Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 39

Хуже всего, что мне совсем не хочется выяснять, кто же это портит Кристиночке нервы. Они тут все такие ми-и-илые! Конечно, каждый, как говорится, со своими тараканами в голове. Но ведь эта живность заводится тут же, как только находит чего покушать — «тараканов» не бывает лишь у клинических дебилов.

Может, это все-таки какой-нибудь посторонний? Да, поселок охраняется. Да, спальни на втором этаже. Но при желании можно и на территорию поселка проникнуть, и в дом Шелестов, и в комнату юной супруги. Сложно, но не невозможно. Она ведь не с неба на Германа свалилась, у нее есть какое-то прошлое. При всей своей очаровательности — а то и благодаря ей — могла же Кристина когда-то кому-то на ногу наступить.

На этом глубокомысленном выводе я и засыпаю здесь каждый вечер.

5

В борьбе обретешь ты право свое.

Как у любой «совы», мое утреннее состояние точно описывается формулой «поднять — подняли, а разбудить забыли». Переход из сна в состояние, которое хотя бы условно можно считать бодрствованием, для меня сродни героическим усилиям дворника, разгребающего последствия трехдневного снегопада, осложненного оттепелью и морозом.

Кажется, за ночь мозги успевают застыть до состояния абсолютного монолита, так что часа едва-едва хватает на то, чтобы вернуть им хоть какую-то подвижность. Способов масса, в том числе и довольно экзотические, вроде решения задач по начерталке или попыток сочинения хокку. Самый простой, и потому самый употребимый — за пятнадцать-двадцать минут постараться вспомнить как можно больше известных людей на какую-нибудь букву. Результаты этих упражнений могли бы, наверное, заинтересовать дедушку Фрейда, будь он еще жив. Полусонное сознание вполне способно вспомнить Дантона, Дворжака и Дениса Давыдова, начисто игнорируя Достоевского, Дарвина и Даля.

Ясно, что скорость восстановления мыслительных способностей напрямую зависит от показаний часов. Для такой совы как я проснуться (не встать, а именно проснуться!) раньше девяти — подвиг, на фоне которого меркнут деяния Геракла и Бэтмэна вместе взятых. Однако же здесь, у Шелестов, где никто и ничто — кроме синиц — не мешает спать хоть до полудня, я просыпаюсь задолго до восьми. Без малейшего насилия над собой, с ясным сознанием того, что программа сна выполнена полностью, так что привычное «хорошо бы еще столько же» даже не появляется на горизонте — мозг сразу, без раскачки, ясен и свеж, как улыбка первоклашки. Чудеса! Остается решить, что я всю жизнь мечтала жить в особняке, только не догадывалась об этом. А что? Очень может быть. В многоэтажном улье волей-неволей чувствуешь соседство десятков чужих людей, а дикой доисторической части личности это — вполне логично — кажется опасным. Инстинкты, понимаешь… Быть может, стоило бы к ним, древним, прислушаться и попробовать обеспечить свою личность — раз уж она такая чувствительная — отдельным жильем. То есть, совсем отдельным.

Больно умная, да? — это уже подает голос другая, более цивилизованная часть моей личности, — соседи ей, видите ли, мешают! головой надо думать, а не инстинктами.

И она таки права…

Спору нет, стиральные машинки или там кухонные комбайны изрядно облегчают жизнь. Но уборка! Процесс, видимо, принципиально не автоматизируемый. Да, современная бытовая химия — великое дело. Но «умные» флакончики сами по себе чистоту не наведут. Да и пылесос или там стекломойная машина (вы видели такую у кого-нибудь дома? лично я — ни разу) по сути ничем не отличаются от веника и тряпки. Ибо мозгов у них столько же. Вот только не надо мне рассказывать про умные пылесосы и автоматические системы пылеудаления. В моем жилище не будет работать ни то, ни другое. Во-первых, я живу посреди неуничтожимого рабочего беспорядка — и ни один робот-пылесос в нем не разберется. Во-вторых, не терплю закрытых окон. Какая уж тут система пылеудаления!

Вот и поддерживаем мы с Ее Величеством Пылью и прочим беспорядком вооруженный нейтралитет: я их не замечаю, пока на глаза не вылезают. Но уж если попались — сами виноваты, происходит генеральная ликвидация по всей жилой территории. До следующего приступа.



