Охота на журавля

Она пощелкала клавишами у себя на пульте:

— Владимир Иванович, к вам из «Городской Газеты»… нет, девушка… да, конечно. — и, повернувшись ко мне, сообщила:

— Владимир Иванович освободится через десять минут, подождите, пожалуйста, в холле.

Ровно через десять минут меня пригласили в кабинет, целую стену которого занимало громадное окно с видом на речные просторы. Владимир Иванович, да простят меня читатели, больше всего напоминал сперматозоид: маленький, тощий, большеголовый и очень-очень шустрый.

— Добрый день, — он легко улыбнулся. — Чем могу служить? — он сделал паузу, давая мне возможность представиться.

— Меня зовут Рита, и, если вас это не затруднит… не могли бы вы вкратце рассказать, о чем беседовали с Марком, ох, простите, с Валентином Борисовичем Марковым.

Владимир Иванович хмыкнул, однако, не задал ни одного вопроса. А ведь должен был поинтересоваться хотя бы тем, почему вместо одного журналиста является другой. Может, конечно, господин директор в принципе не любопытен, но не до полного же безразличия!

— Только вкратце, — предупредил нелюбопытный директор. — У нас с вами двадцать минут, идет? Вы извините, что тороплю, но вы без звонка, а у меня график. Если нужны будут подробности, тогда ближе к вечеру.

С минуту мы с ним еще изображали Бобчинского и Добчинского — «извините, только после вас».

— Так. В основном вашего коллегу интересовала, если можно так назвать, механика учета информации. Осложняет ли дело анонимность, могут ли перепутаться результаты анализов и возможен ли… ну, скажем, посторонний доступ к этой информации, то есть насколько она действительно анонимна. Пункт первый. Анонимность и учет. Тут все просто. Никакой принципиальной разницы нет, под каким именем объект учитывается: Петр Иванович Сидоров или «Джеймс Бонд». Единственное, что нужно проверить — нет ли совпадений. А это делается автоматически: когда регистратура набирает названное имя, в случае дубля компьютер сам про это скажет, мол, имя уже занято.

— И что тогда? Цифровой индекс?

— Теоретически возможно, но практически мы стараемся не использовать имен, включающих цифры: люди гораздо чаще путают числа, нежели слова, правда? — улыбался Владимир Иванович часто и объяснял легко и доходчиво, как хороший лектор. — Мы, конечно, не станем вслух подозревать пациента в том, что он способен ошибиться, это невежливо. Просто говорим, что программа запрещает цифровые символы. С влиянием анонимности на систему учета все понятно?

— Да.

— Тогда пункт второй. Посторонний доступ. Что-то не так?

— Э-э… По-моему, второй пункт был о перепутывании результатов.

— Оставим на сладкое, там много подробностей. С уровнем секретности дело обстоит так же, как с любыми другими видами пароля. Документов мы не спрашиваем. Клиент сам называет выбранное имя. И ни мне, ни регистратуре, ни врачам неизвестно, кто такой на самом деле «Джеймс Бонд» — Петр Иванович Сидоров или, наоборот, Сидор Петрович Иванов. Зная о существовании кода «Джеймс Бонд», любой человек может прийти и запросить результат, да и приходить не обязательно, можно и по телефону. Но для того, чтобы как-то воспользоваться этими результатами или, к примеру, сдать анализы за другого — в чем я, правда, не вижу особого смысла — все равно надо знать, кто стоит за этим именем. А эта тайна сокрыта в мозгу Петра Ивановича Сидорова, который придумал себе такое имечко. И пока он сам никому не проговорился — соответствие настоящего имени и псевдонима останется в секрете. Мы не можем раскрыть этот секрет просто потому, что не знаем его. Так?

— Понятно.

— А теперь самое интересное. Возможность ошибки. О случайностях мы говорить не будем. Во-первых, вероятность меньше, чем перепутать младенцев в роддоме. Во-вторых, вашего коллегу, кажется, не интересовали случайные ошибки.

— А какие? — не удержалась я от вопроса.

