битюгов с ребятами к японскому консульству рысью! Одна группа машины оттаскивает, вторая ворвалась внутрь. Требует у консула сорвать японский флаг к чертовой матери, пока уши не откусили!
Консул японский пробует вежливо выяснить, что случилось, почему нужно рвать добрососедские русско-японские отношения, позвольте позвоню в Токио, узнать, что произошло!
Битюгов слюной брызгает, уши трет: «Японцы не должны принимать участия в похоронах Пушкина! Вас тогда не было!» И дает команду сорвать японский флаг на фиг!
Консул белеет: «Это вероломное нападение на Японию без объявления войны! Курилы не отдаете, так еще на консульство нападаете! Вы за это ответите перед мировым сообществом!» А что такое для Битюгова мировое сообщество, когда режиссер вот-вот ухо откусит!
Короче, заперли японцев в комнате, флаг сорвали, тойоты перетащили. И все это за две минуты.
Игорь Станиславович в объектив глянул: «Отлично! Снимаем! Кадр 16 403! Мотор!» Вышел на балкон артист, не помню фамилию, лысый, от чистого сердца объявил: так, мол, и так, товарищи, не расстраивайтесь, Александр Сергеевич только что приказал долго жить!» Режиссер махнул ручкой, народ, согласно договоренности, залился слезами по черному. Та баба опять на асфальт и давай пену пускать. Эпизод сняли, народ зареванный пошел за деньгами, а баба все об асфальт ножками бьет. Ее крупным планом, а уже потом в больницу на «скорой».
Сколько стоил эпизод с такой толпой – говорить не буду. Сегодня на эту сумму целое кино сняли бы с банкетом впридачу!
Самое смешное то, что при монтаже этот эпизод в картину вообще не вошел.
Выкинули. Просто актер выходит на балкон, говорит: «Пушкин умер», и возвращается в комнату, где убиваются родные и близкие.
Вот так-то. А сколько потом объяснялись с японцами на высшем уровне! Сколько голов полетело с ушами вместе. Вот такое кино! Думаю, японцы Александра Сергеевича никогда не забудут и нам его гибели не простят.
Жулье
– Почем стакан воды?
– Сорок рублей!
– Ничего себе! Но хоть вода чистая?
– Как слеза первокурсницы, потерявшей невинность!
– Тогда два стакана! Слушайте, что же вы делаете?! Вода разбавленная! Это вы другим будете врать, «она чистая»! Что я, воду не пил! Разбавленная вода! Ну жулье, уже воду разбавляют!
– А что делать? Инфляция, рекет, налоги, как жить? Вот и приходится! Но я еще по-божески разбавляю. Вон мужик напротив продает воду, к нему толпа, так у него водой вообще не пахнет!
Грязь
Русским языком сказал: плюнь ты на эту уборку! Пять лет ничего не мыли и еще столько же проживем в любви и согласии!
Нет, ей, видите ли, вдруг стало противно: «Окна немытые, ничего не видать, пыль, тараканы по углам, пауки.» – Тебе что до пауков? – говорю. – Ты же не муха!
Ну, женщину, если заклинило, не переубедишь!
Окна каким-то составом вылизала до блеска. Ну и что в результате? Когда глаза к свету привыкли, огляделись. Мама родная! Жили-то, оказывается, в хлеву! Друг друга при свете увидели – вздрогнули! Ну и рожа! Пять лет, оказывается, прожил с бабой Ягой! И у нее мысли аналогичные, на меня глядя, а иначе с чего в обморок грохнулась?
Естественно, разошлись.
Все ее дела! Я говорил: не мой окна! Плюнь!
Форд
– Видел бы какую машину мне пригнали из Гамбурга! «Форд-Гренада»!
– Поздравляю!
– Формы потрясающие! Бордовенькая! Блестит, пахнет духами! Педальки, кнопочки, фары кокетничают, гудок – полонез Огинского! Была бы она не машиной – женился!
– Ты ведь женат.
– Оттого и продаю, жена ревнует. И можешь себе представить – не берут! Такую красавицу за семьсот долларов не берут!
– Погоди! Семьсот – это дешево!
– Это же дешево, это подарок! «Форд-Гренада» за шестьсот долларов, извини меня!
– Да за такие деньги…
– Вот именно! Пятьсот! Это же не деньги! Тьфу!
– Почему не берут?!
– Придурки! Единственный недостаток – ну не едет она! Как вкопанная год стоит во дворе. Но как стоит! Королева! Хочешь, за сто долларов подарю?
Глоточек
Да ты что вы куда вы совсем вы! Полную рюмочку! Я же не пью. Нет, нет, нет, уговаривать бесполезно!.. Ради юбиляра глоточек. Ну разве что в честь юбиляра.
Только глоточек!
Фу!
Куда, куда наливаете! Я все вижу. Опять полная! Неужели непонятно: не пью! Да, все пьют, а я вот не пью! Принципиально! За родителей? Где они? Умерли? Другой разговор. Глоточек обязан.
Фу!
Что вы себе позволяете? Не себе, а мне, что вы мне себе позволяете! Это не рюмка, она стопка! Сто грамм! Причем до краев! За кого? За родителей я уже…
За детишек? Тоже умерли? Нет. Слава богу! Ваше здоровье! Глоточек.
Фу!
А вот это уже не стопка, это граненый стакан! Двести пятьдесят чистыми! Тем более и за родителей, и за детей уже… Кто остался? Шурин? Умер? Нет? За вас!
Царство вам небесное! Глоточек!
Фу!
Здрасьте! Это, если мне не изменяет память, фужер! Триста грамм! За хозяйку? Я не алкоголик, чтобы пить за хозяйку! Глоточек. Два никогда! Один!
Фу!
Достаточно! Хорош. А я говорю «хорош». Пять глотков – норма! Сколько, говорите, набежало итого? Литр! Ничего себе! Пять глотков и вышло литр! Глотка маленькая. Один всего глоток входит.