С таким отношением к быту жилье крупнее собачьей конуры мне просто противопоказано. Лишь бы поместились кухня, диван, компьютер, ну и книги, само собой — одна-две комнаты плюс балкон, прочее от лукавого. О собственном доме и говорить нечего — либо погибну под натиском «рабочего беспорядка», либо озверею от уборки. В общем, не судьба.

Но все же, все же… Пусть не будет у меня никогда собственного дома — но какое наслаждение выйти поутру в солнечный — или даже пасмурный — сад… Воздух, краски, запахи, свежесть… Щенячий восторг!

Да и сад тут такой… с подтекстом. Кажется, все растет и буйствует само по себе, а приглядишься повнимательнее — нет, ребята, природа такого совершенства достичь не в состоянии, только рука мастера.

Кстати, о мастерах, единственный неухоженный предмет в этом саду — неописуемая соломенная шляпа Ядвиги Леонтьевны. Шляпой это можно назвать, только потому что она на голове. А если отдельно — отродясь не подумаешь, что это головной убор. Какое-то воронье гнездо, выкупанное вдобавок в хлорке. Но выглядит это гнездо очень даже к месту. Не то побледневший подсолнух-переросток, не то какая-то тропическая экзотика.

Из гаража появляется Вика. Медленно, как будто еще не проснулась, подходит к Ядвиге, что-то спрашивает или, наоборот, сообщает, выслушивает ответ, произносит еще что-то и, потянувшись как кошка, направляется к дому. Забавно, Вика и Герман — родные брат и сестра, а общего — только цвет волос. Герман похож на мать — длинные руки и ноги, медально-чеканное лицо, даже уши какие-то вытянутые, прижатые к голове. А у Вики, как у Бориса Наумовича, ушки кругленькие и глаза, как две вишенки. И личико, как у обезьянки — правда, как у очень симпатичной обезьянки.

Я спускаюсь с крыльца и тоже двигаюсь к шляпе. То есть, конечно, к ее владелице. Никакого дела у меня к ней нет, разве что «доброе утро» сказать. Но вот поди ж ты — иду, как теленок на веревочке. Мое пожизненное преклонение перед Мастерами — сиречь Профессионалами — этого магнетического притяжения не объясняет. Тут настоящее колдовство. Гаммельнский крысолов удавился бы от зависти. Одно слово — ведьма. Иногда кажется: сейчас она закончит обихаживать очередной растительный шедевр, достанет откуда-нибудь из-под крыльца аккуратненькую метлу… нет, пожалуй, даже не метлу, а маленький элегантный пылесос, сядет боком, как всадница XIX века в дамское седло — и умчится на какой-нибудь Брокен…

Нравится она мне безумно. Вообще-то раз ведьма — надо бояться. Но страха нет — есть сладкая жуть, как в детстве. Психологи даже под это какую-то теоретическую базу подвели: мол, ребенок для нормального развития непременно должен пережить определенное количество искусственно созданных страхов. Может, и правда. Мы в детстве, помню, на ночь глядя собирались у крошечного костерка и рассказывали друг другу жуткие истории — про Черную Руку, про Белый Гроб и Малиновый Плащ — и все такое. Кажется, эти страшилки переходят из поколения в поколение, почти не меняясь. По спине бежала ледяная дрожь, все поджилочки тряслись — но на самом-то деле мы ведь не боялись. Где-то в глубине сознания жила уверенность: все это невзаправду.

Ядвига вызывает сходные чувства: сладкая жуть и одновременно уверенность в том, что все будет хорошо.

И еще мне кажется, что она ко мне благоволит.

— Здравствуй, Рита, доброе утро. Как тебе на новом месте? Жених еще не приснился?

После размышлений о Брокене и колдовстве банальность реплики могла бы разочаровать. Но прищуренные глаза блестят из-под шляпы так хитро, что я не могу удержать ответную улыбку. Кстати, а как она умудряется так молодо выглядеть? Морщин почти нет и держится — когда не возится над грядками — прямо, как балерина. Может, Руссо был прав, когда призывал «назад, к природе»?