— Намеренные. Идея вашего коллеги была такова. Допустим, я, злой и нехороший, хочу устроить вам — как клиенту — основательную нервотрепку. Или заставить вас раскошелиться. Например, вы чисты, как высокогорный ледник, нет у вас никаких болячек, а проблемы с потенцией, о которых вы так переживаете, пройдут при нормальном сне и питании, и никакого такого специального лечения не требуется. Но я, вместо того, чтобы вас успокоить, сообщаю совсем-совсем другое. Представили? Вы получаете дополнительный стресс, а я с вас денежки за совершенно вам ненужное лечение. Все понятно? Ну вот. Именно этот аспект деятельности клиники мы и обсуждали с вашим коллегой большую часть времени. Возможность махинаций. Тем более, что многие заболевания мочеполовой сферы протекают, по крайней мере первое время, почти бессимптомно. Бить себя пяткой в грудь и клясться, что подобные махинации немыслимы, несовместимы с профессиональным самоуважением и вообще в принципе невозможны, я не стану, бессмысленно и вообще глупо. Возможны, разумеется. Вот только для того, чтобы подобные махинации осуществлять, нужна информация. То есть, как и в предыдущем случае, мне должно быть известно, что «Джеймс Бонд» — это Петр Иванович Сидоров, с которым у меня либо личные счеты, либо я знаю, что он в состоянии оплатить дорогое лечение. Иначе в этом нет вообще никакого смысла. Так?

— Логично. А что, лечение действительно настолько дорогое?

— Смотря что лечить. И как. Сами понимаете, даже аспирин бывает наш, а бывает импортный, да еще и растворимый — уже на порядок дороже. С прочими лекарствами и процедурами примерно так же. Даже при одних и тех же проблемах приходится исходить не только из необходимости, но и из размера кошелька. Кстати, дороже — совершенно не обязательно лучше. А есть назначения, без которых вообще можно обойтись, денег стоят, а служат исключительно для создания дополнительного комфорта. Тут много разных тонкостей, у нас сейчас на это просто времени не хватит. Если интересно, можно еще одну такую встречу провести. Кстати, с вашим коллегой мы договаривались, но он что-то не позвонил.

Я представила, как сине-зеленый Марк слезает с оцинкованного стола, с натугой открывает тяжеленную дверь холодильника, подходит к столу дежурного, снимает трубку… Бр-р! Конечно, ничего этого я господину Красниковскому объяснять не стану — а вдруг это он Марка трихополом накормил. Хотя зачем в таком случае вываливать передо мной всю механику возможных… э-э… махинаций — непонятно. С другой стороны, непонятно, почему он не поинтересовался причинами отсутствия самого Марка. Но все равно, лучше помолчать. В смысле лишнего не говорить.

— Да обстоятельства не сложились, — объяснила я. Собственно, объяснение не хуже всякого другого. Главное — ни слова лжи. Действительно, обстоятельства.

— Вот, в основном, и все.

— Владимир Иванович, еще пару коротких вопросов сейчас можно?

— Даже три. Но не больше. Правда, время поджимает, — он улыбнулся. Улыбался он часто и легко. Не той заученной американской улыбкой, которой одаривают клиентов продавщицы фирменных салонов, а… так улыбается человек, у которого просто хорошее настроение и вообще он полагает, что жизнь — довольно-таки забавная штука.

— Вопрос первый: когда — точно, включая время — был у вас Марков? Особенно время, день я знаю. Это можно как-то выяснить?

Владимир Иванович нажал клавишу селектора.

— Марина, будь добра, посмотри, около недели назад у меня был на приеме господин Марков, во сколько это было?

— В двенадцать пятнадцать, — ответил селектор после полуминутной паузы. Шустрые они тут, как…

— Второй вопрос. Только не удивляйтесь. Вы ему ничего не дарили?

— Конечно, — он пожал плечами. — Если это можно назвать подарком. Ох, извините, вам — забыл. — Он протянул мне небольшой календарик, на обороте которого красовался текст с милым заголовком «Любовь: техника безопасности». — Наш, фирменный.

— Спасибо. И уж просветите меня напоследок, а то любопытство замучает — что за странное название для клиники — «Сюжет-клуб»?

И тут он расхохотался.

— Ох, я иногда жалею об этой шуточке. Напишите это по-английски. Теперь прочитайте, как будто это по-русски, но английскими буквами…